Другой день, другая ночь - Сара Райнер

– Ужасно, – наконец выдавливает она, чувствуя, что слова абсолютно несоразмерны ситуации.

– Не хочу вдаваться в детали. Только чтобы вы понимали, почему пассаж о детях на сегодняшнем занятии так меня хлестанул: все закончилось тем, что я забеременела.

Эбби краснеет от чувства вины.

– О боже, мне так стыдно.

– Вы не знали, – повторяет Лилли.

– Нет, но… Все равно нужно быть благоразумнее. Есть же пословица, что-то вроде: «Человека не поймешь, пока не окажешься в его шкуре». Точно не помню, в общем, о том, что нельзя судить о других. А я судила. Решила, что вы любите нравоучения. Мне – с Каллумом – их часто читают люди, которые думают, что знают об аутизме все… – Эбби, сейчас разговор не о тебе, вспоминает она. – В общем, здесь любых извинений от меня будет недостаточно.

Лилли пожимает плечами.

– Все в порядке.

– И что же?.. Э-э… – Эбби замолкает, тщательно обдумывая слова. – Вы… прервали беременность?

Лилли вроде ничего не говорила о том, что у нее есть ребенок.

– Нет, не прервала. Хоть отчим меня и заставлял. И несмотря на то, что я даже точно не знала, кто из них отец… – Снова выдох. – Я потеряла ребенка. Наверное, таким образом мое тело выразило, что я не могу быть матерью этому младенцу… – Ее глаза наполняются слезами.

– Наверное. – Эбби кивает. – Выкидыши случаются по разным причинам.

– Нет… – тихим голосом говорит Лилли. – Беременность была доношенной. Казалось, что все в порядке. А потом родился мертвый ребенок. Как видите, у меня все же есть некоторый опыт с детьми… – Она смахивает с глаз слезы.

Эбби тоже вот-вот расплачется. Все еще хуже, чем я себе представляла. Бедная Лилли. Как бы мне хотелось отмотать назад те несколько последних минут утреннего сеанса.

– В этом рисунке я пыталась выразить свои чувства. Бет предложила на одном из занятий – вы же знаете, как она увлечена творческим подходом. И мне действительно помогает.

Эбби вновь рассматривает рисунок.

– Вот тут моя малышка, – объясняет Лилли, понемногу успокаиваясь.

Она показывает на фигуру, которую Эбби приняла за птицу. След из точек означает, что она вырвалась из темного нутра.

– Похожа на ангела, – шепчет Эбби.

Они обе молчат, смотрят, впитывают. Спустя некоторое время Эбби спрашивает:

– Думаете, биполярное расстройство связано с тем, через что вам пришлось пройти? Впрочем, – она поднимает руку, – если не хотите, не отвечайте, пожалуйста.

Лилли опять пожимает плечами.

– Без понятия. Моя сестра Тамара… ее тоже насиловали, однако у нее все нормально. Не нормально, разумеется, но биполярного расстройства нет. Кто знает? Джиллиан говорит, что разные люди реагируют по-разному на одинаковые ситуации. Хотя она же мне рассказывала, что эмоциональная травма может привести к реальным физическим изменениям в головном мозге, влияющим на то, как человек реагирует на стресс и тому подобные состояния. Возможно, во мне уже было что-то разрегулировано на химическом уровне… Хотя, да, без всего этого дерьма, – она будто сплевывает слово, – вряд ли мне было бы настолько плохо.

– У вас на самом деле большие успехи, – говорит Эбби и, помолчав, добавляет: – Я вами восхищаюсь. Честно сказать, и раньше восхищалась, а теперь еще больше.

Лилли удивленно смотрит на нее.

– Серьезно?

– Да. Вообще-то Каллум отреагировал на ваши наклейки очень необычно. Никогда не видела, чтобы он вдруг начал контактировать с незнакомым человеком. Даже со мной он нечасто ведет себя так восторженно.

– Ох, – произносит Лилли. – Наверное, это тяжело.

– Иногда. – Эбби задумывается. Она не хочет, чтобы ее считали несдержанной; однако Лилли, похоже, до сих пор не уловила, что она пытается ей сказать. – Знаете, Лилли, у вас есть дар. То, как вы общаетесь с людьми, – редкость. Вы находите время, чтобы поддержать каждого, проявить доброту. Не знаю, как без вас мне удалось бы пережить тут несколько первых дней.

– Ой, Эбби, не надо, я сейчас опять расстроюсь. – У Лилли дрожит нижняя губа. – Хотя спасибо. – Немного поколебавшись, она добавляет: – Можно мне вас обнять?

– Конечно.

Прижав ее к себе, Эбби вдыхает сладкий абрикосовый аромат.

29

– Ну, как ваши дела? – спрашивает Джонни у Карен, расположившейся напротив.

– С Лилли все нормально? Мне очень жаль, что на групповом сеансе так вышло.

Джонни ерзает в кресле.

