Последнее правило стрелка - Сергей Мусаниф

— Любая схема работает лишь до тех пор, пока ее поддерживают люди, — сказал Горлум.

— Оч-чень свежая мысль, — заметил Серега.

Шесть боевых магов погибли на месте.

Еще четверо были выброшены в окна взрывной волной. Троим удалось притормозить свое падение при помощи левитационных заклинаний, один не успел этого сделать и разбился об асфальт, каким-то чудом промахнувшись мимо крыш трех дорогих машин, припаркованных рядом с домом.

Но операция отнюдь не закончилась. В дело вступила вторая волна атаки.

Шестеро магов, расположившихся на крыше соседнего дома, запустили заклинание инфаркта, способное отправить на тот свет целое стадо слонов.[19] Заклинание облаком накрыло весь пентхаус, и увернуться от него не было никакой возможности.

Роман затаил дыхание.

Через тридцать секунд заклинание рассеялось. По идее, на верхнем этаже многоквартирного дома должны были умереть все обладающие сердцем существа. Детекторы движения и инфракрасные очки ничего не обнаружили.

Четверо боевых магов со всеми предосторожностями ступили на обугленный пол когда-то роскошного жилища.

— Политика — это тоже магия, — сказал Горлум. — Ибо что такое магия? Это средство манипулировать предметами и энергиями, а политика — это средство манипулировать людьми. Успешным политиком стать не проще, чем могущественным чародеем, и редко один человек может преуспеть на обоих поприщах. Гэндальф был шикарным политиком, и в умении заставлять людей делать то, что он хочет, ему просто не было равных, но вот волшебником он был весьма и весьма посредственным. Фейерверки запускать любой фокусник умеет, а когда дело дошло до разборки на мосту, сколько сил он потратил на какого-то примитивного Балрога?

— Тебя послушать, так все кругом дураки и бездари. Один ты — красавчик. Скажи, а ты хоть кого-нибудь уважаешь? — спросил Серега.

— Горыныча уважаю, — сказал Горлум. — У него целых три головы, и все огнем дышат.

Говорим о ерунде, подумал Гарри. Пытаемся погасить нервное напряжение. Мы тут сидим на кухне, в тепле и безопасности треплем языками, а где-то, быть может, погибают люди. А может быть, даже гибнут целые миры, ждущие спасения именно от нас. Нельзя было соглашаться с Романом и полагаться на их спецназ. Роман же сам признавал, что ни с кем подобным Негориусу они здесь раньше не сталкивались.

— Иными словами, ты уважаешь тупую силу? — спросил у Горлума Серега.

— Полегче с «тупой» силой, — посоветовала средняя голова Змея Горыныча, привычно торчавшая из люка. — А то обижусь.

— Пардон, — сказал Серега. — Ты уважаешь силу, да?

— Силу все уважают, — сказал Горлум. — Ведь страх — это тоже форма уважения. Чем сильнее человек, тем легче ему жить.

— Не факт, — сказал Герман. — Сильные люди ставят перед собой более сложные задачи.

— В каком мире ты живешь? — поинтересовался Горлум. — Герман, ты похож на сказочного персонажа гораздо больше, чем Змей Горыныч. Иногда я даже не верю, что ты был рожден и воспитан людьми. Возможно, тебя кто-то выдумал.

— Возможно, нас всех кто-то выдумал, — сказал Герман.

— Умеешь ты поддержать дискуссию, — восхитился Горлум.

Джек заявил, что ему необходимо подышать свежим воздухом, и вышел на улицу.

Они были очень осторожны. Они шагали по пентхаусу в центре Москвы, как по вражеской территории, в которую этот пентхаус, собственно говоря, и превратился. Мало кто мог выжить после такого массированного заклинания, но спецназ рисковать не собирался.

Роман трансгрессировался и оказался рядом с командиром отряда. Тут же находились двое снайперов, наблюдавших за ходом операции в оптические прицелы своих винтовок.

— Что там? — спросил Роман.

— Пока все тихо.

— Потери?

— Семеро убитыми, трое ранеными. Где вы откопали этого парня?

— Он сам себя откопал.

Спецназовцы вошли в главный зал пентхауса. Негориуса и никого, похожего на Негориуса, там не обнаружилось.

— Выводи своих людей, — сказал Роман командиру спецназа. — У меня очень нехорошие предчувствия.

— А у меня приказ.

— Ты же в первую очередь маг и лишь во вторую — военный, — напомнил Роман. — Неужели ты готов вслепую рисковать вверенными тебе жизнями? Мы явно недооценили нашего врага.

