Алекс - Казакевич Максим

   - Я тебя тоже очень рад видеть, Аня. Можно сказать, что я соскучился по вас, мне не хватает женского внимания. Не поверишь, у нас на борту одни мужики.

   - Да ладно, врешь ты все. Такого не бывает, - звонко засмеялась Аня.

   - Вру, - добровольно сознался Алекс. - Как проходит служба? Вижу, звание присвоили?

   - Да, неделю назад. Фингал у меня видишь?

   - Вижу, и шрам тоже. Неужели опять со своей сестрой подралась?

   - На этот раз нет, - Аня кончиками пальцев коснулась своего шрама. - А что, он так заметен?

   - Совсем чуть-чуть, - заверил Алекс.

   - Наверное, стоит сделать пластическую операцию - он меня ужасно уродует.

   - Что ты, не надо. Мне так нравится.

   - Правда? - хитро сощурилась Аня. - А может по нему ты нас просто хочешь различать? Какой хитрый.... А кстати, где твой друг Ксиу?

   - Он здесь, рядом. Может позвать?

   Получив неохотное согласие, Алекс высунулся из переговорной кабинки и махнул другу рукой. Ксиу словно ждал этого и моментально очутился рядом.

   - Здравствуй, Ксиу, - чуть нейтрально поприветствовала девушка.

   - Здравствуй..., Аня, - он безошибочно определил с кем разговаривает, из-за чего Алекс почувствовал легкую зависть. - Ты изменилась.

   - Зато вы, какими были такими и остались, эгоисты. Почему вы ни разу нам не позвонили? Мы тут сидим, ждем-ждем, романы ни с кем не заводим. С вашим-то окладом можно выло немного потратиться, он у вас не чета нашим стипендиям. Не разорились бы.

   Что тут можно было сказать? Она права, оклад курсанта в звании младшего лейтенанта был в пять раз больше оклада курсанта без звания. Друзья виновато опустили глаза в пол. Со стороны это, наверное, выглядело очень смешно, потому что Аня вдруг заразительно засмеялась, и друзья поняли, что получили прощение.

   - Ладно, мальчики, вы только Яне не говорите, что я вам звонила, а то она мне голову оторвет.

   - Хорошо, не скажем, - энергично закивали головами друзья.

   Аня была явно довольно собой. Кинула родную сестру на общение с Алексом. В этом деле у них было что-то вроде негласного соревнования, каждая отчаянно пыталась прибрать Алекса к рукам.

   - Ты не сказала, как тебе звание присвоили, - напомнил Алекс, не давая возникнуть неловкой паузе.

   - А-а, случайно, - ответила Аня. Она потеребила край шелкового шарфика. - Не так давно мы пытались уничтожить несколько "слухачей", а они неожиданно оказались под сильной охраной. Был бой и меня подбили, когда я уходила на перезарядку. Я меня взорвался двигатель, и мой кокпит катапультировался прямо в бокс. Там я впечаталась в перегородку, а саму меня приложило лицом об приборную панель. Отсюда у меня синяк под глазом и шрам. Еще ребро было сломано, но его уже срастили. Наш капитан, от радости, что я осталась жива, пожертвовал мне звание, а за нарушение техники безопасности потом влепил строгий выговор и лишил премиальных за боевые вылеты. У меня ремень ослаблен был. Теперь мы с Яной ходим в паре. Я ведущая, она ведомая.

   - Так вы там воюете?

   - Потихоньку.

   - А у нас тихо. Стоим на приколе.

   - Где вы находитесь? - поинтересовались Аня.

   Алекс кашлянул. О таких вещах говорить по внешней связи не полагалось, сигнал могли перехватить. Да и ДУШ по мере сил прослушивал все личные переговоры, контора этим жила. Поняв заминку, Аня покачала головой.

   - Да-да, как же, военная тайна и все такое. Можете не отвечать. Обрадую только, что мы вас скоро увидим. Мы завалили нашего командира прошениями о переводе на "Могучий".

   - Так вы что, к нам скоро переведетесь? - с надеждой в голосе спросил Ксиу. Сердце у него отчаянно заколотилось.

   - Нет, - разочаровала Аня. - Командир нас послал не по уставу. Но мы все равно увидимся.

   - Как?!

   - Т-с, военная тайна, - девушка прижала указательный палец к губам. - Враг не дремлет - он бдит, но не бздит. Вот..., ой....

   - Что "ой"?

   - Время кончается, - удивленно-обиженно объяснила Аня. - Заболталась с вами, все деньги на переговоры ушли. Ладно, мальчики, целую, пока. Ждите нас скоро и смотрите, сестре моей не проболтайтесь, а то она мне голову точно открутит. Пока!

