Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Она не человек. Она — часть Амбивалента…»
Вместо воя — томные придыхания, за подобные проститутки в Пестром Квартале дерут втридорога. Кто-то из зрителей зафыркал, кто-то хихикнул напряженно. «Уведите детей», — послышалось из третьего угла. «Не тем занят», — из четвертого.
Рони вспомнил мед и ваниль — белую кожу Элоизы, у нее другой оттенок. Одержимая — словно русалка, матовая муть нежити. Элоиза яркая. Элоиза настоящая. Рони останется верен ей, даже если она выбрала другого…
Сделай правильный выбор. Как всегда.
Одержимая заорала, теперь от ужаса.
В тот момент Целест измочалил сигарету и рассыпал на каменный пол табачную крошку. Кошмары протянулись от стола-эшафота; несколько мистиков хмыкнули — видимо оценив работу собрата.
«Тарк молодец», — с легкой завистью пробурчал Авис, извивались змеи-волосы. Целест сравнил его с Горгоной. «Но сейчас не твой выход. Эта Аида назначила заменой не тебя».
— Ничего, — Рони «отпустил» одержимую. Голубые глаза ее покраснели — ни единого целого капилляра, видения испепелили изнутри. Золотистые волосы потемнели — одержимая разбила голову о «прилавок», где обычно стояли объемистые кастрюли и сковородки с едой.
Рони облизал потрескавшиеся — на морозе, наверное, — губы.
— Как обычно. Они молчат.
— Сейчас заговорит. — Аида, будто разочарованная неудачей, оттолкнула его. Рони отвернулся, закрыл глаза.
Он знал, что будет. Он заранее ощущал вонь горелых внутренностей, испражнений и захлебывающийся крик боли — страдания не бешеного зверя, но разумного существа. Разумного… врага.
«С меня довольно. Пожалуйста». — Он протиснулся в толпе и выскочил из столовой, думая о том, что нескоро подойдет к раздаче за добавочной порцией обеда или ужина. Несколько дней придется питаться в забегаловках.
Он добрался до кельи и, не снимая грязной мантии, рухнул на кровать.
20
У южного черного хода толпа оказалась поменьше, или разбрелись уже. Целеста пошатывало от усталости, млечная капля луны перекатилась к зениту — ночь на дворе. Впереди день и работа, мы-поймаем-Амбивалента.
Целеста знобило. Крохотными затяжками он проглатывал сигарету, боясь выронить — так тряслись руки. «Словно с перепою… а я трезв, как сенатор на совещании».
— Это можно исправить.
— Ч-чего? — Целест столкнулся с Ависом. Синяки на бледном, словно ящеричье пузо, лице делали его похожим на маску Трагедии. — Охота тебе ресурс тратить?
— Я не читал твоих мыслей. Ты произнес вслух.
Авис протянул жестяную флягу, оттуда пахнуло резко
и горько — виноградным огнем, коньячным спиртом. Целест сделал пару больших глотков.
— Спасибо.
«У тебя хорошие друзья, красавчик». Бен-Герой прав, отличные друзья — зря Целест не доверял «парочке». Целест протянул сигаретную пачку:
— Хочешь?
Сигаретную пачку будто стадо коров жевало, содержимое соответствовало. Другого нет. Утром можно купить — неоновая реклама в том числе с Вербеной залог курева. Вербене не нравится табачный дым. Диссоциативно.
— Нет.
Ависа морозило тоже, он закашлялся, постучал себя по узкой, по-птичьи костлявой груди. Глотнул из железного горла. Он смотрел прямо перед собой — куда-то мимо встопорщенных дикобразов-кустов и голых деревьев, сквозь забор, бессветный пустырь и сам Виндикар.
— Я буду, — маленький Тао появился незаметно и сигареты забрал все — Целест только вяло разжал ладонь. — Новость есть.
— Еще одна. Держу пари, плохая. — Целест отшвырнул окурок в ближайший сугроб. Тао-всезнайка — работает круглосуточно, без перерыва и выходных. Тао как-то намекнул, что теоретически может сунуть нос, ухо или любопытный взгляд в любой уголок Цитадели. «Вот вне ее сложнее, правда», — добавил китаец извиняющимся тоном. Тао коллекционировал все металлическое и электронное — горелые диоды, лампы, проволоку. Электро-кинез давал «жучкам» вторую жизнь. Целест тогда погрозил кулаком: подглядывать за нами с Вербеной вздумаешь — пирсинг в неожиданном месте устрою. Кажется, Лин понял.
«На самом деле он умница. Хорошие у меня друзья, правда… я как-то и не думал, вроде так и надо. А они хорошие…»
— Именно. Гораций и Флоренц ругались. Оказывается, это теоретики запретили про Амбивалента говорить — мол, паника начнется, ничего хорошего не выйдет, хватит с этих мутантов инструкций. Им все равно по кайфу одержимых пытать.
