Мертвецкая - Линда Фэйрстайн

Во время полета я говорила только о расследовании — о жизни Лолы Дакоты и трагических обстоятельствах ее смерти. Джейк внимательно слушал и время от времени перебивал меня, задавая вопросы, как опытный журналист.

— Сейчас я даю тебе выговориться. — пожурил он меня. — И накладываю двухдневный мораторий на все результаты вскрытий, серологические рапорты и полицейские расследования. И мировые кризисы тоже.

Он наклонился и поцеловал меня в губы. Самолет подрулил к маленькому терминалу. Пилот вышел на крыло, обошел вокруг и, открыв люк, опустил трап.

— Обвинение не возражает, мисс Купер?

— Нет, Ваша Честь.

Я попросила смотрителя и его жену подготовить к нашему прибытию дом: включить отопление, застелить постели, расставить цветы, доставленные накануне, забрать заказанные мной продукты, охладить шампанское, сложить дрова перед камином. А также оставить мою машину в аэропорту, чтобы мы сами смогли добраться домой.

Все автомобили на парковке были покрыты инеем. Мы прогрели двигатель и включили обогрев окон: ветровое стекло обледенело. Оделась я довольно тепло — слаксы, свитер и лыжная куртка, — но мороз безжалостно щипал нос и уши, и всего за несколько секунд щеки у меня покраснели. Местная радиостанция не скупилась на островные музыкальные шедевры, Джеймса Тэйлора и Карли Саймон.[56] Припев ее песни «Предвкушение» оказался мне удивительно созвучен. Как и Карли, я думала о том, каким правильным может оказаться сегодняшний вечер.

Двадцатиминутная поездка по острову прошла в молчании. Между Днем поминовения и Днем труда[57] Виньярд наводняли толпы приезжих. Они арендовали прибрежные дома, заполняли маленькие гостиницы. Летом улицы кишели народом, но сейчас от них не осталось и следа. Мой старый коттедж стоял на вершине холма, с которого открывался вид на безбрежный океан и небо. Это было одно из самых мирных и безмятежных мест на земле. Каждый день на мой стол попадали всякие ужасы, и сюда я приезжала восстанавливаться.

Зимняя темнота Саут-роуд уступила место яркому свету фар моего автомобиля. Густая листва давно опала, и за голыми деревьями виднелись дома, стоящие вдоль дороги. Большинство были ярко освещены, украшены зелеными гирляндами и лентами из красного и белого бархата. У многих на подоконниках по новоанглийской традиции стояли свечи. Этот коттедж мы с Адамом купили за несколько месяцев до нашей несостоявшейся свадьбы. Почти десять лет я не могла даже думать о нем как о собственном доме. Потом, когда в перестрелке трагически погибла моя подруга Изабелла Ласкар, я сомневалась, что вообще смогу когда-нибудь сюда вернуться. Я постоянно делала ремонт и меняла мебель, но тем не менее прекрасно понимала, что это лишь внешние изменения, они не доберутся до причин моего страха. Но та радость, которую я обрела с Джейком этим летом, вновь разожгла мою любовь к этому удивительному месту.

Я свернула на Битлбанг-Корнер и остановилась перед чилмаркским супермаркетом. Все остальное на моей стороне острова было закрыто, и этот универсам был единственным местом, где мы могли купить все необходимое. Я взбежала по ступенькам. Летом они были забиты пляжными завсегдатаями, велосипедистами, бегунами, рабочими — туристами и местными. Утром здесь сидели, попивали кофе, читали «Нью-Йорк Таймс» и болтали. В обед проезжали несколько миль, чтобы купить кусочек пиццы «Примо». А вечером, на закате, перед тем, как его двери закрывались, покупали все, от «капуччино» со льдом до батареек и свежего пирога с черникой. Вывеска на двери гласила, что на рождественской неделе магазин закрыт. Я скрестила пальцы: надеюсь, все нужные продукты есть дома.

Подъездная аллея к моему дому находилась всего в двух милях отсюда. Когда мы взошли на последний холм, поднялся ветер. Как всегда, сердце у меня заколотилось от восторга: скоро я окажусь дома. Подъехав к знакомой стойке с почтовыми ящиками, я притормозила и свернула в гранитные ворота. Олениха с двумя оленятами, рыскавшая в снегу в поисках пиши, шарахнулась в сторону. Я остановилась перед дверью. Каждый раз, приезжая сюда, я подолгу упивалась красотой окрестного пейзажа. Выключив фары, мы молча сидели в машине. Я смотрела на тусклые огни вдалеке, а Джейк гладил мне шею. Наконец он снова поцеловал меня в губы и сказал:

— Пойдемте, миссис Клаус. Нас ждут дела. Разве ты не голодна?

