Дождь для Данаи (сборник) - Александр Иличевский

К глубинным слоям «Пиковой дамы» современность, по обыкновению, оказалась особенно глуха. «Северная пчела» писала: «Содержание этой повести превосходное. Германн замечателен по оригинальности характера. Лизавета Ивановна — живой портрет компаньонок наших старых знатных дам, рисованный с натуры мастером. Но в целом важный недостаток <…> — недостаток идеи».[22]

В. Г. Белинский: «В повести удивительно верно очерчена старая графиня, ее воспитанница, их отношения и сильный, но демонически-эгоистический характер Германна. Собственно это не повесть, а анекдот: для повести содержание — „Пиковой дамы“ слишком исключительно и случайно. Но рассказ — повторяем — верх мастерства».

Повесть эта, если крепко вчитаться, невероятно страшная. Причем страх этот непонятный и долго не проходящий, глубокий. И даже нельзя сказать, что вызван он непосредственно событиями, о которых Пушкин ведет повествование; событиями, чья природа двояка: они реальны в той же мере, в какой и фантастичны. Мощный пласт мрачных смыслов вскрывается в этом напряженном разломе подобно магме. Пласт этот раскален настолько, что невозможно к нему сразу приблизиться. Изучение его придется начинать издалека.

А именно из Сан-Франциско. Из города-символа, который с острой парадоксальностью — исторически, литературно, географически, геологически и даже экономически — вместил в себя большую часть той палитры страстей, что управляют взрывными смыслами «Пиковой дамы». Красивый город, основанный, подобно Содому, на складке тектонических плит, наползающих друг на друга; город, расцветший благодаря только золоту; город, который не раз сгорал и восставал из пепелища, не раз был сокрушен мощными землетрясениями; город, который перенес принципы «золотой лихорадки», идеалы мгновенной наживы почти на все аспекты жизни, позволяя подрядчикам баснословно наживаться на угнетении нелегальных китайских эмигрантов; город, который заложил в Силиконовой долине основу «новому Клондайку», всей информационной индустрии мира; город, в котором дома возводятся исключительно из легких строительных материалов, чтобы облегчить работы по спасению из завалов; город, жители которого снова бравируют своим упоением жизнью на краю, услышав в новостях, что после очередного землетрясения, потрясшего округу, горы неподалеку выросли на целый фут.

Не редкость встретить человека, имеющего интимные отношения с некоторыми числами натурального (и не только) ряда. Я даже знал одного смелого географа, который факультативно высказывался в том духе, что, мол, хорошо бы пифагорейская философия чисел поскорей отточилась и расцвела настолько, что стала бы разделом Теории чисел.

Увы, нумерология — наука навеки эзотерическая, и вряд ли она может быть логическим подспорьем в таком непростом деле, как размышление о «Пиковой даме». Однако, поскольку сам Пушкин был эзотерике совсем не чужд (вспомнить хотя бы историю с сердоликовым иудейским перстнем, подаренным ему графиней Е. К. Воронцовой: «Храни меня, мой талисман»), мы позволим себе время от время прибегать к этой зыбкой области. Впрочем, к нашим ссылкам относиться следует достаточно легко — автор не пытался ввести читателя в заблуждение глубокомыслием.

К тому же некоторым оправданием может нам служить тот факт, что сам первооткрыватель «роли чисел в мироздании» — Пифагор был в той же мере эзотериком, в какой он являлся математиком. В самом деле, в течение долгого времени смежность науки и эзотерики, обусловленная их общей принадлежностью духовным сферам, была очевидной. Ньютон, Лейбниц, Кеплер, Бруно, Коперник являлись прежде всего теологами и астрологами, а не математиками, физиками и астрономами. Но и в новейшее время наука часто и мощно наследовала интуиции. Вспомнить хотя бы сон Менделеева. Или — то, что Поль Дирак рассматривал в качестве критерия истинности формулы: ее изящество. Или ту естественность, с какой Нильс Бор однажды высказался по поводу предложенной его учеником модели: «Перед нами — безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Наконец, вспомнить, что Людвиг Больцман, жизнью заплативший за Второй закон термодинамики, в своих напряженных размышлениях о единстве законов природы достигал энергии проповеди пророков, громивших идолов в битве за монотеизм.

В то же время художественная энергия, заложенная интуицией (в просторечии — гением) автора «Пиковой дамы» в свое произведение, оказалась достаточной, чтобы установить определенный закон устройства Человека, оказавшийся не менее фундаментальным, чем любой из законов мироздания.