Целест кивнул. Эмоции болтались оборванными проводами. Всякий ресурс исчерпаем, а на теоретиков во главе с Горацием и подавно расходовать жаль.
— Про кайф тоже сказал? — поддел Авис напарника.
— Другими словами. — Тао проигнорировал насмешку, его рот сокрыло темно-фиолетовым табачным облаком. — Но да.
— Сволочи.
Холод, гладкий и хитрый, елозит по одежде, пока не найдет прореху, уязвимое местечко. А как заберется — грызет; Целест тщетно кутался в мантию и дышал на руки — на огонь сил не было; ночь и зима слились в белолиловую мглу, мигали лунным бельмом. Трррупы. Будут трррупы.
Отключенные сейчас вычищают столовую. Аида буквально взорвала блондинку, точно переполненный водой бумажный пакет — внутренности раскидало по углам и заляпало даже потолок жирными кровавыми кляксами. Вряд ли закончат к утру. Малыши небось до сих пор по кельям рыдают. Месть воинов жестока… мистиков тоже.
Нелюди безжалостны. С мутантов хватит и инструкций, да.
— Ну-ка, девиз Гомеопатов? — сказал Целест. Дружное «хмы» и слаженный ответ:
— Подобное исцеляется подобным, — вместе, а Авис хмыкнул снова: — Только при чем здесь…
— Амбивалент угрожает всем — воинам, мистикам и людям. Без третьего компонента не справимся. Нужно просить помощи у людей. — Целест хотел хлопнуть Ависа и Тао по плечу, но лишь безвольно скользнул обледенелой ладонью. — У Сената или нет. У людей.
Утро расстелилось покоем. Обеденную залу вычистили — заставляя задуматься, сколько же отключенных припасено в нижних камерах, — запах печеной плоти перебило запахом традиционного омлета. Можно есть без комка в горле. Почти.
Утро тихо, словно простыня на лице покойника. Целест глотнул мерзкого, зато крепкого кофе, усмехнулся своей же шуточке. Поделился бы с Рони, но тот думает о чем-то своем… как обычно.
Повизгивала малышня, негромко спорили теоретики и ученые. Магниты сосредоточенно жевали завтрак, а закончившие ночную смену заразительно зевали. Цитадель будто оправилась от приступа безумия — и теперь сама смущалась, единым организмом. Ну что это на меня нашло…
— Пойдем к Эл. — Целест все же потыкал напарника указательным пальцем. — После вахты, а? Нужно поговорить, ну и…
«Я хочу видеть Вербену», — наверняка мистик прочитал. А может, и просто понял, как понимают друзья, не только эмпаты.
— Обязательно. — Рони отодвинул тарелку с нетронутой желто-коричневой плюхой — омлет не был райской пищей, но съедобен… и вообще, кто угодно мог воротить нос, только не Рони.
— Ты здоров?
— Все в порядке. Я даже умудрился выспаться.
Зимой утро перепрыгивает в вечер. Густеет мороз и синеватая темнота, и поглядываешь на площадные часы — скоро ли смена караула. Стрелки примерзли — не двигаются. Скучно. Лучше скука, чем то, что случилось вчера, думал Целест. Наскреб мелочи и купил сигарет, дышал холодом и никотином. Когда-нибудь он умрет от воспаления или рака легких… впрочем, Магниты не умирают от такой ерунды. Магнитов убивают.
Амбивалент — конец времен.
Встряхивал рыжими волосами, отгоняя паршивую му-торь — она ползла из темноты, пещерными страхами. Гул Рынка чудился рыканьем волчьей чащобы.
Выпадал снег — мокрыми комьями, похожими на слипшийся рис. Разноцветное людское море боролось против снега, впору ставки делать. Победила природа — к концу вахты расползлись все, кроме самых упрямых торговцев, лениво согревающихся из фляжки (Авис у них и добывал — и сегодня то ли купил, то ли занял содержимое — доверху) стражей.
Стрелка ткнулась острой мордочкой в отметку «шесть часов».
— Ура. — Рони махнул косматой рукавицей. — Можно к Эл, да? Лишь бы дома оказалась…
— Вряд ли где-то еще. — Целест покачал головой и затоптал в грязное серое месиво бессчетный окурок. — Ей должны были сообщить вчера, и не думаю, что ее скоро потянет в клубы.
Пара стражей переминалось с ноги на ногу, наверняка мечтая о большой кружке горячего бульона или чего покрепче. На изразцовом витье калитки нависли носатые сосульки. Стражи пропустили без лишних слов — слишком холодно, чтобы говорить.
С порога окутало теплом и бархатом полутемного покоя. Пахло чем-то съедобным — с кухни, и терпко, померанцами и астрами — из комнаты. Целест озирался по сторонам.