Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ) - Вероника Вячеславовна Горбачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даша невольно глянула на собственную обувь — и тотчас старушка в зеркале наклонила голову. Даша вскинулась, уставилась неверяще, провела рукой по… седым волосам, стянутым в хвост, по своей щеке… Отражение, как водится, повторило всё, как есть. И то, как пальцы, будто не веря ощущениям, вновь и вновь касаются морщинок на лице, трогают шею… и то, как Даша с ужасом смотрит на руки, высушенные преждевременной старостью…
Молчание нарушил Пастушок.
— Я ж говорил, что вредная это штука — материнская любовь. Опасная. На моей памяти, не тебя первую на неё подманили. Ты ж согласилась полжизни за дочкино здоровье отдать? Согласилась. Сама, добровольно. С точки зрения законов магии — дала согласие на сделку. Вот у тебя полжизни и отобрали. И уже неважно, что тебя к этой «добровольности» два года толкали.
— Это… сколько же мне теперь? — прошептала Даша и вдруг ахнула: — А что с Ксюшей? Её не тронули?
Ужасно страшно было услышать ответ. С тех нелюдей, что ради неведомой цели пользуются мороками и обманом, сталось бы использовать не только мать, но и ребёнка.
— Насколько я могу увидеть отсюда — с ней почти всё в порядке.
Даша выдохнула, но тотчас ухватилась за тревожащее слово:
— Почти?
— Она в хорошем месте и у хороших людей. Те её вовремя отбили у нечисти, решившей, что похищенной у тебя жизни маловато будет, можно ещё одну в запас прихватить… Сейчас она в безопасности. Но погоди, неразумная женщина, подумай же, наконец, о себе, а не о ребёнке!
— Но ведь Ксю…
На плечо Даше легла тяжёлая рука Любавы.
— Заруби себе на носу: мать в порядке — в порядке дети. Поможешь себе — поможешь дочери. Только так. Слушай и запоминай.
***
— … И каким бы ужасающим не покажется тебе вдруг что-то — помни: непоправима лишь смерть. Да и та… Взять, к примеру, Исидоркину семью. У нас со Стражами сговорено: в случае гибели при выполнении долга дать возможность возродиться. Пусть не в этом мире, дабы равновесие не нарушать… Брэдбери помнишь с его законом бабочки? Что здесь умерло, то умерло; а вот у соседей, к примеру, целая кладка скроушиных яиц из стазиса выведена; часть птенчиков, скорее всего, не проснётся, а у них в судьбах важные миссии обозначены. Вот и подселят к ним душеньки наших летунов…
Даша вдруг встрепенулась. Но сразу сникла. Любава отвела глаза.
— О Костике не спрашивай. Не знаю, куда его душа ушла. Не всё успевала отследить. Тут ведь как получилось…
Проводила взглядом мавок, с хихиканьем утаскивавших Зеркало подальше от костра. Вернее, тащили двое, остальные подбадривали, на ходу корчили рожицы и заглядывали в волшебное стекло, ловили светляков и украшали раму, сплетённую из лозы и непонятно откуда взявшуюся. Вздохнула
— Девчонки — они такие девчонки…
— Я теперь навсегда такая? — невпопад спросила Даша о больном. И, собравшись с духом, уточнила: — Это сколько мне теперь… осталось?
Пастушок фыркнул, но промолчал. Ведьма поморщилась.
— Дарья, соберись! Я тебе о чём только что твердила? Нет ничего непоправимого. Стали бы мы совет собирать, коли помочь невозможно? В любом договоре можно лазейку найти, а твой, к тому же, совсем простенький. Тот, кто его составлял, думал, видать, что мы здесь вообще дикари, раз почти без магии живём.
— Так на том и расчёт построен, скорее всего, — неожиданно серьёзно вклинился в разговор отрок. — Морана ей, этой пришлой фее, что снег на голову свалилась. Не окажись у нас свидетелей из Древних Богов — она бы Дашке наобещала с три короба и свалила в закат навсегда, с её молодостью. Ворованной. А сейчас — как хочешь, но либо Договор выполняй и лечи девицу Ксению, либо возвращай аванс. Иначе такой откат от нарушенной клятвы пойдёт — мало не покажется.
Даша сморгнула. Слова, вроде, звучали знакомые, но общий смысл не то, чтобы ускользал… Одно она вдруг твёрдо поняла: эта её внезапная преждевременная старость — не навеки. Только, должно быть, нужно как следует постараться, чтобы восстановить справедливость и вернуть свои годы жизни, выманенные обманом.
И тут её память зацепилась за кое-какие слова.
— Погоди-погоди. Как ты сказал? Свалила бы в закат? Вот так, да? То есть, если бы не вы и не эта, как её… Старая Боги…
— Древняя, — поспешно поправила ведьма. — Упаси тебя… весь Пантеон, в общем, упаси, назвать Морану как-то иначе. Ну, ты поняла. Она ж этого слова терпеть не может.
Даша замедленно кивнула. Насчёт Пантеона она тоже выяснит… позже
— Так я правильно поняла? Меня элементарно собирались кинуть? И никто бы Ксю не помог?
— Смотри-ка, закипела! — с удовольствием отметил Пастушок. — Правильно, так и надо. Потому что и впрямь тебя чуть не обвели вокруг пальца. Злишься? Молодец. Злись. Это очень полезно. Набирайся хорошей деятельной злости — и внимай пока. Давай, Любаша, с самого начала, иначе толку не будет — по верхам прыгать.
Ведьма кивнула.
Не торопясь, потянулась к пеньку. Даша глазам своим не поверила: там уже пыхтел горячий самовар, настоящий, с трубой, которую так интересно набивать еловыми шишками, перевитый связками баранок, как революционный матрос пулемётными лентами. Любава протянула ей кружку, наполненную до краёв, горячую, но не обжигающую.
Клюквенный морс. С мёдом, корицей и гвоздикой. Невероятно вкусный, пусть и во сне, где, казалось бы, ощущения притуплены, и… подействовавший, как огромная доза успокоительного. Хотя шут его знает, может, это всё сразу, наконец, сработало — и упомянутая магия Колодца, и деловитое спокойствие Пастушка и Любавы, но самое главное — в лоб сказанное, что ничего ещё не пропало окончательно. А раз есть надежда — надо взять себя в руки и слушать, слушать…
Чтобы потом расписать стратегию и тактику новой войны.
Лишь бы Ксюша попала к хорошим людям. И дождалась бы.
Неожиданно кольнуло в сердце. А узнает она её… такой?
Даша судорожно вздохнула. Глупости. Узнает. И вообще — сперва дело, а уж потом… Сейчас ей, как никогда, нужна информация. Нужно узнать, наконец, кто враг и как с ним бороться.
Любава отхлебнула напиток раз, другой, третий… Разговор предстоял долгий и нелёгкий, хоть и без него сказано было немало. Отставила кружку и заговорила.