Стихотворения. Поэмы. Проза - Генрих Гейне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мария-Антуанетта
Перевод Л. Гинзбурга
{69}
Как весело окна дворца ТюильриИграют с солнечным светом!Но призраки ночи и в утренний часСкользят по дворцовым паркетам.
В разубранном павильоне de Flor’Мария-АнтуанеттаТоржественно совершает обрядУтреннего туалета.
Придворные дамы стоят вокруг,Смущенья не обнаружив.На них — брильянты и жемчугаСреди атласа и кружев.
Их талии узки, фижмы пышны,А в ножках — кокетства сколько!Шуршат волнующие шелка.Голов не хватает только!
Да, все — без голов!.. Королева сама,При всем своем царственном лоске,Стоит перед зеркалом без головыИ, стало быть, без прически.
Она, что носила с башню шиньон,И титул которой так громок,Самой Марии-Терезии дочь,Германских монархов потомок, —
Теперь без завивки, без головыДолжна — нет участи хуже! —Стоять среди фрейлин незавитыхИ безголовых к тому же!
Вот — революции горький плод!Фатальнейшая доктрина!Во всем виноваты Жан-Жак Руссо,Вольтер и гильотина!
Но удивительно, странная вещь:Бедняжки — даю вам слово! —Не видят, как они мертвыИ до чего безголовы.
Все та же отжившая дребедень!Здесь всё, как во время оно:Смотрите, как смешны и страшныБезглавые их поклоны.
Несет с приседаньями дама d’atourСорочку монаршей особе.Вторая дама сорочку берет,И приседают обе.
И третья с четвертой, и эта, и таЗнай приседают без лениИ госпоже надевают чулки,Падая на колени.
Присела пятая — подаетЕй пояс. А шестаяС нижнею юбкой подходит к ней,Кланяясь и приседая.
С веером гофмейстерина стоит,Командуя всем парадом,И, за отсутствием головы,Она улыбается задом.
Порой любопытное солнце в окноПосмотрит на все это чудо,Но, старые призраки увидав,Спешит убраться отсюда!
Помарэ
Перевод М. Павловой
IБог любви забыл о гневе,Кровь кипит, гремят фанфары:Слава, слава королеве!Слава ветреной Помарэ!
Не из края Отохайти, —Та во власти миссионера, —Нет, прелестницы-дикаркиНе коснулась вовсе вера.
К верноподданным выходитРаз в четыре дня, и только!И в саду Мабиль танцуетПред толпой канкан и польку.
Рассыпает величавоМилость вправо, благость влево,От бедра до икры, право,В каждом жесте — королева!
Бог любви забыл о гневе,И в груди гремят фанфары:Слава, слава королеве!Слава ветреной Помарэ!
IIТанцует. Боже, как стройна!Как изгибается она!О, легкий взлет, секунда дрожи!Как будто рвется вон из кожи.
Танцует. Ножку вскинув вдруг,То вертится, за кругом круг,То вдруг замрет, взмахнув рукою…О боже, сжалься надо мною!
Танцует. Смолкло все кругом…Так перед Иродом-царемПлясала дочь Иродиады,На гибель обрекая взглядом.
Танцует… Женщина-змея!Скажи, что должен сделать я?Молчишь? Эй, слуги! Где Креститель?Скорее голову рубите!
IIIА давно ли черствый хлебЕла, волею судеб?Нынче, позабыв задворки,Едет гордо на четверке.Под баюканье колесМнет в подушках шелк волос,Над толпой в окно смеется,Что толпа пешком плетется.
Как увижу это я,Заболит душа моя —Ах, вот эта колесницаОтвезет тебя в больницу,Где по божьему судуСмерть прервет твою беду,Где анатом с грязной дланью,Безобразный, с жаждой знанья,Тело сладостное вмигИскромсает, как мясник.Эти кони также скороСтанут жертвой живодера.
IVСмерть с тобой поторопиласьИ на этот раз права, —Слава богу, все свершилось,Слава богу — ты мертва!
В той мансарде, где унылоМать влачила дни свои,Вся в слезах она закрылаОчи синие твои.
Саван сшила, сбереженьяЗа могилу отдала,Но, по правде, погребеньеПышным сделать не смогла.
Тяжкий колокол не плакал,Не читал молитвы поп,Только пес да парикмахерПровожали бедный гроб.
«Я причесывал бедняжку! —Парикмахер говорит, —Помню, все в одной рубашкеПеред зеркальцем сидит…»
Ну а пес умчался вскореОт печальных похорон.Говорят, забыв про горе,Он живет у Роз-Помпон.