   На последнем слове связь оборвалась и экран моргнул синим фоном. Друзья медленно поднялись и вышли из кабинки.

   - Ну вот, я же говорил, что они будут за тобой по всему космосу бегать, а ты не верил.

   В голосе Ксиу сквозила легкая ревность.

   - Ерунда, случайность, - отмахнулся Алекс и намекнул, - а у тебя появляется прекрасная возможность добиться взаимности от одной из них.

   Ксиу подумал секунду и согласно кивнул.

   На выходе из рубки связи друзей встретили трое мрачных агентов ДУШ. Один из них бесцеремонно оттеснил Ксиу в сторонку, и двое других больно завернули Алексу руки, так, что он уткнулся носом в собственные колени. Потом его спросили:

   - Вы Алексей Дронин, пилот?

   - Нет! Это не я! - завопил Алекс от боли и страха перед надвигающейся инвалидностью.

   - Мы так и знали.... Пойдемте, господин младший лейтенант, поговорим. Нам надо задать вам пару сложных вопросов. Есть огромное желание получить от вас на них ответы, и желательно правильные.

   А Алекса потащили по длинному коридору. Ксиу дернулся, чтобы возмутиться, но агент так впечатал ему кулаком в солнечное сплетение, что он моментально разучился дышать и медленно осел на холодный, металлический пол.

   17

   На знойную, песчано-каменистую планету Затизанд - главную судоверфь федерации, пришел неожиданный праздник, по этому случаю даже объявили сокращенный рабочий день. Праздник был не совсем обычен и не был приурочен к какой либо знаменательной дате, просто по приглашению высокопоставленных лиц, на Затизанд прибыл столичный театр со своим новым спектаклем. Спектакль назывался "Три потуги", состоял из двадцати актов и без перерыва мог идти почти пятнадцать часов. Естественно целых пятнадцать часов глазеть на сцену никакой человек не выдержит, и потому бессменный хит всех сезонов был логично разбит на три части, по пять часов в каждой и давался в течение трех дней. Получался прямо какой-то сериал. При этом спектакль трижды планировалось повторить и показать по центральному телевидению. Более семисот человек прибыло на Затизанд в качестве гостей, и разместить всех по гостиницам удалось с огромным трудом. Столько гостей здесь ни разу не встречали.

   Шел второй день премьеры. Губернатор Гихилиан вместе со всем своим кабинетом сидел в шикарном ложе открытого амфитеатра и с отвращением смотрел на происходящее на сцене действо. Спектакль ему совсем не нравился, но приходилось терпеть. Произведение, которое обожал сам президент Охо Рабзол и особенно его супруга, обязаны были посмотреть все без исключения крупные и средние чиновники. Иначе на стол президента мог лечь подробнейший донос, а он не совсем понимал, как можно не любить такое искусство.

   Сюжет спектакля был, если говорить мягко, немного странным. В нем рассказывалось о жизни одного молодого художника, который от хронического безденежья и вечной голодухи изобрел новый способ написания картин. Делал он просто. Художник брал несколько чистых стаканов и наливал в них по сто миллилитров растительных красок различных цветов, потом аккуратно ее выпивал и взбалтывал животом. Когда краска в желудке слегка перемешивалась с желудочным соком, он вставлял два пальца в рот и на холст выплескивался готовый натюрморт. Все! Дальше художник сушил картину и продавал за бешенные деньги. С большими деньгами к художнику пришла и большая слава, а за ней и любовь в количестве семи крепких телом и духом невест. Каждая невеста была с большими запросами, так что парню пришлось потрудиться для их обеспечения. Этим он заработал себе язву. Вдобавок, каждая невеста, если уж и не знала о существовании соперниц, то, по крайней мере, догадывалась, и потому отчаянно пыталась привязать к себе богатого жениха. Никто из них не была оригинальной, и вся привязка делалась через постель и ребенка, отчего бедолага к язве желудка получил крайнее истощение сил. Он спохватился только в реанимации. В течении долгих скучных дней переосмыслил свою жизнь и, послав подальше своих горячо любимых поклонниц, решил сменить сексуальную ориентацию и уйти творить в горы. Решение далось на удивление легко, горы он всегда любил. И насчет ориентации чувство собственного достоинства не особо возражало, тем более что ему всегда нравилось смотреть на обнаженные скульптуры античности, особенно на нижнюю их половину.

   Таков сюжет был вкратце - совершенно имбецильный.

   Во время девятого акта, когда актер, игравший главную роль, в очередной раз сотворил свое произведение, Гихилиану стало особенно противно. Он с трудом подавил свой спазм в желудке и, склонившись к Валонсио, шепнул:

   - Меня сейчас самого стошнит, честное слово. Я не могу больше на это смотреть.

   Его секретарь понимающе закивал.