Обретение неба (СИ) - Непейвода Женя

Согласно устава военного авиафлота командиру воздушного соединения в четыре вымпела полагается генеральский шеврон. Примите же его из моих рук в знак любви и глубочайшей признательности.

В толпе пробежал удивленный ропот. Маршал Гульхен самолично снял с плеча гвардейский капитанский шеврон и закрепил мальчику новый, с одинокой звездой бригадного генерала авиации.

Если Гса и думал, что переживет всё без труда, то последний жест ошеломил его. Перед глазами плыло. Маршал Гульхен отдал честь новоиспеченному генералу и пожал руку.

— А теперь, друзья, позвольте откланяться. Как я уже говорил, дела-дела. Генерал Любогохович, вы не откажете мне в просьбе, умыкнуть на время ваш тарантас? Обещаю, через час он вернется в ваше распоряжение.

— Так точно, товарищ маршал!

— Вы очень добры, не проводите ли меня до машины? Простите, юная принцесса, хочу переброситься парой слов накоротке с вашим мужем.

— Конечно, товарищ командующий.

— Благодарю и еще раз поздравляю. Товарищи, прошу меня простить, хорошенько погуляйте на свадебке! Идем, мой юный друг.

И они пошли к тарантасу. На ватных негнущихся ногах Гса словно плыл за правителем Рорара. Гульхен приветливо улыбался, но покамест молчал. Пока они ещё оставались в зоне слышимости. А когда, наконец, отошли к тарантасу, улыбка исчезла с лица.

— Любогохович, у меня мало времени, буду краток.

— Я вас слушаю, товарищ маршал.

— Вы сунулись в такую клоаку! В такой неподходящий момент!

— Я не…

— …не перебивать! Соррел помешан на бронзулетках, как полоумная девица. Цацки, цацки, цацки. Вы заметили, сколь губительна эта его страсть?

— Так точно.

— Хорошо. Но Соррел болван, целиком руководимый крикливой бабёнкой. Это очень и очень плохо. Не думаю, что государственный муж может позволить себе такое.

— Э-э.

— Не может, генерал, не может. И народная милиция такие вещи весьма подмечает. Обязана подмечать.

— Так точно.

— Посему вам приказ, собирайте информацию, внимательно за всем следите, доложите, если вам что-то покажется опасным.

— Я…

— …враги республики будут наказаны, жестоко наказаны. Вы можете помочь благому делу, а можете с легкостью разделить их участь. Не стоит прыгать на разъяренного архонтозавтра подобно вашему покойному папеньке.

— Понятно.

— Всё. Ступайте к гостям, бедные измучились от ожидания. Помните, Любогохович, нужно вычистить врагов из всех закоулков нашей государственной системы. Сколь могущественными бы они не казались. Трудовому народу всё равно сколько звезд на генеральском шевроне предателя…

Сдвинув брови, маршал Гульхен сел в тарантас. Гса завороженно захлопнул дверцу, командующий кивнул и опустил шторку. Машина резко сорвалась с места.

Октис 1696 год. Где-то в небе над республикой Рорар.

Маленький хищный дау легко набрал высоту и занял эшелон. И пусть алименты были не до конца наполнены, нужды в этом не было. Корабль шел порожняком, без груза. Хлойка потной рукой подравнивала сайдстик, немного играя машиной. Безумие, чистое безумие. Зачем она согласилась на уговоры банковского гада? Что же теперь будет с Матиком? Ну, почему всё так вышло? Почему они полетели в чертов Кувер с Нилоса, а не с Рорара? Почему Матиуш отказался от промежуточной приёмки для дозаправки?

Вопросы мучали девушку. Огромное, тягчайшее чувство вины давило на Хло. Вместе с мерзким чувством предательства она испытывала и величайший восторг. Боже мой, как в это поверить? Она сама ведет «Бово»! С капитанской грамоткой в кармане. Да разве ъэто возможно? Сон или явь?

Явь, которая была страшнее любого сна. Это право, распоряжаться дау в последнем рейсе, пока банк не пустит его с молотка. Явь, в которой Матик сидит в каменном мешке, а пустоголовая соплячка развалилась в его кресле и дергает сайдстик, что твой символ мужества!

Машина покачивалась на редких всполохах бокового ветра. Но порывы эти были не слишком сильными, метров пять-семь в секунду. Так, лёгкие толчки.