– Пожалуй, об этом вам лучше спросить у нее самой. Простите, я не вправе обсуждать ситуацию Лилли. – Ему явно хочется, чтобы разговор пошел в другом русле. – К тому же мы здесь, чтобы говорить о вас, Карен, и о том, как у вас идут дела после нашего с вами сеанса на прошлой неделе.

Похоже, я опять взялась за свое, понимает Карен. Думаю о других.

– У меня было по-разному, – произносит она и понимает, что эти слова ровно такие же ни к чему не обязывающие, как и обстановка в комнате. – Но приятно прийти сюда и поговорить.

Хотя сегодня утром мне было неловко. Впрочем, от этих слов она воздерживается. Они могут прозвучать как критика, а ей инстинктивно хочется защитить Джонни.

– Мне интересно, вы размышляли о нашем с вами разговоре? В частности, о ваших чувствах к отцу?

Ох. Карен надеялась, что ей удастся пока избежать этой темы.

– Да.

Она разглядывает занавески, пытаясь сочинить ответ, однако внезапно понимает, что думает о тюле – зря они его повесили, он плохо пропускает свет.

– И?..

– Кажется, тоска – это такая особенность моего характера. Мысли о муже возникают снова и снова…

Воображение внезапно рисует Саймона: он вышел из душа, мокрые волосы, на коже капли воды.

– Очень трудно о нем не думать. – Она сдерживает слезы. – Только не знаю, хочу ли я, чтобы это прошло. Тогда я буду стыдиться, что забыла его.

Теперь Саймон сушит волосы полотенцем.

– Я вовсе не предлагаю зажимать эти чувства, – говорит Джонни. – Но нам, наверное, стоит попытаться сделать так, чтобы воспоминания о Саймоне и об отце не загоняли вас в депрессию.

И тут – словно эта мысль зародилась в ее голове с подачи самого Саймона – Карен осеняет:

– Знаете, эти две ситуации кажутся мне совершенно разными, потому что папа был намного старше и долго болел, хотя в том, как они умерли, есть и общее… В обоих случаях это произошло в феврале.

Она опять бросает взгляд на окно. Сквозь тюлевую занавеску видно, что день выдался яркий, солнечный. В утро, когда умер Саймон, все было совершенно иначе. Она вдруг вновь оказывается в поезде: на остановке «Престон-парк» в вагон врывается струя холодного воздуха; прежде чем войти, пассажиры отряхивают зонты.

– Многие считают февраль трудным временем в году.

– Раньше я не обращала внимания… Весна в этом году была особенно отвратительной. – Карен задумывается. – Неприятное время, и оба эти события стали для меня потрясением. С Саймоном понятно почему, но смерть папы тоже оказалась неожиданностью, потому что он так и не пришел в сознание после инсульта.

С содроганием она вспоминает, как неслась в своей допотопной машине по меловым холмам.

– Прежде вы говорили, что ожидали смерть отца.

– Больные Альцгеймером зачастую живут очень долго, и никаких настораживающих признаков не было. – Она вновь ненадолго умолкает. – Как и с Саймоном.

Это уже слишком, по щекам катятся слезы. Как бы я хотела, чтобы об этом можно было знать заранее, думает Карен, доставая платок.

– Ни с одним из них я не успела попрощаться… – тихо произносит она.

– С вашего позволения, я кое-что предположу, – мягко говорит Джонни. – По-моему, смерть отца могла включить ваши сенсорные воспоминания о предыдущем опыте.

Карен высмаркивается.

– Не понимаю.

– Как правило, мы не задумываемся о своих сенсорных воспоминаниях, потому что они связаны с чувствами и проявляются в доли секунды. – Джонни подается вперед. – Бывало с вами такое, что определенный запах вызывал воспоминания о чем-то, случившемся много лет назад?

Она думает о шезлонгах в садовом сарае, которые до сих пор пахнут Саймоном, и ее накрывает новая волна скорби.

– Да…

– Дело в том, что сенсорную память сознание не контролирует вообще никак. Поэтому мы не в силах предусмотреть эти воспоминания, но они здесь, рядом, и сидят очень глубоко. В вашем случае в одно и то же время года умер еще один близкий человек, и это дало толчок.

– Боже! – Карен откидывается на спинку кресла. – Думаю, такое возможно. Что же мне делать?

Джонни проводит пальцами по челке.

– Считается, что до тех пор, пока человек не поймет зависимость между происходящим и соответствующим событием, его охватывают страх и паника – снова и снова. Осознав связь, мы способны бороться с этими мыслями и чувствами.

– Ясно.

– Порой помогает всего лишь понимание сути.

– Спасибо. Надеюсь. – Карен наливает из графина воды в пластиковый стаканчик и, задумавшись, пьет. – Все-таки те события не так уж похожи. Возвращаясь к тому, о чем мы говорили сегодня утром на групповом сеансе… Когда умер Саймон, все как-то сразу сплотились вокруг меня – даже просить не пришлось. – Мысли приходят быстро, будто одна за другой загораются лампочки. – Например, наша няня Трейси надолго забрала детей к себе. Когда умер папа, было не так. Совсем не так.