Фэнтези-2005. выпуск 2 - Игорь Пронин

Так их стали звать в отличие от хомолюпусов диких, внесословных, гражданства лишенных, а посему доступных к облавам и гонам по лицензии Департамента Ловитвы.

Лет через десять, при Эдварде II, оседлые хомолюпусы добились почетного права службы в армии, а кое-кто из «волчьих князей» получил дворянство. Например, Лекса Мануш, под Бернской цитаделью возглавлявший «эскадрон смерти», сформированный из соплеменников Мануша. Сей заградотряд больше двух часов удерживал прорыв «оловянных солдатиков», пока капитан Штернблад не пробился сквозь ряды мертвецов-гвардейцев, которые не погибали и не сдавались, и не зарубил собственноручно мага-ренегата Юшика Бренбоу. Мерзавец даже за миг до гибели продолжал лить олово в формочки и слать големов в бой.

Капитана его величество лично расцеловали в обе щеки, а Лекса обрел грамоту на дворянство и заветный постфикс «эск», то есть эсквайр.

— Что ж ты от собак шарахаешься, Кош Малой? Не стыдно?

Детина потупился. Дернул ожерелье, чуть не разорвал.

— Стыдно… — На щеках оборотня вспыхнул густо-свекольный румянец. — Шибко стыдно, светлость. Да в семье не без урода. Я вот он и есть, урод…

— Ладно, пошли, раз наши ждут. Заболтались мы с тобой…

Барон сунул заветный листок за обшлаг рукава. Теперь, при наличии письма — кто бы его ни подбросил, друг или враг, — можно было спокойно «вписываться» в компанию съехавшихся родичей.

Свой среди своих.

Вышагивая по коридору и гордо неся доверенный ему канделябр, чудной хомолюпус Кош внезапно хлопнул себя рукой по лбу. К счастью, не той рукой, в которой был подсвечник, иначе жди беды.

— О! Башка дырявая! Спасибо тебе, светлость, забыл сказать!

— За что? — не понял барон. — За спасение от злой собаки?

— He-а! Собака эта гадская, она сама ушла… С хорошим человеком ты меня познакомил! Меня мамка учила: кто тебя, Кошик ты мой, умница, с хорошим человеком сведет, ты тому в ножки кланяйся! Хороший человек лучше мешка золота!

В душу обер-квизитора закралось страшное подозрение.

— И кто же этот хороший человек?

— Стряпчий! Такие штуки рассказывает — обалдеть! Про молочницу одну… как ее?.. A-а, Колодзябчик!.. Хо-хо-хо, смешно…

Пол под ногами закачался. Гадюка-стряпчий бросил ядовитое семя в благодатную землю. Урожай драконьих клыков не заставил себя ждать.

— Стряпчий сказал: померла она на днях, молочница…

«Хвала Вечному Страннику!» — едва не подвел итог фон Шмуц, меньше всего желая повторения истории о многородящей молочнице Колодзябчик.

— А на похоронах, значит, возьми покойница и восстань из гроба. Хо-хо-хо! Ее зарывают, а она встает. Потеха! Народишко врассыпную, кто посмелее, осину на колья рубит… Ничего, обошлось. Она не мертвенькая была, Колодзябчик. — Детина выговаривал фамилию треклятой молочницы со вкусом, по-детски присвистывая на середине. — Спала она, и всех дел!

Канделябром он размахивал в такт рассказу, нимало не заботясь о горячем воске, брызжущем со свеч. С картин, развешанных по стенам, на Коша угрюмо любовались всяческие черные силы, с оружием в руках отстаивая идеалы Абсолютного Зла. Видимо, чуяли родственную душу.

— У ней эта была… литра… лепра… литургия, во!

— Летаргия, — поправил барон. — Долгий сон, похожий на смерть.

— Точно! Очухалась баба, и домой! А дома муж пьяница, на похороны не пошел… Женка на порог, а он, дурила, женку не узнает! Забыл! Как звать, не помнит, сколько лет, не помнит… И про детей забыл, которых она ему, пьянчуге, нарожала. Старший сын батьке в рожу двинул — нет, все равно не помнит. Вконец ум пропил. Стряпчий сказал: не к добру это. Жди, значит, конца света.

Детина напрягся, пустил ветры и с печалью развел руками.

Барон еле-еле успел увернуться от канделябра.

— Светлость, ты когда увидишь стряпчего, ты спроси, ладно? Пусть он тебе тоже расскажет.

— Непременно, братец! — согласился Конрад.

И вошел в каминную залу за Кошем Малым.

— Как вы и просили, барон, мы осмотрели вещи. Ключи на столике у входа. Апартаменты мы, разумеется, заперли.

— Ценю вашу помощь!

Конрад поклонился и легким движением переправил ключи со столика в собственный карман. Заодно оценил предусмотрительность графа: Ривердейл уселся в самое массивное кресло на безопасном удалении ото всех бьющихся предметов, имевшихся в зале.

— С любезным Кошем вы, барон, как я понимаю, уже знакомы? Остался еще один — и мы будем в полном сборе. Не подскажете, как звали шестого квестора?

— Санчес Панчоха. Думаю, граф, шестого родича мы не дождемся.

— Почему?

— Я навел ряд справок. Санчес Панчоха — вор. Если угодно, вор-идеалист. Отец неизвестен, теперешнее местонахождение матери — тоже. Честно говоря, вряд ли сюда явится кто-нибудь из лидеров Синдиката Маландринов. В этой среде особые представления о чести и взаимовыручке. Особенно — в отношении идеалистов.

— Ваши напитки, господа!

В зале объявился Амадей Вольфганг Трепчик с подносом в руках. Хозяин ловко балансировал заказом — кружка пива с пенной шапкой, оловянный кубок, над которым курился парок, но само содержимое оставалось загадкой, узкий стеклянный бокал с красным вином, и еще один бокал, приземистый и пузатый, с жидкостью янтарного цвета.

Конрад с первого взгляда опознал золотой ром.

Не дожидаясь, пока хозяин разнесет напитки, Кош Малой кинулся навстречу, ухватил кружку с пивом и блаженно приник к ней. Над верхней губой детины образовались замечательные «усы» из пены.

— А мне, значит, неуважение? Стылое питье приволок?! — злобно скрипнула из угла Аглая Вертенна. — Велела стоеросу: горячее подавай! Так нет же: стылое тащит! Формидонт те навстречу и крысий хвост в печенку!

Ругаясь, старуха жестикулировала странным образом. Левой рукой она кругами поглаживала себя по животу, а правой — стучала по подлокотнику кресла. Ритм получался рваный, сложный, вызывающий раздражение. Зато круги выходили плавные и успокаивающие. Барон вздрогнул и отвернулся. Несмотря на долгие годы службы, он не уставал поражаться беспричинной вредности человеческой. Не пробуя, увериться, что хозяин несет «стылое»? Когда из кубка явственно идет пар?!

Природная склочность причин не ищет.

— Виноват, сударыня! Сей момент вскипятим! И корички, розмаринчику… А вы чего изволите, ваша светлость?

— Ром «Претиозо». Доставленный сюда моим камердинером.

— Как и его сиятельству, — с удовлетворением кивнул Трепчик.

И, поймав удивленный взгляд барона, пояснил:

— У меня, ваша светлость, и без чужих камердинеров погреба битком набиты. Могли бы и не беспокоиться зря…