Странник поневоле - Борис Долинго

В довершение всего, Богдан был тут одинок, а одиночество – плохой друг и попутчик, особенно когда путь сложен и труден, и хочется, что там ни говори, опереться на плечо друга.

Однако в какой-то момент он поймал себя на мысли, что это нервное напряжение и усталость, тем не менее, пьянят душу, как алкоголь пьянит мозг. Возможно, он всю жизнь подсознательно и стремился к тому, чтобы играть с опасностями и даже со смертью?

– Неужели мне это всё нравится? – спросил он сам себя вслух и на всякий случай оглянулся.

За спиной расстилалось пустынное плато. Он был один, и рассчитывать приходилось только на свои силы – даже неизвестный Хозяин всё не приходил, чтобы разом решить все проблемы: либо убить, либо «милостиво» вернуть назад во дворец (или хотя бы на Землю).

Богдан усмехнулся своим страхам и мыслям и продолжал сидеть, расслабившись и время от времени пуская колечки дыма.

Наконец, он бросил ставший совсем коротким окурок, прочертивший параболу на фоне меркнущего заката, пожал плечами и встал:

– Выбора всё равно нет, – пробормотал Богдан. – Думаю, что и дядя Петя на войне не особо выбирал и задумывался. Потому и жив остался. Ну и везение, конечно, было – дай-то бог и мне везения…

Не закончив фразу и не мешкая, парень поднялся по ступенькам с одной стороны каменного куба и сделал шаг на словно чуть отполированный круг на верхней грани. Дунуло лёгкий ветерок.

Точка перехода здесь также являлась односторонней, а поскольку на грани жили люди, была ещё и замаскирована под пень древнего толстого дуба, торчавший на самой опушке леса.

Здесь было не жарко и душно, как на грани Динозавров, а просто тепло, и поэтому климат казался абсолютно комфортным. После выжженного солнцем плоскогорья и джунглей «мезозоя» расстилавшаяся пред Богданом местность по всем параметрам тянула на идиллическую пастораль. Роскошная дубрава плавно стекала в изумрудно-зелёную долину и обрывалась у подножия холма, где и стоял сейчас Богдан. Извилистая речка, исчезавшая за изгибами рельефа, разрезала долину неровной границей. Впереди там и сям были разбросаны группы деревьев, а на противоположной стороне блестящей водяной ленты снова вставал густой, однако совершенно не дремучий лиственный лес.

Через долину параллельно реке вилась заметно наезженная дорога, словно намеренно подтверждая опасения, что встречи с себе подобными вряд ли удастся избежать. Сейчас в поле зрения не было видно ни одной живой души, но Богдан тем не менее поспешно отступил под сень леса, не желая попасться на глаза возможным путникам. За кустами знакомого земного орешника он присел на густую траву, чтобы обдумать, как ему рациональнее действовать и тем временем немного перекусить остатками своих припасов.

Посмотрев на компас, Богдан определил стороны местного «света», и, отметив пусть и незначительное, но вполне заметное смещение солнца за время своего отдыха, сориентировался по направлению движения.

Здесь, в отличие от грани Динозавров, где он оказался почти у подножия Безвоздушных гор, точка перехода располагалась почти в центре грани, а самые желанные варианты пути предстояли неблизкие. В общем, у Богдана имелось несколько возможностей, и он начал размышлять, как же выстроить оптимальный маршрут.

Единственной точкой, ведущей во дворец и отмеченной на карте этой грани, была точка, лежавшая в данном случае дальше всего. Чтобы попасть туда, предстояло обогнуть (или переплыть) местное море, и в общей сложности проделать путь не менее полутора тысяч километров. Дорога трудная и долгая, учитывая населённость грани и нравы, соответствовавшие эпохе.

Поэтому Богдан стал рассматривать компромиссные варианты.

Всего в каких-то сорока километрах оказывалась точка, ведущая на грань Азии, но её Богдан отверг сразу. Он хорошо знал, что такое современный ему Восток – отец долгое время работал на нескольких крупных предприятиях в Чимкенте и Ашхабаде, и Богдан почти всё детство и даже начало отрочества до переезда в Свердловск провёл там. Можно было себе представить, какие нравы царили в Азии средневековой, так как, насколько он мог судить по описаниям Компьютера, именно на том уровне находилась структура отношений населения. Кроме того, там до нужной точки перехода было не так уж и близко – километров четыреста.

– Не-не, туда не пойдём, – хмыкнул Богдан. – Как говорил товарищ Сухов, Восток – дело тонкое. А в данном случае – даже слишком.