— По-моему, ты зря волнуешься. Он уже покойник, — сказал командир спецназа. — Или ты думаешь, что у его нет сердца?

— Там что-то происходит, — сказал один из снайперов.

На верхнем этаже здания то и дело возникали вспышки, мельтешили неопределенной формы тени. Потом с громким воплем из окна вылетел еще один боевой маг.

— Вижу цель, — доложил снайпер.

Что за идиот, подумал в целом добродушный и хорошо относящийся к людям Роман. У нас есть приказ на ликвидацию, и снайпер успел убедиться, насколько опасен Негориус (а Негориус смертельно опасен), снайпер видит цель и докладывает об этом командиру. Вместо того чтобы стрелять. Или ему для каждого выстрела требуется отдельное подтверждение?

Видимо, командир спецназа испытывал те же чувства, что и Роман. Но выяснять отношения с подчиненным прямо на месте он не стал. Просто отдал приказ открыть огонь.

Тем не менее выстрела не последовало.

Гарри дал Джеку пять минут форы, а потом пошел вслед за ним.

Молодой волшебник чувствовал, что стрелка сейчас не стоит оставлять одного. Рушились устои мира, в котором жил Джек, и вся его жизнь, все его служение переворачивались с ног на голову, и цель их окончательно ускользала от понимания. Гарри не представлял себя на месте стрелка, не представлял, что бы он сделал, если бы узнал такую новость о себе. Что самим своим существованием он мешает развитию вселенной, а то и угрожает ее существованию.

Сие было немыслимо, но от Фила, этого нечаянного демиурга, можно было ожидать всякого.

Джек обнаружился на скамейке, неизменный саквояж стоял рядом. Джек курил, запрокинув голову к звездному небу.

— Я присяду? — спросил Гарри.

— Валяй.

Закурив, Гарри понял, что ему не о чем говорить. Первый порыв — найти стрелка — был удовлетворен, а что делать дальше, молодой волшебник просто не представлял.

Джек молчал, отнюдь не облегчая задачу.

— Ты не облегчаешь мне задачи, — сказал Гарри.

— А какая у тебя задача? — поинтересовался Джек.

— Ну… не знаю.

— Я не собираюсь стрелять себе в голову, — успокоил его Джек. — Пока.

— И что это значит? — Гарри похолодел. Неужели стрелок всерьез задумывается о суициде?

— Ровно то, что я сказал.

— И когда же ты собираешься это сделать?

— Я еще не решил. Очевидно, после того, как мы добудем недостающий артефакт.

— А тебе не кажется, что самоубийство — это выход для труса? — спросил Гарри, припомнив какую-то из проповедей Горлогориуса. Сам он о таких вещах никогда не задумывался и положился на мнение старшего.

— Может быть, — согласился Джек. — Только другого выхода я все равно не вижу. Фил утверждал, что наша вселенная создана для обеспечения служителей ордена Святого Роланда мишенями. Негориус утверждает, что нынешний кризис спровоцирован самим существованием ордена Святого Роланда и не будет разрешен, пока не умрет последний его служитель. Если с первым утверждением еще можно жить, то после второго это решительно невозможно.

— А ты не допускаешь мысли, что Негориус мог лгать?

— Зачем? Он же не думал, что Фил сможет кому-то передать эту информацию.

— И все-таки? Может быть, Негориус просто патологический лжец?

— Я ему верю, — сказал Джек.

— Даже если и так, это еще не значит, что ты должен пускать себе пулю в лоб.

— А что еще делать?

— Например, если ты окажешься за границами нашего мира, как сейчас, ты перестанешь на него влиять. А когда кризис закончится, ты вернешься.

— И спровоцирую еще один кризис?

— Не факт. Если твое отсутствие будет достаточно долгим, то схема может разрушиться.

— Насколько ты в этом уверен?

— Ну не знаю. Примерно наполовину. Но я еще об этом серьезно не задумывался.

Гарри поймал себя на мысли, что они рассуждают, исходя из того, что все остальные стрелки погибли. Его предложение имело смысл только в том случае, если бы Джек действительно остался последним. Так это или нет, они, однако, не знали.

— И ты готов рискнуть? — поинтересовался Джек. — Пятьдесят процентов — это недостаточно, если речь идет о судьбах мира.

— Почему речь никогда не идет о чем-то меньшем? — вздохнул Гарри. — Тогда ты можешь не возвращаться. Ты можешь просто остаться здесь. В любом случае это лучше, чем самоубийство.

— Но что я буду тут делать?

— Какая разница? А что ты будешь делать, если застрелишься?