Малинче - Лаура Эскивель

Малиналли поняла, что творится вокруг нее, лишь когда отряд Кортеса, отбиваясь от индейцев, стал уходить из города. Восставшие преследовали их. Конь, на котором скакала Малиналли, вдруг споткнулся и рухнул на землю, раненный индейской стрелой. Лучший друг Малиналли, тот самый конь, который был с ней в день крещения, которому она омывала ноги после резни в Чолуле, на котором скакала в бою против Панфило де Нарваэса, получил смертельную рану. Когда Малиналли, упавшая на землю вслед за конем, вскочила на ноги и поняла, что произошло, время для нее вновь остановилось. Звуки боя замерли, словно застыли в воздухе. Она ничего не слышала и не видела вокруг себя. Мир для нее сузился до умиравшей, бившейся в агонии лошади. Острая боль пронзила сердце Малиналли: она не хотела оставлять своего друга в беде, но понимала, что не сможет спасти его. Она не могла поверить в то, что это единственное близкое, верное ей существо вскоре превратится в раздувшийся труп, в пищу для червей. Опустившись на колени рядом с конем, Малиналли обняла его. В лошадиных глазах она увидела страх, боль и страдание. Такой же взгляд был у раненого Моктесумы. В нем читалось великодушие и царственное величие. Крепко сжав в руках дубинку-макану, которой она только что отбивалась от жаждавших ее смерти соплеменников, Малиналли обрушила ее на темя лошади, оборвав мучения несчастного животного. Затем она вытащила из-за пояса нож и, словно безумная, попыталась отрезать коню голову. В тот миг она хотела унести лошадиную голову с собой, чтобы воздать погибшему другу последние почести. Разум в те минуты отказывался служить Малиналли. Она забыла, что идет бой, что сама ее жизнь находится в опасности. Малиналли погибла бы в тот день, не заметь Хуан Харамильо, что один из индейцев уже схватил ее за волосы и занес нож у нее над горлом. Харамильо выстрелил из аркебузы, и напавший на девушку индеец рухнул на землю с пулей в груди. Сам же Харамильо подбежал к Малиналли, продолжавшей в исступлении резать лошадиную шею, и силой потащил ее по улице, уходившей к городским воротам. Лишь вырвавшись из города, испанцы смогли перевести дух. Малиналли все еще не понимала, что творится с нею и вокруг нее. Она молча сидела рядом с Харамильо, положив голову ему на плечо. В отряде заметили, что Харамильо проявил в этом бою особую храбрость и доблесть. Малиналли было тяжело: она оплакивала погибшего друга и сожалела, что не смогла унести с собой и с почестями похоронить его голову. Кортес тоже был огорчен: он не смог унести из Теночтитлана все сокровища.

Потерпев поражение, Кортес нашел убежище в Тлакскале. Разбив лагерь в этом городе, он решил переждать и набраться сил для нового похода. Тем временем на его стороне выступил еще один могучий союзник: среди индейцев разразилась эпидемия черной оспы, завезенной в Мексику кубинскими рабами, приплывшими вместе с испанцами. От этой болезни вымирали порой целые деревни. Одной из жертв оспы стал вновь избранный император Квитлауак.

После умершего повелителя на трон взошел юный Кваутемок. Едва ли не первым его решением был приказ казнить шестерых детей Моктесумы, по-прежнему считавших, что следует исполнить волю их отца и покориться испанцам. Сам юный император, несмотря на свирепствовавшую в городе эпидемию, готовил Теночтитлан к обороне. Он знал, что Кортес, которого поддерживали тлакскальцы, вновь собирается напасть на мексиканскую столицу.

По приказу Кортеса были построены тринадцать бригантин, с помощью которых он намеревался перекрыть подходы к Теночтитлану со всех окружавших его озер. К испанцам примкнули отряды воинов из Чолулы, Уэксотцинго и Чалько. Согласно подсчетам Кортеса, под его командованием была собрана целая армия — более семидесяти пяти тысяч человек.

Кваутемок позволил передовому отряду испанцев войти в город и обрушил на них град камней и стрел с крыш прилегающих к улицам домов. В ответ Кортес приказал разрушать те здания, с которых индейцы нападали на его солдат. Так было положено начало полному уничтожению города.

После одной из атак Кортес пробился к самому центру города — к главному храму, но мексиканцы напали на его отряд с тыла и вынудили испанцев вновь с боем пробивать себе дорогу за черту города. В ходе этого сражения около пятидесяти испанских солдат попали в плен к индейцам. В ту ночь осаждающие слышали в своих лагерях доносившиеся из города победные крики, а наутро узнали, что их плененные товарищи были принесены в жертву на ступенях главного храма.

