Миг бытия так краток - Роджер Желязны

Мы шли дальше, стараясь оставить позади как можно больший отрезок пути.

Одолев километров десять, мы уже падали с ног. Понимая, что нам не удастся уйти намного дальше без отдыха, мы постоянно высматривали подходящее безопасное место для сна.

Наконец я узнал крутую каменистую гору, где пас в детстве овец. Небольшая пастушья пещера вверх по склону оказалась сухой и не занятой. Прикрывавший ее деревянный щит обвалился и сгнил, но пещерой все еще пользовались.

Мы натаскали чистой травы для постелей, завалили ветками дверь и вытянулись без сил. Миг спустя Хасан уже храпел. Мои мысли повращались секунду, прежде чем убаюкаться, и в ту секунду я понял, что из всех удовольствий — глотка холодной воды, когда жаждешь; спиртного, когда алчешь; секса; сигареты после многих дней без крошки табака — ни одно не может сравниться со сном.

Сон — это самое лучшее…

Я мог бы сказать, что если бы наша группа выбрала длинный путь от Ламии до Волоса — дорогу вдоль побережья, то все могло бы пойти совершенно по-другому и Фил мог бы жить и сегодня… Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае. Даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, как и что я изменил бы, если бы удалось проделать все вновь. Силы окончательного распада уже шагали гусиным шагом среди руин, подняв оружие…

Мы добрались до Волоса на следующий день и последовали дальше, перевалив гору Пелион, до Портарии. По другую сторону глубокого ущелья лежала Макриница.

Мы перебрались через ущелье и нашли остальных.

Фил довел их до Макриницы, попросил бутылку вина и экземпляр «Освобожденного Прометея» и просидел с ними до глубокого вечера.

Утром Диана нашла его уже остывшим, но с улыбкой на устах.

Я воздвиг погребальный костер среди кедров неподалеку от руин Епископи, потому что он не хотел быть преданным земле. Я умастил его ладаном, ароматическими травами, и костер получился вдвое выше человеческого роста. Ночью он возгорится, и я скажу последнее «прощай» еще одному другу. Оглядываясь назад, я вижу, что вся моя жизнь состояла, главным образом, из приходов и уходов близких людей. Я говорю: «Здравствуй». Я говорю: «Прощай». И лишь Земля пребывает вовеки…

Черт.

Поэтому я отправился днем со всей группой в Пагасы, порт древнего Иолка, расположенный на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени олив на холме, откуда открывался великолепный вид на море и скалистые склоны побережья.

— Именно отсюда аргонавты отплыли на поиски золотого руна, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— А кто был среди них? — спросила Эллен. — Я читала про это в школе, но забыла.

— Участвовали в этом предприятии и Геракл, и Тесей, и певец Орфей, и Асклепий, и сыновья северного ветра Борея.

Капитаном их был Ясон, ученик кентавра Хирона, пещера которого, между прочим, находится неподалеку от вершины; горы Пелион, вон там.

— В самом деле?

— Как-нибудь я вам покажу ее.

— Спасибо.

— Неподалеку отсюда также произошла битва богов с титанами, — добавила Диана, подходя ко мне с другой стороны. — Разве титаны не сорвали с места гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа?

— Так гласит предание. Но боги, в своей, доброте, восстановили пейзаж в первозданном виде после кровавой битвы.

— Смотрите, парус, — указал полуочищенным апельсином Хасан.

Я посмотрел и действительно на горизонте увидел крошечное пятнышко.

— Да, это место по-прежнему служит портом.

— Быть может, это корабль с героями на борту, — предположила Эллен. — Возвращается с новым руном. А что, собственно, они будут делать с этим руном?

— Важно не само руно, — пояснила Рыжий Парик, — а процесс его добывания. Это прекрасно знал каждый хороший сказитель. А из руна женщины всегда могут сшить потрясающие наряды. Они, бывало, с удовольствием подбирали остатки после разных экспедиций.

— К вашим волосам оно бы не пошло, дорогая.

— К вашим тоже, детка.

— Их можно изменить. Конечно, не так легко, как ваши…

— А напротив, — вмешался я громким голосом, — находятся руины византийского собора — Епископи, которую я наметил к реставрации. Правда, ее очередь подойдет только через два года. Предания гласят, что на этом месте проходил свадебный пир Пелея, тоже одного из аргонавтов, и морской нимфы Фетиды. Наверное, вы слышали рассказ об этом пире? На него пригласили всех, кроме богини раздора, а та все равно явилась да еще и подкинула золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей». Царевич Парис, как полагается, присудил его Афродите, и участь Трои была решена. Когда Париса видели в последний раз, он был не слишком счастлив. Ах, эти решения! Как я часто говорил, эта страна кишмя кишит мифами.