Я взглянула на часы. Было уже почти восемь часов. Мы вытащили из машины сумки и вошли в дом.

— У меня весь вечер расписан. И пока тебе еще не полагается быть голодным. Ужин в одиннадцать, а официальное празднование начнется в полночь.

— Не возражаешь, если я пока погрызу мочку уха или ключицу? — Джейк шел за мной по пятам. Я ходила из комнаты в комнату, включая лампы и зажигая ароматизированные свечи.

— Должно же иногда оставаться что-то незапланированное, чтобы я мог внести это в твое строгое расписание.

У каменного очага стояла маленькая елочка, не выше двух футов. Под ней лежала огромная коробка из магазина игрушек, обернутая в подарочную бумагу и перевязанная лентой.

— Надеюсь, я не перепутала подарки! Этот, по-моему, должен был отправиться моей племяннице.

— Не только у тебя есть список подарков на Рождество, Златовласка.

Я вытащила из своей сумки два красных чулка и повесила их на спинку дивана. На отворотах белыми и зелеными нитками моя мама вышила наши имена.

— Может, включишь музыку? А я пока приведу себя в порядок.

Я прошла в спальню и разделась. Из окна открывался восхитительный вид на бескрайние просторы, окаймленные древними каменными стенами. Я чувствовала себя в безопасности: проблемам, от которых я защищалась в городе, здесь до меня не добраться. Рыбацкая деревенька Менемша на другой стороне озера пруда скрылась во мгле начавшегося снегопада. Первые мягкие хлопья ударялись о рамы французских окон и сразу таяли. Это мое убежище.

Я поставила таймер парогенератора на десять минут, температуру — девяносто пять градусов, вошла внутрь и прилегла на деревянную скамейку. Комнатку заполнил пар, и я вспотела. В голове крутились воспоминания о заснятом на пленку мнимом убийстве Лолы Дакоты, которые постепенно смешались с видом вполне реальной окровавленной шахты лифта. Еще чуть-чуть, и тело очистится от токсинов, а ум и душа — от мыслей о смерти и насилии. Физическая чистка шла полным ходом, но поскольку кроме размышлений мне больше было нечем заняться, мысленные образы остались.

Через шесть-семь минут я отключила пар и включила душ, подняв лицо к двадцатидюймовому кругу, окатившему меня горячим водопадом. Я вымылась и взбила на волосах шампунь. Когда я вышла из парилки, Джейк уже стоял с банной простыней в руках. Я завернулась в нее, мы снова поцеловались. На этот раз поцелуй затянулся — мы нежно попробовали друг друга на вкус. Потом я прижалась щекой к его плечу. Он поглаживал мои мокрые кудряшки и прижимался губами к затылку.

Я повела его к постели.

— Почему ты решил, что это не было запланировано? Ты меня недооцениваешь.

Губы Джейка заскользили по моему телу. Сначала он целовал мне руки, потом спину. Я повернулась к нему, обхватила его лицо ладонями и потянула вверх, приглашая внутрь.

— Не так быстро, — прошептал он.

— Медленно будет позже. Я так скучала по тебе на этой неделе. Ты мне нужен, Джейк.

Мы замолчали и отдались любви. После я пристроилась рядом с его стройным телом, положив голову на вытянутую руку Джейка, и закрыла глаза, а когда открыла, поняла, что заснула и проспала почти час.

— Прости. Я хотела…

— Тебе это было нужно, дорогая. Расслабься.

Джейк уже принял душ и оделся для вечера.

На нем были джинсы и кашемировый свитер с вырезом лодочкой. Я снова приняла душ, а когда вернулась в спальню, на кровати лежала длинная красная блестящая коробка, перевязанная газовой серебряной лентой.

— Я такой ребенок! Я подожду до полуночи.

— Нет, это подарок для меня, и я хочу, чтобы ты открыла его сейчас.

Я дернула за ленточку и подняла крышку. Под тонкой бумагой лежала шелковая пижама нежнейшего оттенка морской волны.

— В моих снах ты всегда носишь этот цвет. То есть когда на тебе есть одежда. — Он приложил пижамную куртку к моей коже. — Надень ее сегодня вечером, пожалуйста. Ради меня.

Я облачилась в бледный гладкий наряд, причесала волосы и мазнула «Калешем» за ушами, по шее и запястьям. Джейк был в гостиной. Пока Элла Фитцджеральд[58] пела ему песню Коула Портера,[59] он разжег огонь в камине и налил нам виски. Когда я вошла, он стоял у окна и смотрел, как на улице кружатся снежные хлопья.

— Я понимаю, что ужин — часть праздничного сюрприза, но голодный парень начинает нервничать, когда его любимая женщина способна разве что вскипятить чайник. Может, тебе помочь на кухне?