Когда стало ясно, что с ходу занять Теночтитлан не удастся, Кортес решил взять город в осаду. Его отряды перекрыли все дороги, которые связывали столицу с большой землей, а бригантины и каноэ индейских союзников должны были препятствовать какой бы то ни было связи города с окрестными деревнями по воде. Он приказал разрушить акведуки Чапультепека, по которым подавалась в Теночтитлан пресная вода.

Замысел Кортеса был предельно ясен: истощить силы обороняющихся, вызвать в городе голод и нехватку воды и заставить защитников сдаться.

Постепенно кольцо осады сжималось. Дольше всего горожане сопротивлялись в Тлателолько, и именно там, на рыночной площади, в самом сердце еще недавно могущественной империи, был нанесен последний удар по защитникам Теночтитлана. Среди обороняющихся свирепствовала оспа, никто из них давно уже не ел досыта, и испанцам удалось одолеть их сопротивление. В день падения города было убито и взято в плен больше сорока тысяч индейцев. Над городом стоял плач и разносились стоны.

Кваутемок попытался спастись бегством, но был схвачен и приведен к Кортесу. Представ перед победителем, юный император сказал:

— Господин Малинче, повелитель чужестранцев, я делал то, что считал нужным и что был обязан делать ради спасения моего города и моих подданных. Я сделал все, что мог. Удача и боги отвернулись от меня, и теперь я твой пленник. Вынь же из ножен кинжал, который висит у тебя на поясе, и убей меня прямо сейчас.

Кортес не стал убивать пленника, но приказал пытать его огнем, чтобы выяснить, где в захваченном городе спрятано золото. Он хотел знать, где сокровища, которые он был вынужден бросить, отступая из Теночтитлана в ночь после смерти императора Моктесумы, и то золото, которое, по его предположениям, индейцы все еще где-то прятали.

Покидая захваченный город, уходя в Гибуэрас, Кортес забрал с собой и пленного императора Кваутемока. Вскоре один из тлакскальцев, сопровождавших испанский отряд с самого начала экспедиции, обвинил пленного правителя в том, что тот плетет заговор и пытается организовать мятеж против испанцев. Кортес, силой обративший пленного в католическую веру и нарекший его именем Фернандо, приказал повесить его на высокой сейбе, священном дереве майя, в одной из деревень провинции Табаско.

Света не было. Солнце скрылось за черными тучами. Оно походило на тусклую, ослабевшую луну, с трудом пробивавшуюся сквозь дым, окутавший землю. Дым же этот шел от огромных костров, на которых сжигались трупы погибших. На тусклое солнце можно было смотреть, не прищуриваясь и не опасаясь, что глаза начнут слезиться. Потеряв силу и блеск, солнце перестало отражаться в озерах и каналах долины Анауак, темные мутные воды которых были теперь окрашены кровью.

Вольеры во дворце Моктесумы опустели. Птиц и животных в них не осталось. Не осталось почти ничего и от былого могущества той империи, которую еще недавно возглавлял Моктесума.

Не горели уже во дворце сотни жаровен, не готовились на них сотни блюд для императора и придворных.

Мастера-ювелиры, изготавливавшие богатые украшения для императора, и ткачи, что ткали ему наряды, или погибли, или бежали из города.

Царившую в Теночтитлане тишину нарушали лишь стоны и жалобный плач Квиуакоатль, что еще звалась Тонантцин, женщины-змеи, всеобщей матери.

И шепотом из уст в уста передавалось завещание императора Кваутемока, его напутствие, которое дал он своим подданным перед смертью:

«Закатилось сегодня наше солнце, и мы остались во мраке кромешном. Знаем мы, что рано или поздно вернется солнце и вновь осветит наш мир. Сегодня же, пока оно скрыто от нас и проходит по предначертанному ему пути через невидимое небо Миктлан, мы должны пережить эту долгую ночь. Пережить же ее мы сможем, только держась вместе и не забывая о том, что это солнце — уже пятое в истории нашего народа. До тех пор, пока не взойдет шестое, нам надлежит хранить в наших сердцах все то, чем мы дорожим, все то, что любим: мы должны сохранить наш язык, должны воспитывать детей так, как воспитывали их всегда. Мы не имеем права забыть ни наше государство, ни то, как жили мы век за веком, помогая друг другу, заботясь обо всех, кто нам близок.

Спрячем от чужестранцев наши теокальтин — наши храмы, наши кальмекаме — школы высоких наук, наши тлачкоуан — площадки для игры в мяч, наши тельпочкальтин — школы для детей и юношей и наши квикакальтин — дома для священных песнопений, укроемся в наших домах, оставив улицы и площади пустыми.