— Сколько мы здесь еще пробудем? — поинтересовалась Эллен.

— Я бы хотел провести в Макринице еще пару дней, — ответил я. — А потом мы отправимся дальше на север. Скажем, еще примерно с неделю в Греции, а потом переправимся в Рим.

— Нет, — вмешался Миштиго, сидевший возле нас на камне и разговаривавший со своей машинкой, отрешенно глядя на воды Эгейского моря. — Нет, экскурсия закончена. Это последняя остановка.

— То есть как?

— Я полностью удовлетворен и отправляюсь теперь домой.

— А как же ваша книга?

— Я добыл свой материал.

— И какой именно этот материал?

— Когда я закончу работу, то пришлю вам экземпляр с автографом. Для меня время очень дорого, а теперь у меня имеются все сведения, какие мне необходимы. Во всяком случае, все, какие мне понадобятся. Я позвонил сегодня утром в Порт и вечером за мной пришлют скиммер. Вы езжайте себе дальше и делайте все, что хотите, но я уже все завершил.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось, но мне пришло время уезжать. Я должен еще многое сделать.

Он поднялся на ноги и потянулся.

— Мне надо позаботиться об упаковке моих вещей, поэтому я должен сейчас откланяться. У вас здесь прекрасная-таки страна, Конрад, не смотря ни на что… Я увижусь со всеми вами за обедом.

Он повернулся и стал спускаться с холма.

Я сделал несколько шагов за ним, следя, как он уходит все дальше и дальше.

— Хотел бы я знать, что подтолкнуло его к этому? — подумал я вслух.

Позади меня раздались шаги.

— Он умирает, — тихо сказал Джордж.

Мой сын Ясон, опередивший нас на несколько дней, куда-то исчез. Соседи рассказали о его отбытии прошлой ночью в Царство Аида. Патриарх унесся верхом на красноглазом адском псе, который вышиб дверь его жилища и умчался с ним в ночь. Все мои родственники захотели, чтобы мы остались на обед.

Дос Сантос все еще поправлялся — Джордж обработал его раны и не счел их достаточно серьезными, чтобы отправить в афинский госпиталь, поэтому я согласился со своими родственниками и потомками. Не расскажу ли я им о Тейлере, о Гаити, об Афинах? Конечно. Почему бы и нет? Не расскажут ли они мне о последних двух десятилетиях в Макринице? Равным образом.

Затем я отнес цветы на кладбище и просидел там некоторое время. Зайдя в дом Ясона, отремонтировал дверь немногими найденными в сарае инструментами. А потом наткнулся на бутылку вина и осушил ее до дна. И закурил сигарету. А также сварил себе кофе и выпил в одиночестве весь кофейник.

Я по-прежнему ощущал подавленность. И до сих пор не знал, что, собственно, происходит. Джордж, однако, разбирался в болезнях голубокожих, и, по его словам, в веганце проявлялись несомненные симптомы невралгического расстройства И.П.-разновидности. Неизлечимого, и с неизбежным летальным исходом.

И даже Хасан не мог поставить этого себе в заслугу. «Этиология неизвестна» — таков был диагноз Джорджа. Значит, все приходилось пересматривать с самого начала.

Джордж знал о болезни Миштиго еще с того приема. Интересно, что навело его на след?

Фил попросил его понаблюдать, не видно ли у веганца признаков смертельной болезни.

— Почему?

Ну, он не сказал почему, и теперь уже я не мог пойти спросить его самого. Эту проблему предстояло решать мне самому.

Завершил ли Миштиго свою работу или же у него просто не оставалось времени, чтобы ее выполнить? Он сказал, что закончил. Если это неправда, то выходит так, что я все время защищал мертвеца, без всякого смысла. А если правда, то мне требовалось знать результаты его труда, чтобы принять решение относительно отмеренного ему остатка жизни. И очень быстрое.

Обед не принес ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и игнорировал или отклонял наши вопросы. Поэтому, как только мы выпили кофе, Рыжий Парик и я вышли выкурить по сигарете.

— Что случилось? — спросила она.

— Не знаю. Я хотел спросить у вас.

— Нет. Что теперь?

— Лучше скажите мне сами.

— Убить его?