Августина лучше всех - Юлия Сергеевна Васильева

Воспоминание о случайном поцелуе на секунду накрыло меня с головой, и, ощутив стремительно розовеющие уши, я попыталась проскочить мимо крестной, не привлекая внимания к этому факту.

К Терри в комнату я все же вошла одна, попросив гессу Версавию не смущать пациента. Лось в этот момент сидел в кресле у полузанавешенного окна, читая газету. Мое явление его крайне удивило.

— Ты позволишь мне тебя осмотреть?!

— Это вместо доброго утра? Мне раздеться? — усмехнулся он.

— Не нужно, там ничего интересного, — покривила душой я и решительно направилась к креслу.

Терри закрылся от меня газетой.

— Мая… Августина, или как тебя там…

— Тина, для друзей, — пошла я на небольшую уступку, пытаясь отобрать свежую прессу.

— Не надо. — Он перехватил мою руку и добавил абсолютно серьезным тоном: — Неужели вы с матушкой думаете, что я не обошел всех мало-мальски сведущих целителей? Если бы было лечение, я бы его нашел, от этого зависела моя судьба.

— И, не найдя решения, ты затеял глупую дуэль? — прямо спросила я.

— А что мне оставалось? Провести оставшиеся годы жалким калекой на попечении у семьи? В минуту разрушилось все: все перспективы и желания. И за тот поцелуй прости… На секунду подумалось, что вряд ли меня кто-то поцелует… потом.

Мне пришлось сделать над собой действительно серьезное усилие, чтобы не поддаться жалости.

— Я тебя поцелую, если дашь себя осмотреть и окажется, что действительно помочь ничем нельзя. — Терри попытался возразить, но я перебила: — Вот специально приеду с Иланки и поцелую! Хочешь расписку?

— Пожалуй, я поверю на слово, — хмыкнул Лось. — Считаешь себя лучше всех целителей империи?

— Ну не всех… А вдруг я лучше тех, к кому ты ходил? Никогда не знаешь…

— Всем бы твою самонадеянность. Ну давай. — Он отложил газету и уставился на меня в упор.

Впервые я отметила, что радужки у него похожи на грозовое небо с желтыми росчерками молний, и смутилась от столь пристального внимания.

— Закрой глаза, пожалуйста.

Терри послушался, а я наклонилась и положила пальцы на его виски.

Диагностика проходит легко, когда знаешь, где искать. Постепенно истончающиеся ниточки, ведущие к глазам, я обнаружила очень быстро, поймала ощущение запущенного процесса разрушения… Хотелось пару секунд поразмыслить, но пациент нетерпеливо заерзал.

— Тебе больно от яркого света? — спросила я, чтобы немного его отвлечь.

— Нет, но иногда на солнце перед глазами появляются радужные круги, и зрение… будто сужается. Если бы не это, я бы остался на службе до самого конца.

— Понятно…

Понятно, почему никто не смог ему помочь. Материковое целительство сродни грубому молоту — может бухнуть уйму энергии в определенную часть организма, чтобы тело за счет появившегося гигантского ресурса самостоятельно решило проблему. Это отлично работает с ранами, ушибами и разрывами и гораздо хуже с другими болезнями. Случай Терри был из тех, когда организм самостоятельно ничего восстанавливать не будет, изъян уже был заложен в него при создании.

На Иланке иначе. Работа их целителей сродни тонким инструментам, пригодным разве что для ювелирных украшений. Бануш верят, что все на свете состоит из мельчайших невидимых песчинок и задача лекаря в том, чтобы выстроить их в правильном порядке, как изначально было задумано природой. Не знаю, правда это или нет, но то, что творил целитель, к которому меня водила Гусма, поражало воображение.

Если бы мы только знали это раньше, если бы не испытывали такого предубеждения к «дикарям», как называли островитян многие эрландцы, мои родители были бы сейчас живы. Отец излечился бы от болезни легких, а мама не подорвала бы здоровье, подпитывая его своей силой…

Но к чему все эти «бы»?

Передо мной сидел живой человек, который еще мог избежать их участи. Я отняла левую руку от лица Терри и прислонила к своему виску. Как учил меня старый бануш: если ты не знаешь наверняка, как должны быть правильно сложены песчинки, — пример всегда с тобой.

Внутреннее видение разделилось на две картинки: строение моих глаз и строение глаз Терри. Самое сложное было отщипнуть от своей силы ту самую крошку, которая необходима, и направить точечно, не промахнуться…

Ну же, песчинки! Давайте! Двигайтесь, работайте!

— Ай, жжет! — вдруг обиженно вскрикнул Терри.

Я убрала уже затекшие руки и от восторга чмокнула своего пациента в лоб. На удивление, жаловаться он тут же перестал.

Встряхнув кистями, я утерла капельки пота, выступившие на лбу.

— Будешь терпеть. Еще несколько раз, а потом поедешь со мной на Иланку. Ваши горе-целители не дали тебе отправиться именно в то место, где можно найти решение проблемы.

Терри смотрел на меня с недоумением.

— Это значит…

— Все будет хорошо! — Я сунула газету обратно ему в руки. — И никаких поцелуев я тебе не должна!

***

Сообщив крестной радостные новости, я стремительно приступила к завтраку (решительные поступки нуждались в соответствующем питании) и потребовала, чтобы сразу после него мы отправились к О’Бозам.

Окрыленная моим успехом, гесса Версавия сначала согласилась, но через пять минут передумала.

— Нет, с Флором О’Бозом так нельзя… — сказала она. — Боюсь, он разгорячится и даже не дослушает. Сделаем по-другому. Ты поедешь поговоришь сперва с Флорой, а я дам тебе письмо для ее родителей. Пусть прочитают, поспрашивают слуг, соседей, и уже завтра поеду сама. Думаю, тогда к моим словам отнесутся более внимательно.

Предложение было вполне здравым, поэтому я согласилась.

Крестная оказалась медленной сочинительницей, и в ожидании ее письма я успела взяться за новый дневник.

Листы неожиданного подарка пугали чистотой и непривычным качеством бумаги. Поймав себя на том, что медлю уже дольше минуты, я решительно хрустнула обложкой в цветочек и вывела первую глупость, пришедшую мне в голову.

После этого страх испортить дневник пропал. Что бы я ни написала дальше, вряд ли оно будет хуже этих первых строк.

Как пугающе похоже на мою теперешнюю ситуацию!

К тому моменту, когда я покончила с начальной записью, послание гессы Версавии было готово. Спрятав дневник на полку с нижним бельем (разоблачение Терри научило меня не разбрасывать личные вещи), я была готова к исполнению своей важной миссии.

Всю дорогу меня занимали только мысли о том, что и как я скажу Флоре, поэтому я совершенно растерялась, когда,