Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай-ламы XIV - Тензин Гьяцо

За Ятунгом пейзаж был мне незнаком, и, выйдя из машины, освободившись от моих китайских наставников, я поднялся верхом до границы, проходящей по Натху-ла, с чувством приятных ожиданий и волнения, каких я не переживал с детских времен. Когда мы начали длительное восхождение, погода была солнечной и ясной. Но вскоре мы въехали в облако и последние несколько тысяч футов продвигались в холоде и влаге. Это только добавило удовольствия от теплоты приема, оказанного нам на вершине.

Первое, что я увидел на границе, был почетный караул, и затем меня приветствовали Махарадж Кумар и индийский политический представитель в Сиккиме, который передал мне приветствие от президента, вице-президента, премьер-министра и правительства Индии. Он подарил мне шарф, символ приветствия в Тибете, - и гирлянду из цветов, соответствующий традиционный символ в Индии. Мы спустились с перевала вместе и провели счастливую ночь в Цонго, на сиккимской стороне.

На следующий день мы выехали в Гангток, столицу Сиккима. По мере того, как мы продвигались через Сикким и Северную Индию, меняя наш транспорт этап за этапом с архаического на современный, росла и безыскусная радость встречающих нас толп, и мне казалось, будто я совсем не в чужой стране, - я чувствовал себя дома.

Через десять миль мы оставили своих пони и пересели на джипы. Там к нашей партии присоединился китайский посол. Затем, невдалеке перед городом, присоединились махараджа Сиккима и его министры. И я пересел из джипа в его машину.

С этой машиной произошел довольно забавный инцидент. На ней был с одной стороны сиккимский флаг, а с другой - тибетский. Но при въезде в город мы ненадолго остановились, и громадная толпа народа бросала шарфы и цветы в знак приветствия. В этот момент я с удивлением заметил одинокого китайского джентльмена, который оказался переводчиком посла. Он убрал тибетский флаг и торопливо привязывал вместо него китайский. Мои индийские друзья тоже его заметили, и я был доволен, что и они обнаружили забавную сторону этого инцидента.

Мы завершили путешествие на специальном самолете, и, когда приближались к Нью-Дели, открылся великолепный вид столицы, которую построили британцы и затем оставили в наследие новой и свободной Индии.

В аэропорту меня ожидали вице-президент доктор Радхакришнан и премьер-министр г-н Неру. Китайский посол, который был с нами в самолете, настаивал на том, что именно он представит меня им, а затем членам дипломатического корпуса. Он провел меня вдоль линии встречающих, представляя официальным лицам многих стран. Мы подошли к представителям Британии, и я подумал, что же случится, когда мы дойдем до представителя Соединенных Штатов? Это было тонкое упражнение в дипломатических манерах. В критический момент китайский посол вдруг исчез, как маг, и я был оставлен лицом к лицу с американцами. Кто-то из индийского министерства иностранных дел тактично подошел и представил нас.

В город я ехал с д-ром Радхакришнаном. Он сказал, что очень рад познакомиться со мной, и сердечно говорил о древних связях между нашими странами. Большие толпы собрались по сторонам дороги меня приветствовать. В руках людей были флаги и украшения, подготовленные для Будда Джаянти. Мы направились в Раштрапати Бхаван, официальную президентскую резиденцию, и там, на пороге зала Дурбар, меня встретил президент, доктор Раджендра Прасад, со своей доброй улыбкой и мягким голосом. Оба эти лидера произвели на меня большое и хорошее впечатление. Я чувствовал, что они преданные и образованные люди, которые символизировали вечный дух индийского народа.

Мой самый первый визит моего первого утра в Нью-Дели был в Раджгхат, место кремации Махатмы Ганди. Я был глубоко взволнован, когда молился там на зеленых газонах, убегающих вниз в реку Ямуну. Я чувствовал присутствие благородной души, души человека, который по жизни своей, возможно, был величайшим в нашем веке человеком, который сумел вплоть до самой смерти сохранять дух Индии и человечности, - истинный ученик Будды, подлинно верующий в мир и согласие между людьми.

Пока я стоял там, я думал: какой мудрый совет дал бы мне Махатма, если бы был жив? Я был уверен, что он посвятил бы всю свою силу воли и характера мирной кампании за свободу народа Тибета.

Я горячо желал бы встретиться с ним в жизни, но, и стоя на этом месте, я ощущал, что вошел с ним в тесный контакт, и понял, что его совет состоял бы в том, чтобы всегда следовать пути мира. И тогда и теперь моя вера в доктрину ненасилия, которую он проповедовал и практиковал, остается неколебимой. Теперь я еще более твердо решился следовать его пути, какие бы трудности мне на нем ни встретились. Я решился еще сильнее, чем когда-либо, никогда не опираться на насильственные действия.

После этого паломничества два или три дня я был занят в празднествах Будда Джаянти. Это дало мне возможность, о которой я так мечтал, поговорить толком с мудрыми людьми из различных частей мира, которые работали, не испытывая какого-либо непосредственного давления, для провозвестия учения Будды, для блага мира во всем мире. Мир между нациями был ведущей мыслью моего ума, и, когда на симпозиуме я произносил речь, я подчеркивал мирный характер буддийской веры. Я высказал надежду, что эти празднования помогут распространить знания о пути пробуждения не только в Азии, но и среди людей западного мира, ибо учение Будды может не только помочь отдельным людям вести осмысленную и мирную жизнь, но также и помочь прекратить вражду между нациями: в принципах буддизма может быть найдено спасение человечества.

Теперь могу добавить, что с удовольствием развил бы это высказывание. Спасение человечества находится в религиозном чувстве, которое присутствует во всех людях, какой бы веры они ни придерживались. И именно насильственное подавление этого чувства является врагом мира.

Только после этих празднований впервые мне удалось по-настоящему поговорить с г-ном Неру, и мое мнение о нем развилось и перешло на следующую стадию. Я уже объяснял, почему мне так хотелось приехать в Индию, и теперь я с колебаниями стал приходить к новому выводу. Я стал думать, что мне не следует возвращаться и что мне лучше было бы оставаться в Индии до той поры, пока не появятся знаки положительных изменений в китайской политике. Может быть, мое чувство близости Махатмы Ганди и встречи с таким множеством ученых, умных, симпатизирующих людей помогли прийти к такому печальному решению. Ведь почти впервые я встретил людей, которые, не будучи тибетцами, испытывали искренние симпатии к Тибету. Дома, думал я, я более не могу помочь своему народу, я не могу подавить их желание прибегнуть к насилию, и все мои мирные начинания до сей поры оказывались неудачными. Но из Индии я мог бы, по крайней мере, рассказать народам всего мира, что происходит в Тибете, и попытаться заручиться их моральной поддержкой, что, возможно, привело бы к каким-то изменениям в безжалостной политике Китая.