Нужно проверить насос, мелькнуло в голове, но тут же улетело вон. А зря. Старикан вот-вот подвернёт свою прохудившуюся манжету. Но ведь рядом нет капитана, настоящего капитана, который напомнит об опасности.

Хлойка сосредоточено сверялась с координатами. Ветер немного снёс корабль на запад. Нужно было посчитать компенсирующий курс. Внезапно паника охватила её. Справится ли она?! Никогда этого не делала толком! Матик всё зудел, зудел, мол, учи, дура, а она отшучивалась… Дура! Что же делать???

В ужасе Хло стала судорожно перебирать в уме все способы проверить навигационную привязку.

Тише, тише, ещё есть время, еще полно магии в алиментах, можно будет тысячу раз развернуть корабль и взять новый курс. Можно, в конце концов, послать сигнал бедствия. И тогда её отыщут, помогут попутные или встречные корабли.

Мысли метались по кругу. Что же делать, черт возьми?!

А дау пока продолжал удаляться на запад. Если бы Хлойка обладала волшебным зрением и могла отдалить себя от маленького кораблика, она бы поняла, что слишком отклонилась от нужного курса. «Божия воля» на раскрытых крыльях продолжал удаляться от родного терруара.

Матиуш проснулся от тряски. В тусклом свете маленькой свечки он увидел перед собой коренастые тени. Вставай-вставай!

Его и ещё нескольких арестантов, прибывших сегодня потащили в угол располаги. До отправки на каторжные работы нужно было сначала три дня провести в холерном ублиете. Но среди тех, кому выпало коротать дни в застенках, были и те, кого стража оставляла надолго. Им предписывалось следить за внутренним порядком. Ежели смотрители слишком усердствовали, часто забивали до смерти или, допустим, мало делились наваром со стражниками, их тоже отправляли на следующий левел.

Новеньких узников было семеро. Арбитров только трое. Но несмотря на двукратный перевес никто из новичков не пытался спорить со старшими. А те делово построили их в ряд и для острастки выписали зуботычины. После этого заговорил самый маленький из арбитров, но, очевидно, самый злой.

— Слушайте, жалкие отбросы, мне на вас глубоко наплевать. Три денька пролетят в холерке легко и беззаботно. Но только если вы, по доброй воле, отдадите мне отрезики. Ясно-понятно?

Новички угрюмо смотрели на бугаев, поигрывающих мускулами. Никто не достал денег. Тогда арбитры выхватили из строя первого же эльфа и начали жестоко охаживать по бокам. Матиуша мутило от вида крови, от бессмысленной жестокости.

Он подумал, что пора достать деньги. Конечно, у него был маленький загашничек. Одна купюра, свернутая в трубочку была спрятана в мешочке среди мыльно-рыльных принадлежностей.

Громилы продолжали избивать эльфа, тот безропотно всё сносил. Вдруг сосед Матиуша выступил вперед и заявил, что заплатит деньги. Довольные арбитры тотчас бросили бедолагу и поспешили стрясти заначку.

Матик помог подняться побитому эльфа и они заковыляли к гамакам. Наутро арестантов направили на работы по уборке большого сада холерного ублиета. Когда они вернулись, от них потребовали перед обедом вымыть руки. Матиуш с досадой обнаружил, что собственная денежка пропала. Берег он её берег, а кто-то взял и умыкнул.

Теперь расчитывать уж точно было не на что. Арестанты постоянно спорили между собой. Но рык грозных арбитров быстро успокаивал самых страстных.

Стараясь не думать о том, что случилось, Матиуш искал ответы на глобальные вопросы. Он понял, что подсознательно даже хотел, чтобы поскорее закончилось трепыхание над бездной. Дело в том, что никакая сила во вселенной не была способна сладить с исторической инерцией. Рорарская республика подминала под себя частную инициативу. Значит, у Матиуша просто не было шанса не потерять корабль. И как ни досадно было об этом думать, но изменить судьбу император оказался не в силах.

Теперь он думал о своём долге с улыбкой. Всегда оставаясь лишь марионеткой в чужих руках, Матиуш доказал, что истинная природа свободы — это лёгкость. Лёгкость, с которой каждый может свободно пролететь мимо кассы!