Роз-Помпон из Провансаля!Пусть судьба отплатит ей…Сколько сплетен мы узналиОт соперницы твоей!
Королева шутки праздной,Спас господь твои права,Ты лежишь в короне грязной,Божьей милостью мертва.
Ты узнала благость бога,Поднял он тебя во мгле —Не за то ли, что так многоТы любила на земле!
Бог Аполлон
Перевод В. Левика
{70}
IСтоит на вершине горы монастырь.Под кручей Рейн струится.К решетке прильнув, на зеркальную ширьГлядит молодая черница.
И видит: по Рейну кораблик бежитНевиданной оснастки,Цветами и парчой увит,Наряден, точно в сказке.
Плывет светлокудрый щеголь на нем,Как изваянье стоя,В плаще пурпурно-золотомАнтичного покроя.
У ног красавца — девять жен,{71}Как статуи, прекрасны,И гибкий стан их облаченТуникою атласной.
Поет златокудрый, искусной рукойНа звонкой лире играя.И внемлет, охвачена жгучей тоской,Черница молодая.
Крестясь, отвернется и смотрит вновь,Ломает в страхе руки…Бессилен крест прогнать любовь,Спасти от сладкой муки!
II«Я — Аполлон, бог музыки,Прославленный повсюду.Был на Парнасе{72} в ГрецииМой храм, подобный чуду.
На Монпарнасе, в Греции,Под кипарисной сенью,Внимал я струй Касталии{73}Таинственному пенью.
Ко мне сходились дочери,Смеялись, танцевалиИль вокализ, ля-ля-ри-ри,Веселый распевали.
В ответ им рог: тра-ра, тра-ра —Гремел, леса пугая, —То Артемида{74} дичь гнала,Сестрица дорогая.
И стоило кастальских водГубами мне коснуться —Мгновенно сердце запоет,И строфы сами льются.
Я пел — и вторила, звеня,Мне лира золотая.Сквозь лавры Дафна{75} на меняГлядела, замирая.
Я пел, и амброзийноеЛилось благоуханье,Вселенную единоеНаполнило сиянье.
Я прогнан был из Греции,Скитаюсь на чужбине,Но в Греции, но в ГрецииДуша моя доныне».
IIIВ одеяние бегинок{76},В плащ тяжелый с капюшономИз грубейшей черной саржи,Облеклась черница тайно.
И стремительно шагаетРейнским берегом, дорогойНа Голландию, и встречныхВопрошает поминутно:
«Не видали Аполлона?Плыл он вниз, одетый в пурпур,Пел, бряцал на звонкой лире, —Он кумир, он идол мой!»
Не хотят ответить люди:Этот молча отвернется,Тот, смеясь, глаза таращит,А иной вздохнет: «Бедняжка!»
Но навстречу ковыляетГрязный, ветхий старикашкаИ, руками рассуждая,Что-то сам себе бормочет.
За спиной его котомка,Он в шапчонке треугольнойИ, хитро прищуря глазки,Стал и слушает монашку.
«Не видали Аполлона?Плыл он вниз, одетый в пурпур,Пел, бряцал на лире звонкой, —Он кумир, он идол мой!»
Ухмыляясь и киваяСокрушенно головою,Старичок перебираетРыжеватую бородку.
«Как я мог его не видеть!Сорок раз видал в немецкойСинагоге в Амстердаме.Был он кантором и звался
Ребе Файбиш, — по-немецкиФайбиш значит Аполлон.Но, ей-богу, он не идол!Красный плащ? Конечно, знаю.
Красный плащ! Хороший бархат —По восьми флоринов локоть;Счет пока не погашен.И отца его отлично
Знал я: это Мозес Итчер,Обрезатель крайней плоти.У евреев португальскихРезал он и соверены.
Мать его, — она кузинаЗятю моему, — на грахте{77}Квашеной капустой, лукомИ тряпьем она торгует.
Нет им радостей от сына!Мастер он играть на лире,Но зато он трижды мастерНадувать в тарок и ломбер.
И притом он вольнодумец!Ел свинину; был уволенС должности и ныне возитТруппу крашеных актеров
Представляет в балаганахПикельгеринга{78} и дажеОлоферна{79}, но известностьЗаслужил царем Давидом.
Он псалмы царя ДавидаПел на древнем диалекте,Как певал их сам Давид,Как певали наши деды.
Он в притонах АмстердамаДевять шлюх набрал смазливыхИ, как девять муз, их возит,Нарядившись Аполлоном.
Есть у них одна толстуха,Мастерица ржать и хрюкать, —Носит лавры и за этоПрозвана зеленой хрюшкой».
Маленький народец
