Виктор Цой - Александр Житинский

Первый альбом назывался „45“ по длительности материала, который туда влез. Но на самом деле он длится сейчас сорок две минуты, там была еще одна песня, которая называлась, по-моему, „Я – асфальт“. Кстати говоря, у группы появился тогда какой-то начальник автодорожной службы, который сильно им помогал. Я не помню, кто он был, но он говорил, что это про него песня, поскольку ассоциировал себя с асфальтом. Потом песня вылетела, а игралась она три минуты, и соответственно альбом стал меньше. И „42“ надо бы ему называться, а называется он „45“. Альбом „45“ – это сольный альбом Цоя на самом деле. Там Рыбина почти нет, Витя делал все сам. Оформление ему делал Леша Вишня, это одна из его первых работ. Там был изображен Цой, который держит в руках слово „Кино“.

Боря принимал активное участие в записи. Он приходил вместе с Цоем и Рыбиным. Рыбин, кстати, в конце куда-то исчез. Запись делалась прямиком, вживую или с одним наложением на магнитофоне „Тембр“, переделанном мною, но узкими дорожками. Так что запись практически любительская, и это препятствует выходу этого альбома, а он ведь хороший. Там песни „Алюминиевые огурцы“, „Бездельник–1“ и „Бездельник-2“.

В то время, надо сказать, работать с Цоем было проще, потому что он еще не был достаточно сумасшедшим, что ли. Он был тогда мальчик, закончивший художественное ПТУ резчиком по дереву. Кстати говоря, у Майка Науменко до сих пор лежит совершенно замечательная пепельница, сделанная Цоем в виде стопы, каждый из пальцев которой представляет собой миниатюрный мужской член. Вдохновляющая работа».

Леша Рыбин изображает процесс более подробно.

Алексей Рыбин (из книги «Кино с самого начала»):

«Мы вошли в знаменитую, правда, в довольно узких кругах, студию, где родились все альбомы „Аквариума“, в студию таинственного и неуловимого Андрея Тропилло. Несколько комнаток, выделенных под студию звукозаписи охтинским пионерам и школьникам, были завалены разнокалиберной полуразобранной и полусобранной аппаратурой – здесь, видимо, шел постоянный процесс обновления, из трех старых пультов собирался один новый, из одного длинного шнура – три коротких, на стенах висели гроздья микрофонов разных марок. Проходя по комнате, мы натыкались то на одинокий барабан без пластика, то на гитару без грифа, ноги попадали в капканы из гитарных струн, петли которых валялись там и сям на полу. Сама камера звукозаписи была, правда, в идеальном порядке, но мы увидели ее чуть позже, а пока мы видели только хозяина этого местечка. Андрей Тропилло был одет в серые просторные брюки, висевшие мешком, войлочные домашние тапочки и какой-то серенький свитерок.

Прямо вслед за нами приехали Фан, Дюша и Сева. Все были в сборе, и можно было начинать.

– Вы барабаны пишете? – спросил Тропилло.

– Да вообще-то надо бы, – начал Витька.

– А-а-а, у вас барабанщика нет, – понял звукорежиссер. – Хорошо. Драм-машину хотите?

– Драм-машину?..

– Витька, попробуй с машиной, – посоветовал Борис, – это будет интересно, ново и необычно. Новые романтики – новый звук.

– Хорошо, давайте попробуем.

Тропилло быстренько вытащил откуда-то драм-машину, и ею немедленно занялся Фан – мы с Витькой даже не подходили к такому чуду.

– Ну, проходите в камеру, – пригласил нас Тропилло.

Мы прошли в камеру звукозаписи – уютную, красивую, чистую и изолированную. Там был полный порядок – стояли уже два стула, две стойки с микрофонами для нас и наших акустических гитар, лежали шнуры для электрических гитар, стояли барабаны для отсутствующего барабанщика… Мы настроили инструменты – Витька двенадцатиструнку, я электрогитару, взятую напрокат у Бориса.

– Сегодня будем писать болванки.

– Чего? – не поняли мы звукорежиссера.

– Болванки, – повторил Тропилло.

Он сидел в аппаратной, говорил нам в микрофон, что нужно делать, и мы видели его через небольшое застекленное окно. Рядом с Тропилло торчали головы Бориса, Дюши, Севы и Фана, который уже что-то выжимал из драм-машины – какое-то пшиканье, шлепанье и бряканье.

– Бас пишем сегодня? – спросил Андрей у нас.

– Бас-гитары нет, – печально ответил Витька.

– Ладно, потом. Пишем акустику и вторую гитару. Рыба, играй подкладку, соло наложишь вместе с голосом. Поняли?

– Поняли.

– Ну, порепетируйте, отстроим заодно драм-машину.

Мы никак не предполагали, что с драм-машиной у нас будет столько возни. Тогда мы впервые столкнулись с этой штукой и никак не могли удержаться в нужном ритме – все время улетали вперед. Все дело было в том, что машину было очень плохо слышно и Витькина гитара забивала пшиканье этого аппарата, а когда возникала пауза, то выяснялось, что мы опять вылезли из ритма. Поскольку закоммутировать машину иначе было невозможно, то решение проблемы нашел Фан – он стал размашисто дирижировать нам из аппаратной, мы смотрели на него и кое-как записали несколько болванок, придерживаясь нужного ритма.

Время нашей записи уже перевалило за две недели, а до конца было еще довольно далеко. Витька наконец решил, какие песни точно должны войти в альбом, и насчитал четырнадцать штук, а записано было еще только семь или восемь. Мы писали по новому методу Тропилло – блоками по несколько песен, доводя работу над ними до полного завершения – с голосом, подпевками и всем остальным».

И так совпало, что именно в этот момент записи первого альбома и подготовки к первому появлению на публике в рок-клубе – концерту, от которого очень многое зависело, ибо публика в рок-клубе (это я уже говорю по личному опыту) была весьма придирчива и не стеснялась в выражениях, именно в этот момент, а точнее, 5 марта 1982 года, Цой знакомится с девушкой по имени Марианна.

Кстати, достаточно далекой и от рок-клуба, и от рок-музыки.

Марианна Цой (из повести “Точка отсчета”):

«…В тот день мне пришлось отправиться на вечеринку к друзьям, с которыми давно не виделась. Собственно, был день рождения. Ситуация была такая. У меня был один знакомый, с которым у нас совпадают дни рождения. Он в тот год очень активно себя повел и хотел справить день рождения совместно. Я же этого не хотела, поскольку уже была, можно сказать, солидной дамой, работала в цирке заведующей цехами постановочной части и мне светило место замзавпоста. И вообще мне уже было неинтересно. Я справила день рождения так, как считала нужным, дома, но он меня очень звал. Я ему сказала: „Саня, я, конечно, приду к тебе на день рождения, но только ты, пожалуйста, не афишируй, что оно еще и мое, потому что какого-то активного участия я принимать не хочу“.