Итак, предубеждение к числам 1, 3, 7 (к одним из главных героев «Пиковой дамы») позволит совершить кульбит из Петербурга — с местом приземления в требуемой Калифорнии. Что довольно далеко.

Особенно если учесть, что обратно нам надо будет добираться своим ходом.

Добавим еще, что 1 = 11 (mod 10), 3, 7 — настолько уступили место, настолько объяты, заслонены своими обобщениями, что выступают словно бы в виде символьных переменных: подставляй что хочешь, только сохрани дух значения. В частности, так это именно потому, что в начале повести данная триада появляется чисто назывательным способом, чуть не в качестве прибаутки: «…вот, что утроит, усемерит мой капитал».

Последовательность действий (не вполне арифметических) такова. Пушкин родился в 1799 году — в год первой решительной (и предсмертной) попытки Павлом I установить между Россией и США дипломатические связи. В конце января 1834 года Пушкин заканчивает повесть (1 + 8 + 3 + 4 = 16 → 1 + 6 = 7)

Через три года, 29 января (2 + 9 = 11 → 1) 1837 года, в возрасте 37 лет поэт умирает от раны, полученной в половине шестого (17:30) два дня назад на дуэли.

Судя по письму Жуковского, кончина Пушкина приходится на без четверти три. Три четверти третьего составляют семерку: 3 + 4. И все бы ничего, все бы это так и осталось спекуляциями, если бы графиня к Германну не явилась тоже без четверти три.

Что ж, едем дальше, в Калифорнию.

Согласно указу Павла I в июле 1799 года из нескольких частных русских купеческих компаний образуется «Российско-американская компания», планомерно от Аляски до Калифорнии истребляющая морских котиков. Владельцами акций компании впоследствии оказываются многие декабристы. Стотысячный пай компании имел и был правителем ее канцелярии сам Кондратий Рылеев. О главе Южного общества Пестеле на этот счет ничего не известно, зато отлично известно, что его Пушкин пристально рассматривал в качестве не то прототипа, не то даже самого протагониста повести, пускай Пестель не имел, как Германн, наполеоновского профиля. Что касается Калифорнии, вдоль берегов которой давно уже — и притом государственно — промышляли купцы пушниной, то в 1812 году недалеко от Сан-Франциско (еще недавно мексиканская деревушка Йерба Буэна) Российско-американской компанией был основан Форт-Росс с обширной русской колонией. Стены его были возведены из секвойи, а бойницы позже оснащены пушками, бившими не так давно по Наполеону-Пестелю-Германну на поле Бородинского сражения. Теперь они были направлены на беспокойных индейцев — как пушки Белогорской крепости, охваченной пугачевщиной, — на разъезды полудиких башкир.

Ко времени завершения повести промысел котика, обеспечивающий Форту государственное содержание, пришел в упадок. Через семь лет Российскоамериканская компания прекратила свое существование, а Форт был продан за 47 тысяч пиастров (первая ставка Германна) Дж. Саттеру. Но и это бы ничего, однако еще через семь лет ровно в день смерти Пушкина и 11 лет по прошествии — 29 января 1848 года в Калифорнии на берегу Американской речки у места впадения в нее ручья Славянки (ныне Russian river) и близ лесопилки того самого Саттера был найден первый самородок золота. В свое время до этого места — до первой золотой жилы — русский разведывательный отряд из Форта не дошел семь верст, свернув лагерь у Чесны и отправившись восвояси.

И напоследок стоит вспомнить, что позже самая крупная вспышка «золотой лихорадки» произошла на Клондайке в 1896 году. И вновь мы сосчитаем: 1896 = 1849 + 47 (снова первая ставка) → 4 + 7 = 11. Таким образом, в качестве финала имеем: 11. Туз. То есть — Капитал.

Как не писал — но легко бы мог — Пифагор: «ч. т. д.».

Понятно, что все это выдумки на ровном месте, и мы забыли добавить, что число 7 — число «антропологическое»: семь отверстий в голове человека, семь смертных грехов, семь есть определенный предел счисленья (средний человек не различает уверенно больше семи предметов в группе); что 317 — главное число не законченной книги Велимира Хлебникова «Доски Судьбы», на котором строится драматическая периодизация истории; а также что число обратное 137 отлично знакомо всем физикам-теоретикам — это постоянная слабого взаимодействия, фундаментальная величина, которая помещает нашу триаду в основы мироздания.