Любовница моего мужа (СИ) - Оксана Барских

— Соблазнить Миру? Эта сама кого хочешь, — на последних словах Архипов осекся, понимая, что выгораживает сейчас Гдальского, а это в его планы не входило. С другой стороны, Наде не стоит питать иллюзий насчет своей родственницы, которая шкурный интерес ставит выше семейных уз. Они оба недостойны внимания Нади.

— Миш, не знаю, что делать. Боюсь придти домой и… Я и Тае пока не говорила, знаю ведь, скажет “а я тебе говорила”, а это меня окончательно добьет, понимаешь? Господи, не понимаю, зачем на тебя свои проблемы вываливаю. Прости, я пойду работать…

Уйти Гдальской Архипов не позволил.

— Надя, — тон его стал чуть строже.

— Ах, да, прости, ты ведь меня по работе вызывал. Прости… То есть, простите, Михаил Львович.

Мужчина вздохнул и посмотрел на Надю, которая мало того, что выглядела потерянной, так и вовсе казалась ему сейчас слабой маленькой дюймовочкой. Вот только выражение лица ее стало донельзя упрямым.

— Я тебя по командировке вызвал. Хотел сказать, что сегодня вечером вылет.

Архипов похвалил себя за предусмотрительность, что тянуть время не стал и организовал поездку так скоро. Как знал, что Гдальский оступится, даст ему шанс отбить Надю. И он, Миша, его не упустит.

— Как сегодня? Мне надо тогда быстро таблицу доделать, вещи собрать и… — Надя испуганно вздохнула, а затем глаза ее заволокло туманом, когда она перечисляла вслух предстоящие дела. Раньше именно работа отвлекала ее от проблем, так что она ухватилась за возможность отсрочки скандала с мужем на неопределенный срок. Даже не спросила, надолго ли они уезжают.

— Так, поехали, Надюш, за таблицу не переживай, бухгалтерия всё доделает, а у нас с тобой и без того много дел.

— Каких еще дел?

— Я же сказал. ЗАГС. Потом вещи. И не спорь. Ты сама не своя, а я твой лучший друг. Желаю тебе всего самого лучшего.

С этим Надя не могла поспорить. Она была в таком раздрае, что позволила Мише рулить, для нее сейчас это было спасением. Оставаться наедине с собой боялась сильнее всего, ведь тогда возвращались мысли, самобичевание и воспоминания, куда же без них. Кадры животного совокупления, казалось, отпечатались у нее в голове, не желали уходить.

Конечно, она понимала, что ни от себя, ни от разговора с мужем не убежишь, но ей отчаянно требовалась помощь извне. Возможность собраться с мыслями. И если бы она переживала всё в одиночестве, неизвестно, куда бы это ее завело.

Заявление на развод она подавала сомнамбулой, не до конца осознавая серьезность поступка. Рука ее дрожала, когда она ставила подпись, бумага расплывалась перед глазами, но дело она по итогу довела до конца. Такую гнусную измену Леше она не сможет простить. Да, любила. Да, заботилась. Да, пожертвовала всем ради него, но… Всё это она делала для ее доброго верного Леши. Не для того животного, которое безжалостно растоптало пять лет их счастливого брака. Да еще и так гнусно. Ей казалось, что такое можно увидеть только в мыльной опере. Подумать только. Только достигшая совершеннолетия племянница и ее муж. Два некогда дорогих ей человека.

— А теперь за вещами, — потянул ее за собой Миша.

Состояние Нади ему не нравилось. Любая другая на ее месте рвала бы и метала, желала выдернуть сопернице космы, отомстить изменщику-мужу, но Надя… Нет, она будто закрылась и ушла в себя. Из глубины ее глаз на него смотрел затравленный побитый зверек. Раньше, до брака, она такой не была, и тем сильнее ему хотелось избить Гдальского. За то, что сломал женщину, которую любил он, Миша Архипов. И судьба в этот день ему благоволила. Когда они подъехали к дому Гдальских, он сразу же выцепил глазом машину Алексея. Он уже был дома.

Глава 21

Надя заметила, как в окне кухни мелькнула фигура мужа. Он отовдинул занавески и посмотрел вниз. Она покраснела, понимая, как двусмысленно выглядит ее приезд, но затем расправила плечи. Ей нечего стыдиться. Она мужу, в отличие от него, не изменяла.

— Миш, во сколько у нас самолет?

— В двадцать три тридцать.

— Ты езжай домой, встретимся в аэропорту. Мне нужно поговорить с Ле… Алексеем, собрать вещи и… В общем, я на такси приеду.

— Напишешь, как будешь готова. Я за тобой заеду.

Надя знала упрямое выражение, застывшее на лице Архипова. В этом был весь он. Всегда приходил к ней на помощь в самые трудные дни. Когда он нехотя уехал, она всё еще продолжала стоять около подъезда. Встала под козырек, чтобы муж не видел ее, обхватила себя руками и решалась сделать шаг в подъезд. Неизвестно, сколько бы она так простояла, но в какой-то момент скрипнула металлическая дверь, выпуская наружу пожилую пару из квартиры напротив. Чтобы не вызывать лишних вопросов, Надя скользнула внутрь и вынужденно поплелась к лифту.

— Долго ты поднималась, — хмыкнул Гдальский, как только она переступила порог квартиры.

Надя промолчала, не зная, с чего начать разговор, но вся та неуверенность и апатия, которая охватила ее вне дома, вдруг куда-то испарилась. На место опустошению при виде неверного мужа пришло негодование, прорезавшее ее горло ровно поперек.

— Я подала на развод.

Надя не ожидала, что скажет это так обыденно, словно сообщила просто о погоде или же каком-то рабочем моменте, не стоящем внимания. Но слова вылетели у нее машинально, будто в ответ на претензию, с которой на нее набросился Алексей.

— Что?

Его брови удивленно улетели вверх, а затем лицо посмурнело. Брови насупились, глаза заметали молнии.

— Давай после командировки поговорим. Мне нужно вещи собирать.

Женщина прошла мимо мужчины в спальню, стараясь не соприкасаться с ним даже кусочком ткани, и он это заметил, чувствуя накатывающее раздражение. Чувство вины и цветы, которые он купил ей, тут же позабылись. В нем снова взыграла ревность. Дикая. Разъедающая, словно азот кожу.

— К Мишке своему уходишь? Нашла хахаля побогаче? — съязвил и встал на пороге спальни, схватившись руками об косяк. За флегматичными сборами жены наблюдал с нескрываемой прерывистой злостью.

— Что? — выдохнула Надя и вскипела. — Не смей спихивать на меня свою вину! Это не ты меня, а я застала в ванной с другой!

— И это повод для развода?! Да многие семьи так живут, и ниче! Хочешь, как мать моя, у разбитого корыта остаться?! — прорычал Гдальский, позабыв о своих изначальных планах извиняться и умолять о прощении на коленях.

— Вот только мать свою приплетать не надо. Она-то как раз мужа-изменщика не простила, или