Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина

Какой-то отдельный звук привлек его внимание. Он был похож на шум откатывающейся волны, которая шуршит галькой. Однако звук этот начал переходить в грохот, и Родион понял, что гальку в волне он для красоты выдумал, а все гораздо проще — где-то лошади понесли.

На Васильевском острове улицы расчерчены по линейке, на них далеко видно. Он оглянулся назад — пусто. Улица, которую позднее назвали Главным проспектом, была вымощена булыжником, в иных местах на ней сделали настил из досок, но покрытие после долгой зимы пришло в негодность, образовалось огромное количество ям, полных грязи и ила. Родион ускорил шаги, потом побежал и на перекрестке улиц, одна из которых шла от гавани, он увидел, как прямо на него несется карета.

Лошади, видно, совсем обезумели, кучер тоже. Удилами он задрал им головы, с оскаленных морд пена летела клочьями. Ах вы, бедные мои… Что же он, идиот, скоморох чертов, кнутом-то вас лупцует? Что вас напугало так? Или в яму дурацкую угодили? Дождавшись, когда ошалевшие лошади поравнялись с ним, Родион бросился вперед, вцепился а уздечку ближайшего жеребца и повис на ней, приговаривая: тише, золотые мои, тише… Где там тише! Лошади вдруг шарахнулись вбок. Какой-то дылда прохожий в военной форме, — надо же ему было в этот момент свернуть на улицу, — закричал дурным голосом. Лошади опять отпрянули в сторону, задок кареты ударился с силой о будку, заднее колесо соскочило с оси, и, подпрыгивая, покатилось прочь. «Да стойте же вы!» — громко крикнул Родион в сердцах, стараясь пригнуть голову жеребца вниз. Лошади замедлили бег, а потом и вовсе встали.

Это описывать долго, а произошло все в считанные мгновенья. В этот малый промежуток времени и «Отче наш» не успеешь прочесть. Только теперь Родион увидел, что спасенная им карета — роскошна. Лаковые стенки ее были украшены накладными акантовыми листьями с позолотой, они вились вокруг замысловатого герба. Кучер-неумеха, молодой еще мужик в богатой ливрее, сидел, вцепившись в кнут, и дрожал, мелко стуча рукояткой его о деревянный бортик. Откуда-то взялся драгун из полицейской команды и начал громко, матерно кричать на беднягу. А что его лаять, если он почти в обмороке.

— Уймись ты, здесь дама! — крикнул Родион драгуну, указывая на карету.

В окне кареты никого не было видно, но Родион был уверен, что секунду назад мелькнуло там до смерти испуганное женское лицо. Хромая, подошел верзила прохожий, видно, сильно его шибануло каретой, но жив остался, и на том спасибо. Что-то знакомое почудилось Родиону в лице и фигуре этого малого, но некогда сейчас было вспоминать. Он открыл дверцу кареты. Две женщины сидели обнявшись. Немолодая уже дама, с лицом приятным и достойным, успокаивала девицу, судя по одежде, камеристку. Последняя ревела в три ручья и, хоть опасность уже миновала, никак не хотела разомкнуть руки, которыми обвила талию своей госпожи. Дама повернулась к Родиону:

— Я все видела. Вы нам жизнь спасли. Это было ужасно!.. Мы столкнулись с другим экипажем, он выскочил из-за угла. На козлах сидел безумец, не иначе, а может быть, он был пьян! Уже сколько раз государыня выносила указы против быстрой езды! Последний предписывает нарушителям не только штрафы, но и смертную казнь. Да, да, я сама видела этот указ! — По мере того как дама говорила, голос ее все возвышался, в нем появились истерические нотки, и она стала задыхаться. Видно, только что пережитые события дошли до сознания, вызвав запоздалую реакцию.

Камеристка тут же перестала реветь, отлепилась от барыни и стала искать в дорожной сумке лекарства. Колесо меж тем с грехом пополам насадили на ось, и лошади тронулись шагом. Они все еще дрожали, и кучер вел их под уздцы.

На месте происшествия остались только Родион и долговязый поручик.

— А ловко вы, — сказал поручик, — я бы так не смог.

— У вас рука в крови.

— А… пустое. Вот ногу зашибло колесом — это хуже. И надо же — опять ногу, и опять колесом! Только в первый раз колесо принадлежало инвалидному креслу. Но это так, к слову… Не люблю дорожных происшествий.

— Надо же было вам именно в этот момент случиться на улице! — Родион говорил первое, что приходило в голову, больше всего ему хотелось поскорее отвязаться от признательного прохожего.

— Так я здесь живу. Неподалеку. Мне не хочется являться домой в таком виде. Домашние гвалт поднимут. Знаете, здесь рядом преотличная австерия. Хозяин немец. Чисто. И дочь хозяина эдакий пончик. Не обмыть ли нам столь благополучно окончившееся дорожное происшествие?

