Мёртвый сезон. Конец легенды - Леонид Колосов

Суперинтендант Смит выступал перед судьей буквально две-три минуты. Судья уже готовился удовлетворить его просьбу содержать арестованных под стражей во время следствия, когда адвокат заявил ходатайство о том, чтобы отпустить Лонсдейла на поруки под залог. Было очевидным, что у подсудимого не было ни малейшего шанса добиться этого. Но с помощью этой уловки можно было вытянуть из Смита нужную дополнительную информацию. Разведка в принципе продолжалась даже здесь. И действительно, судья попросил Смита подробнее осветить дело, чтобы он мог принять решение по ходатайству арестованного. Смиту пришлось описать процедуру ареста, его точное время, обстоятельства и тому подобное, а также сказать, какие имеются доказательства вины задержанных. Для Лонсдейла весьма полезно было получить эти сведения именно в тот момент, хотя уже заранее было ясно, что судья удовлетворит не ходатайство адвоката, а просьбу Смита. Так он и сделал. Он решил содержать всех троих под стражей в течение семи дней.

Троицу отвели во двор и посадили в «черную Марию», которую преступники называют почему-то «мясным фургоном». Каждого человека помещают в отдельную крохотную темную кабинку и доставляют в следственную тюрьму. Разумеется, в Англии к названию каждого такого учреждения добавляют «Тюрьма Ее Величества». Впервые Лонсдейл испытал «королевское гостеприимство» в следственной тюрьме «Брикстон». Это была тюрьма королевы, но отнюдь не королевская тюрьма…

Итак, 7 февраля 1961 года началось предварительное слушание дела. Небольшое помещение суда первой инстанции было до отказа забито представителями прессы. Обвинение против арестованных поддерживал генеральный прокурор сэр Реджиналд Мэннингхем-Буллер, светило британской юриспруденции. Среди английских юристов и иногда даже в прессе его обычно называли «сэр Устрашающий», обыгрывая фонетическое сходство его фамилии с английским словом «булли» — забияка. Как утверждали знавшие прокурора, в любом деле он шел напролом, как бульдозер, почти целиком полагаясь на внешние эффекты. Так было и в случае Лонсдейла. Но не имея никаких доказательств о его разведывательной деятельности, за исключением тех материалов, которые были захвачены в момент ареста, генеральный прокурор сразу же попал в затруднительное положение. Троицу пришлось обвинить не в шпионаже, а в тайном сговоре нарушить закон о государственной тайне. С точки зрения английской судебной практики это было весьма несолидно.

Именно поэтому даже на предварительном слушании дела в суде первой инстанции обвинение вел сам генеральный прокурор. Защитник Лонсдейла сказал ему, что не помнит ни одного подобного случая в прошлом. Чтобы прикрыть допущенную контрразведкой ошибку, и была привлечена «тяжелая артиллерия» в лице «сэра Устрашающего». В своей вступительной речи генеральный прокурор сделал главный упор на найденные у Лонсдейла шифры и оперативную технику, хотя хранение подобных предметов само по себе не является преступлением. Нетрудно было догадаться, что прокурор делал ставку на западную прессу, рассчитывая, что газетные статьи и фотографии заранее настроят общественное мнение и, главное, будущих присяжных заседателей против обвиняемых. И пресса действительно подняла невероятную шумиху. Сам «сэр Устрашающий», как видно, ничего не имел против — шумное дело служило ему дополнительной рекламой. А реклама нужна не только товарам, но и прокурорам.

В свое время суперинтендант Смит уверял Лонсдейла, что английская контрразведка знала о нем абсолютно все. По его словам, дело было совершенно ясным и предрешенным. Поэтому советский разведчик был немало удивлен, узнав, что обвинение намерено выставить против троицы несколько десятков свидетелей. В Англии, как и везде, известно, что чем больше свидетелей, тем менее обосновано обвинение. Стало очевидно, что ведется нечто вроде генеральной репетиции основного процесса е целью натренировать свидетелей и подготовить английское общественное мнение к беспрецедентным приговорам…

А тогда в завершение слушания дела судья вынес решение о передаче его на рассмотрение в Центральный уголовный суд «Олд Бейли», как его прозвали в Англии по названию улицы, где он расположен.

Защитник сказал, что процесс начнется 7 марта под председательством судьи Хилберри. Однако за два дня до этой даты было объявлено, что дело решил рассматривать сам верховный судья лорд Паркер. Такой «перехват» сенсационного дела считается неэтичным в английских адвокатских кругах и рассматривается как попытка воспользоваться даровой рекламой в бульварной прессе, подробно и скандально освещающей такие процессы. Как правило, верховный судья занимается исключительно разбором апелляций. Для лорда Паркера тот процесс стал его первым уголовным делом с тех пор, как он был назначен верховным судьей. Не исключено, что лорд взялся за это дело, поскольку не был уверен, что Хилберри справится с поставленной перед ним задачей.

За несколько дней до начала процесса Лонсдейла посетил адвокат Хард. Он был очень возбужден и сразу же сказал, что хочет обсудить с ним очень важное коммерческое дело. Тогда подсудимый подумал, что адвокат имеет в виду судьбу четырех фирм. Но это было не так. Хард получил несколько весьма неожиданных предложений от прессы. Казалось, буквально все газеты жаждут опубликовать мемуары советского разведчика и готовы уплатить за них баснословные деньги. Выслушав Харда, Лонсдейл попросил его забыть об этом деле. Однако утром следующего дня Хард снова был у своего подзащитного. Оказывалось, что его отказ лишь увеличил ажиотаж, царивший среди газетчиков. Теперь предлагали уже десятки тысяч фунтов стерлингов. По существующим правилам Хард получил бы солидные комиссионные, если бы подобная сделка была заключена. Но Лонсдейл разочаровал Харда, сказав, что ему не нужны деньги, ибо по тюремным правилам он не имеет права приобретать ничего, кроме газет, книг и журналов, и поэтому не видит надобности в «побочных заработках». Однако и этот довод не произвел на адвоката никакого впечатления. Тогда подзащитный привел еще один довод, сказав, что, отрицая предъявленное ему обвинение, он не желает давать материалы для обвинителей. Хард рассмеялся. «Какой вы чудак, — воскликнул он. — Да разве кто-нибудь рассчитывает, что вы напишете правду? Газете требуется лишь ваша подпись, а «мемуары» они выдумают сами». Дня через два Хард снова был у Лонсдейла: «Гордон, я принес вам потрясающее предложение». Оказалось, одна из газет была готова заплатить ему две с половиной тысячи фунтов за одно лишь «право первой руки», то есть право сделать первое предложение в случае, если советский шпион все-таки решит в будущем писать мемуары.