Третья точка тоже не устраивала. Она, вела на так называемую Смешанную грань, где соседствовали разнообразные культуры. Правда, на этой грани почему-то имелось сразу несколько точек прямого попадания во дворец, но это преимущество в положении Богдана сводилось на нет тем, что ближайшая точка на Смешанной грани тоже оказывалась очень и очень далеко от места, откуда приходилось начинать движение. А нагромождение культур и народов и там, судя по всему, не позволит путешествовать спокойно. Да и здесь, на грани Европы, до неё было почти триста километров.

Поэтому Богдан остановился на компромиссном четвёртом варианте: идти семьдесят пять «кэмэ» к точке перехода на грань Африки. Но зато там от места, где он «выныривал», до прямой точки во дворец было рукой подать – наверное, не более чем сейчас до грани Азии, и, судя по всему, по чрезвычайно малонаселённой местности. Оставалось только как-то преодолеть здешнюю сотню вёрст.

– Туда и пойдём! – констатировал вслух Богдан, приходя к решению, что именно это и есть оптимальный вариант.

Отдохнув ещё немного, он стал собираться в путь. Согласно карте, река текла почти параллельно направлению его движения ещё километров двадцать, а потом сворачивала в сторону так, что её, к счастью, не требовалось пересекать: судя по ширине и полноводности, брод на такой реке был маловероятен.

Богдан взобрался на высокий дуб и, насколько позволяла листва, осмотрел окрестности. В целом, если бы не дорога, вившаяся поблизости, вокруг не наблюдалось признаков человеческой деятельности. Правда, в одном месте, впереди и несколько правее направления, в котором ему предстояло идти, вздымались клубы густого дыма. До источника – то ли пожара, то ли какого-то большого костра – было километров пятнадцать, если не больше.

Богдан слез с дерева и почесал затылок. Впрочем, делать было нечего – разве что взять несколько в сторону, чтобы не проходить рядом с местом, где что-то горело.

Откровенно говоря, он с большим удовольствием исследовал бы жизнь на гранях – но не в такой ситуации, в какой оказался сейчас: с ограниченным запасом боеприпасов, без средств передвижения и защиты. Имей он один из гравилётов, которые стояли в ангаре дворца, Богдан с удовольствием полетал бы над мезозойскими зарослями на грани Динозавров или пошастал здесь, в лесах «древней Европы». В нынешнем же положении оставалось двигаться скрытно, чтобы не нарываться на неприятности – будь то звери или люди. Люди, как он уже не раз думал, даже хуже.

Собрав свои вещи, Богдан, поминутно оглядываясь, пересёк дорогу и спустился к реке. Берег был замечательный – густая изумрудная трава обрывалась метрах в пяти-шести от воды, открывая пляж, покрытый крупным песочком. Противоположный берег, до которого в этом месте было метров тридцать, выглядел примерно также, как и этот – такой же пологий и при этом не топкий. Очевидно, из-за отсутствия вращения планеты вокруг своей оси и иного распределения сил гравитации, здесь не существовало силы Кориолиса, по-разному формировавшей берега рек в мире Земли.

Чуть посомневавшись – и опасно было, и вымыться очень хотелось, – Богдан выбрал место, скрытое от дороги высокими кустами, и с наслаждением окунулся в чистую проточную воду, после чего быстро двинулся дальше. Для большей надёжности ему пришлось вернуться к лесу и идти среди деревьев и кустов так, чтобы не сразу попасться на глаза возможным путникам на дороге.

Хотя лес и не был чащобой, идти с поклажей через какие ни на есть, но заросли было не так удобно, как по открытой местности. Мешало коромысло, которое на пустынном плоскогорье облегчало движение, но в лесу часто являлось помехой, задевая ветви и стволы деревьев, между которыми приходилось петлять.

Пройдя за час всего пару километров, Богдан чертыхнулся, и двинулся всё-таки по опушке леса. Скорость сразу увеличилась, и к заходу солнца он преодолел ещё километров десять.

За время пути, к его великому удовольствию, пока не попались люди, хотя однажды откуда-то издали послышались звуки, похожие на собачий лай. Иногда встречались зайцы и косули, а один раз через заросли величественно прошествовал олень. В ветвях часто порхали крупные птицы наподобие глухарей, а может, это и были глухари – Богдан только приблизительно, по картинкам, представлял их себе.

Солнце стало тонуть в неимоверной дали за горизонтом. Двигаться в темноте или под лунным светом было, возможно, и разумно, но неудобно, и потому Богдан стал устраиваться на ночлег. Он выбрал в глубине леса низину, обрамлённую кустами так, чтобы оттуда не мог просматриваться огонёк костра.