— Я не люблю пить днем.

— Кто ж любит? Но надо! И потом, уже сумерки. Я угощаю.

— Никогда не пью на чужие, — проворчал Родион, его здорово начал раздражать этот поручик, сама фигура его и развязная манера общения вызывала в памяти что-то до крайности тяжелое и настолько неприятное, что не хотелось вспоминать, что именно.

— Тогда вы меня угостите, если, конечно, при деньгах. Поймите, если бы не счастливая звезда моя, я лежал бы сейчас бездыханный, с треснутой башкой…

Поручик явно преувеличивал размер предполагаемой беды, в серых глазах его прыгали насмешливые черти, дразнит ли он Родиона или впрямь перенервничал и нуждается в доле спиртного? Во всяком случае, он человек не без самообладания.

— Ладно. Пошли. Платить будет каждый за себя.

— Как вам угодно.

Австерия оказалась маленькой, в три стола. За стойкой торчал хозяин заведения, увидев поручика, он сладко заулыбался, очевидно узнав в нем завсегдатая.

— Сегодня свинину подают? Тогда нам свининки… и чтоб с зажаренной корочкой, и тушеную капусту. Душа моя, фройлян Анхен, мне бы личико обмыть, — попросил поручик. — И вот это. — Он показал окровавленную руку.

Хозяйская дочка, хорошенькая, но очень конопатая, испуганно пискнула.

— Неужели дуэль, князь?

— Боже избавь, ангелочек! Это дорожная травма.

Они ушли за перегородку, там послышался плеск воды, похохатывание вальяжного поручика: «ну давай все твои золотые веснушки пересчитаем!» и визг девицы.

— Ну вот, обмыл боевые раны. Какое вино подали? — Он посмотрел на этикетку и принялся наполнять бокалы. — А теперь позвольте спросить, как поживает Лизонька Сурмилова?

И тут Родион его узнал, все разом вспомнил, и вечер этот, мрачный и холодный, и пьяную рожу нежданного гостя, и несостоявшуюся встречу с матерью на следующий день.

— Как и прошлый раз, повторяю, я не знаю никакой Лизоньки Сурмиловой.

— Понятно, значит, еще не возвернулась в отечество моя дорогая краля.

— Вот ваш заказ, князь Козловский, — пропела Анхен, ставя на стол две фаянсовые тарелки с аппетитно зажаренным мясом.

— Князь Козловский, вы сказали? — рассеянно переспросил Родион.

— Все недосуг представиться. — Поручик встал и щелкнул каблуками. — Князь Матвей Козловский к вашим услугам.

Родион перевел дух.

— Садитесь, не торчите свечой. Я только что, буквально полчаса назад, был в вашем доме. Я давно ищу встречи с вами. Меня зовут Родион Люберов.

4

Матвей потому под карету угодил, что слишком уж задумался, а по-русски говоря, закручинился. Отмотаем время назад и вспомним нелепый инцидент, случившийся после бала. Интуиция, предчувствие, называйте, как хотите, подсказывали Матвею, что нападение на него было связано с Шамбером. Между ним и французом стояла какая-то тайна. И уж наверное серьезная, если Шамбер решился на убийство.

Попутчики Матвея в карете, можно сказать, были темными лошадками, это ясно. Ведь ни словом не обмолвились, что Шамбер едет в Петербург. Зачем? Вероятно, по своим личным делам, а скорее всего по посольским. Иначе как бы француз попал на столь представительный бал? Все они тайные агенты, вот что! Наверное, в то время, пока Матвей пьяный валялся в крапиве, между французами и их гостями, которые потом стали трупами, произошла какая-то сцена. Но Матвею ее ни в коем случае видеть не полагалось. А он и не видел. И хорошо, на черта ему их тайны. Надо разыскать Шамбера и поговорить с ним по-свойски. Мол, я ничего не знаю, однако любопытно, что там случилось, почему перестреляли друг друга и куда делись деньги? Нет, про деньги не надо, вот уж это его совсем не касается. А лучше всего — найти Шамбера, надавать ему по морде без всяких объяснений и схлестнуться на шпагах. Хотел драки? Получай!

Однако все это романтика и лирика. Может быть, Шамбер не имеет к нападению после бала никакого отношения. Кричали-то по-русски, с хамским выговором, а это значит, князь Козловский кому-то дорожку перебежал.

На следующий день, перед тем как ехать в казармы, Матвей заглянул на площадь перед бальным домом. На углу торговали пирогами и квасом. Извозчики зазывали седоков. Матвей зашел за угол, где давеча стояла тетушкина телега, потоптался, внимательно глядя себе под ноги. Может быть, что-нибудь обронил проклятый, скажем, платок с монограммой или письмо. Глупости… обычный городской мусор: солома, щепки, кожура орехов, огрызки яблок.