Королевство белок - Наталья Михайлова

— Ну нет, Стин! — Илла даже стиснула кулаки. — Больше я вам его камнями засыпать не позволю, и не думай! И одного раза хватит, — Илла села на топчан рядом с Зораном.

Тот так открыто любовался ей, что Илла бросила на Плаксу гордый взгляд: понял, мол, как я скажу — так и будет! Стин, перехватив этот взгляд, сделал для себя выводы и скоро попрощался.

В каморке Ирица поила Зорана травником. В лесу она никогда не заваривала травы, но когда узнала, что так делают люди, сразу поняла, что это может помогать в лечении: ведь она от природы знала силу и свойства каждого растения. Поэтому Ирица набрала на пустыре нужных трав, залила кипятком и теперь делала все, чтобы Зоран отдохнул после представления. Илла и кот сидели около него на топчане.

Берест, чтобы никому не мешать, устроился в углу. Он глядел, как Ирица заваривает травник и дает Зорану кружку. В эту минуту лесовица казалась ему обычной человеческой женщиной, чьей-нибудь дочерью и сестрой, и его невестой.

— Зоран, а кто оставил тебе такие рубцы на спине?… Это не от клыков, не от когтей, не от ножа, — Ирица вспомнила ножевую метку у Береста на груди.

— От бича, Ирица… А что ты сама травник не пьешь? Все со мной возишься.

— И я потом буду, — обещала лесовица.

Зоран приподнялся на топчане.

— Я служил во Флагарно, — он глубоко задумался. — И вели мы войну с вольным городом Тиндаритом. Как-то раз была у нас хорошая стычка. В верховьях реки на нас напали тиндаритские «волки». Это их особые войска, мастера на всякие обходы и засады. Ну, начали они задавать нам жару. А мы, Ирица, наемники, нам деньгами плочено. Да и жалованье-то задерживали… Конечно, своя шкура дороже денег. Мы побежали. А потом, во Флагарно, выстроил нас военачальник. Сперва говорит: вы крысы, трусы, подонки. А потом велел бичевать каждого десятого. Я и попал под бичи. Вот только до смерти меня не забили. Очень уж я здоров. Сняли меня со скамьи, увидали, что жив. Ну, говорят, пускай живет, раз не сдох, — добродушно, как о давно забытом, закончил Зоран.

— За что люди воюют? — спросила Ирица.

— Да мне-то откуда знать? — слегка повел плечом Зоран. — Меня наймут, скажут: «Сегодня те, у кого знамена синие, будут враги». Ну и идешь на них. Правители, может, поссорились, или спорные земли у них, или за веру, или за еще какую-нибудь справедливость… Конечно, и от врага мы, бывало, бегали. Правитель думает, что за него надо умирать. А наемник — нет, он так не думает. Наемник думает, что, если будет дураком и даст себя убить, кто тогда пропьет его жалование? Я не трус, Ирица. Я бы и насмерть мог стоять, не побежал бы. Но только для этого мне надо, чтобы за мной был порог моего родного дома. Если позади — он, то не отойду, пока на копья не подымут.

Ирица вздохнула и погладила Зорана по руке.

— Зоран! — сказала она. — Вокруг тебя было много зла, а в тебе совсем нет злости. Я чувствую. Как хорошо, что ты жив, и Илла теперь с тобой, — она улыбнулась. — Я за нее рада.

— А уж как я-то рад! — Зоран тихо засмеялся. — Она — хозяйка моя! Пусть посадит меня на цепь во дворе — не обижусь, только уж и чужих к ней никого не подпущу!

Иллесия с улыбкой посмотрела на него. Вдруг она тихонько запела:

У меня был целый мир зеленого цвета,Мир сияющего полдня, мир вечного лета.И зеленые холмы, и лесные далиНи заката, ни зимы никогда не знали…

Значения слов Илла не понимала. Она сама не помнила, когда выучила наизусть песню Зорана, которую он часто пел на своем родном языке:

Изумрудные луга тянулись до окоема.У меня был целый мир, но не было дома.

— Ну, теперь пора выкупать твоего товарища, — сказал Зоран Хассему.

— Нам с Хассемом нельзя, — покачал головой Берест. — Мы в тот двор ходили пилить дрова. Скажут: вот так поденщики, то работали за медные гроши, то вдруг раба вздумали покупать! Как бы чего не вышло… Пускай идет Илла, а я ее провожу.

— А ей что сказать про себя хозяину? — забеспокоился Зоран.

Илла возмутилась:

— А с чего нам перед ним отчитываться? Мы же не подарка просим, а деньги платим! Ну, ладно, — смягчилась она. — Если что, я скажу, что Энкино — мой родственник. Его родители с юга, как и мои. Пускай он будет мой двоюродный брат или племянник.

…Энкино чистил овощи в углу на кухне, когда кухарка толкнула его в бок.

— Чокнутый, а чокнутый? Не слышишь? Тебя зачем-то на господскую половину зовут.

Энкино действительно не слышал. Он вспоминал встречу с Хассемом. «И встреча эта — просто насмешка судьбы, — думал Энкино. — Как будто какие-то злые силы посмеялись: подразнили, показали выход, а потом захлопнули дверь. Хассем от доброты душевной пообещал, а потом и ему, видно, досталось от хозяина…»

— Кто зовет? — встрепенулся Энкино, оглядываясь.

— Ты прямо как сыч, если его днем разбудить. Опомнись! — сказала кухарка. — Вон, из господских человек пришел, зовет.

Энкино пожал плечами, поставил на пол миску с овощами и побрел к выходу. В дверях стоял посланный с господской половины челядинец.

— Это ты Энкино? И долго тебя ждать? — недовольно сказал он. — Живей.

«Не иначе как хозяину приспичило поговорить о философии, — горько усмехнулся Энкино. — Уточнить цитату».

Господин, знаток древних философов, не вспоминал о нем с тех самых пор, как купил и наказал за дерзость.

За столом сидел управляющий, а прямо посреди его просторного покоя стояла черноглазая девчонка лет двадцати в дешевом красном платье, с черными волосами до плеч, неровно обрезанными ножом. «Южанка», — отметил Энкино. Новая рабыня, из Соверна? Оставалось только гадать, зачем в таком случае нужен он сам. Как переводчик?

Управляющий процедил сквозь зубы:

— Этот и есть твой двоюродный брат?

— Да, — вдруг ответила девчонка. — Он самый и есть.

Управляющий пожал плечами.

— Давай деньги, получи расписку и забирай.

Девушка принялась отсчитывать деньги.

«Вот как? Не новая рабыня, а новая хозяйка? — удивился Энкино. — Только с какой стати я ей брат? Неужели?..» Девушка получила расписку и спрятала ее за вырез платья.

— Пойдем, братец, — улыбнулась она Энкино.

Энкино, бросив взгляд на управляющего, последовал за ней.

— Что происходит, госпожа? — спросил он, когда они уже выходили из дверей дома на крыльцо.

— Ты меня смотри так больше не называй, братец, — подмигнула девушка. — А то наши засмеют! Пошли скорее.

Энкино, ничего не понимая, шел за нею к воротам особняка.

Ворота открылись, и девушка слегка подтолкнула Энкино, пропуская вперед.