Уничтожить - Мишель Уэльбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздохнув с облегчением, Орельен сел рядом с Полем на переднее сиденье. Стоило им выехать с вокзальной стоянки, как Годфруа достал свой айфон и, судя по всему, с головой ушел в какую-то видеоигру.
– Во что ты играешь? – поинтересовался Поль, предприняв попытку – наверняка последнюю в этот уикенд, подумал он, – проявить к нему внимание.
– В “Рагнарок Онлайн”.
– Это какая-то скандинавская игра?
– Нет, корейская.
– И в чем смысл?
– Ну, это чистая классика, надо убивать монстров, чтобы накопить очки опыта, повысить профессиональный уровень и сменить класс. Но это хорошая игра, здорово отрисованная, клевая.
– А сейчас у тебя какой класс?
– Паладин, – скромно ответил мальчик. – Но я уже скоро пройду на Рунмейстера, надеюсь, по крайней мере.
Что ж, корейский разработчик не произвел революции в этом жанре, и добавить Полю было нечего, но у него возникло чувство, что на этот раз они с племянником хорошо пообщались. Когда они выехали на трассу, Орельен спросил, как дела у отца в медицинском плане; он объяснил, как мог, не скрывая, что шансов на улучшение немного.
– Ну чё, он овощ, короче, – сказала ему в спину Инди утомленным голосом. При слове “овощ” ее сын по-идиотски заржал. Поль бросил на них свирепый взгляд в зеркало заднего вида, но воздержался от ответной реплики. Главное – сохранять спокойствие, насколько это возможно, и, насколько возможно, не усугублять ситуацию, дышать медленно, ровно, повторял он себе, но все-таки невольно газанул и тут же резко вдавил тормоз, чуть не столкнувшись с грузовиком. Он мог бы возразить этой суке, что ей же так понравились овощные посадки парижской мэрии, когда она шла по парку Берси в день ее первого визита к ним домой, – и он сильнее, чем когда-либо, понадеялся, что этот визит станет последним. А где Прюданс? – подумал он по ассоциации, где, интересно, в данный момент может быть Прюданс? Нет уж, в следующий раз он постарается приехать вместе с ней.
Поль все еще немного нервничал, когда они приехали в больничный центр, и, припарковав машину Эрве на стоянке, выходящей на улицу Полен-Бюссьер, он сделал несколько быстрых вдохов-выдохов и только потом повел их по коридорам. Не желая участвовать в воссоединении семьи, он отступил на пару шагов, когда они пришли на место, и пропустил Орельена и Инди вперед, Эдуар как раз проснулся и открыл глаза. Мадлен и Сесиль, дежурившие у его постели, жарко обсуждали, как навести красоту в этой комнате, Эрве клевал носом. Годфруа остался в машине, не пожелав отвлекаться от игры. Ему, само собой, было глубоко насрать на деда, что в каком-то смысле объяснимо, ведь и деду было на него, в общем-то, насрать. Нет, Эдуар тоже никакой не расист – наоборот, Поль помнил, что у него сложились особенно теплые отношения с одним коллегой-антильцем, он однажды даже пригласил его домой на ужин; но он считал и не скрывал этого, что его невестке пришла в голову очередная блажь, от которой будет “сплошной геморрой и головная боль”, это было его любимое выражение, и он часто использовал его по отношению ко всяким мелким гошистским группировкам; большую часть своей профессиональной жизни он провел, наблюдая и порой обезвреживая виновников “геморроя и головной боли”. Одним словом, Годфруа – Поль ощутил это в тот момент, когда мальчик отказался от его предложения пойти с ними, – почуял, вероятно, щекотливые семейные проблемы и не испытывал ни малейшего желания в это ввязываться. Он интуитивно почувствовал, что этот мальчик с внешностью будущего рэпера из Бронкса отнюдь не глуп, но интеллект ему явно достался не от матери: Поль представил себе Инди, листающую выданный ей каталог доноров, – она, может, и выбрала чернокожего, но наверняка чернокожего выпускника Гарварда или МТИ, он отлично понимал ход ее мыслей.
После недолгой заминки Сесиль все-таки встала, подошла к ним, заставила себя с ними расцеловаться, как того требовали приличия, но не нашлась что сказать; еще через пару минут ей удалось выдавить из себя: “Как добрались?” – прямо скажем, негусто. Эрве и Мадлен сидели смирно на больничных стульях, не проявив ни малейшей готовности прийти ей на выручку.
Орельен сам подошел к отцу и заглянул ему в глаза, но отцовский взгляд по-прежнему был упрямо обращен в одну точку. Он взял его за руку и крепко сжал ее – ему хотелось поцеловать его в щеку, но он не осмелился. Потом он отстранился, сделал два шага назад, все так же вперившись в глаза отца, губы его чуть дрогнули, но он не произнес ни слова. Тут уже Инди, явно смирившись, приблизилась к больничной койке. В тот момент, когда она появилась в поле его зрения, Эдуар медленно, но явно перевел взгляд влево – на Мадлен, сидевшую рядом с ним. Сесиль испустила некое подобие вскрика, какое-то невнятное “Ах!”. Мадлен промолчала, но на ее лице застыло изумление.
– Ну вот, полюбуйся, – сказал Поль, отлепившись от стены и подходя к Инди, – хорошо, что ты приехала, тебе удалось совершить чудо… Он отвел глаза, чтобы тебя не видеть, его взгляд ожил впервые с тех пор, как он вышел из комы. – Он не знал, откуда у него вдруг взялся этот злобный задор, вот уж совсем на него непохоже, но Инди залилась краской и сжала кулаки, Поль решил, что она сейчас влепит ему пощечину, а то и нанесет хук справа, поэтому покрепче уперся ногами в пол, предвосхищая удар, и одновременно вскинул руку к уху, чтобы отразить его. Целую минуту она стояла перед ним как вкопанная, дрожа от ярости, потом развернулась и с силой захлопнула за собой дверь. Орельен с ужасом наблюдал за этой сценой, но даже не шелохнулся.
Сесиль первой нарушила наступившее молчание.
– Тебе не следовало так говорить, Поль… – грустно сказала она.
Он воздержался от ответа, но в глубине души с ней не согласился. Мало того что его слова соответствовали фактической стороне дела, но к тому же эта вспышка ярости пошла ему на пользу, стало легче дышать. Когда Инди смотрела на него, гневно стиснув кулаки, он готов был бросить ей в лицо какую-нибудь колкость, типа “овощ взбунтовался”, но не успел. В эту минуту у Орельена вырвался какой-то сдавленный хрип, приблизительно того же содержания, что и упрек Сесиль, и Поля охватило раскаяние. Он решительно не переваривал Инди, но Орельену сочувствовал, ему же придется расхлебывать кашу, наверное уже прямо