Бархат - Джейн Фэйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдемте, Джейк. – Гувернантка взяла мальчика за руку. – Нам надо вернуться к одиннадцати – на урок географии. Его сиятельство обязательно проверит вечером, как вы выучили все про океаны.
Мальчик сразу погрустнел и еще раз тревожно заглянул в комнату. Отец ничего не сказал, поэтому Джейк послушно взял гувернантку за руку и попрощался с Габриэль.
Графиня закрыла окно и еще некоторое время смотрела, как женщина с ребенком быстро пошли по траве к дороге. «Не много же они увидят, если будут мчаться с такой скоростью», – подумала Габриэль.
Затем она повернулась к лорду. Веселая улыбка все еще играла на ее губах. Лицо ничем не выдавало того безумного волнения, которое охватило ее.
Натаниэль захлопнул сейф. Он задержал взгляд своих карих, непроницаемых глаз на девушке.
– У тебя такой свирепый вид, – небрежно сказала она. Сердце ее бешено колотилось. – Тебя что-то беспокоит? Тебе не понравилось, что я разговариваю с Джейком?
– Нет, – ответил он, усевшись за свой стол.
– Не буду тебя больше беспокоить, – проговорила Габриэль. – Я понимаю, что у тебя много работы.
Неужели она себя выдала? По его поведению нельзя было догадаться.
Натаниэль кивнул и опустил перо в чернильницу.
– Я только хотела… – начала графиня. – Ох, нет, извини, я правда не думала тебя беспокоить.
Габриэль нервно ходила по комнате. Она поправляла подушки, сложила журналы на столике, не переставая, думать о том, как ей развеять свои сомнения. Может, если она начнет говорить о шпионаже, он проговорится?
– Я хотела спросить, во всех ли городах континента у тебя есть свои агенты?
– В большинстве, – ответил Прайд, даже не поднимая головы.
Габриэль не обратила внимания на его грубый ответ.
– Наверное, у тебя есть люди и во всех королевских дворах. Мне интересно, есть ли такой человек при Талейране? Или, к примеру, в парижском салоне мадам де Сталь?
Натаниэль сжал губы и процедил сквозь зубы:
– Ты уже завтракала?
– Нет еще. А ты?
– Да.
– М-м-м… Но разговорчивей от этого не стал. Я думала, ты лишь за столом не любишь разговаривать.
– Не могу сказать, что я не люблю разговаривать. Я болтать попусту не хочу.
Габриэль присвистнула:
– Да, многие сейчас говорят, что они не любят болтать попусту.
– Я сомневаюсь в этом, мадам, – сухо проговорил Натаниэль.
Графиня настойчиво продолжала свои расспросы:
– Интересно, а сам-то ты работаешь? Или шеф тайных агентов просто сидит в центре сплетенной им паутины и придумывает новые интриги? Мне интересно, как чувствует себя человек, который отправляет людей на опасные задания, если он сам временами не выполняет таких заданий?
– Мне кажется, вы задаете слишком много вопросов, мадам. Ступайте-ка лучше позавтракайте.
Натаниэль решительно занялся бумагами.
– Действительно, с тобой нелегко найти тему для разговора, – заметила Габриэль, покачав головой. – Про детей и про детство – нельзя. Про твою работу – запрещено. А уж заикаться о том, что ты на редкость раздражительный тип, нельзя и подавно. Но человеку надо же как-то выполнять светские обязанности воспитанного гостя.
Натаниэль ничего не ответил, а затем поднял голову. Казалось, он о чем-то размышляет, вдруг его лицо осветила такая редкая для этого мужчины улыбка.
– Есть одна приемлемая тема для разговора, Габриэль. Я удивлен, почему ты еще не заговорила об этом.
– Какая же?
И вдруг – о чудо! – к ней пришла уверенность в том, что все было в порядке. Она не попалась в его ловушку. Девушка почувствовала, что сама невольно улыбается Прайду. Интересно, знает ли Натаниэль, какой силой обладает его улыбка, которую он так редко показывает?
– Любовь, – коротко ответил он. Лорд прищурил глаза, продолжая улыбаться. – Ты знаешь, что под правой грудью у тебя – россыпь очаровательных веснушек, а особенная пикантность в том, что почти такие же веснушки на твоей попке? Если я рассмотрю их поближе, то…
– Натаниэль! – укоризненно проговорила графиня. Но она улыбалась, а глаза ее тепло светились.
– Я бы хотел, чтобы сейчас был сезон клубники, – продолжал Прайд. И смотрел на Габриэль долгим взглядом из-под ресниц.
– Уверена, что мне не следует спрашивать, по крайней мере, до завтрака, но все-таки – почему?
Колени у графини задрожали, и она сжала рукой подлокотник дивана.
– Есть у меня одна фантазия, – продолжал Натаниэль своим бесстрастным тоном. – Я хочу налить в твой пупок шампанского и положить туда ягоду клубники.
Голова у Габриэль закружилась, сладкая истома охватила ее.
– Ты весь день будешь работать? – спросила графиня.
– Нет, если сейчас ты оставишь меня одного.
– Это – обещание?
– Может быть… А теперь ступай!
– Да, сэр.
Графине пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать на ноги. Затем она спокойно улыбнулась Прайду и направилась к двери.
– Габриэль!
– Да, сэр?
– Подумай, чем в январе можно заменить клубнику.
– А как насчет шампанского?
– В подвале у меня есть несколько редких бутылок этого напитка из прекрасного винограда, который уродился года на три раньше тебя.
Графиня де Бокер улыбнулась жестким темным волосам, потому что Прайд так и не поднял головы, как будто они обсуждали обеденное меню. Нелегкий, раздражительный был нрав лорда Прайда, он любил одиночество, но все это ничуть не уменьшало силы его обаяния.
– До скорого, милорд.
– До скорого, графиня.
Габриэль, улыбаясь, закрыла за собой дверь и направилась в небольшую комнату возле лестницы – там обычно завтракали. Подойдя к ступенькам, она остановилась, а затем, задумавшись, поднялась, и ее лицо оказалось на одном уровне с портретом Элен, покойной леди Прайд.
Лучистые глаза смотрели прямо на нее, красивые губы сложились в мягкую улыбку. Что знала Элен о его необычайной чувственности? О его чутких руках и умении любить?
Габриэль глубоко вздохнула. Желание пронзило ее. В тех письмах, что она видела вчера ночью, не было ни слова о безумной страсти. Натаниэль писал Элен нежные слова, с любовью описывал ее улыбку, тепло ее глаз, все время повторял, что с нетерпением ожидает встречи. Это были вполне разумные, спокойные слова любящего человека, который беспокоится о том, чтобы не сказать и не сделать чего-то, что может испугать или ранить его любимую.
А ответы Элен… но Габриэль не читала их. Достаточно уже того, что она глаз не могла оторвать от писем Натаниэля. Не хватало ей еще читать признания в любви давно умершей женщины, которую графиня к тому же никогда не видела.
Графиня резко развернулась и пошла вниз – завтракать. Отношения Натаниэля и Элен были запретной территорией, на которую лучше не соваться. То же самое касалось и его отношений с сыном.