Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова

На предплечьях, запястьях, между ног и поперек всего тела, пульсировали зеленые нити нейтрасети.

— Единственный… то есть единственная. «Физик». Остальных уничтожили на месте, а наших погибло двадцать человек и еще столько же ранены, — сообщил Тао, одновременно возбужденный и деловитый.

«Точно наркоман».

И потом: «Девица-то из аристократов… никто не застрахован, верно, папочка? Перед эпидемией и Амбива-лентом все равны».

Целест не сомневался: Амбивалент существует. И может быть, сейчас наблюдает откуда-то — желтым рысьим всевидящим оком, скалит кривые зубы и хихикает.

«Новые одержимые. Уничтожить нас».

Иллир предупреждал. Но Сенат твердил об «антинаучных бреднях», и все, что могли сделать Гомеопаты, — принести больше жертв, тщетно пытаясь откупиться. Целест обернулся на одноглазого, выдавленное месиво стер кто-то из лекарей, обрабатывал нечистую рану. Блондинка-одержимая корчилась на расстоянии пары метров. Целест разглядел пепел и запекшееся мясо на акриловых ногтях.

Амбивалент существует, о да…

Он увидел Глав — вернее, Винсента и Декстру, мистик и воин стояли в изголовье одержимой, словно лекари подле умирающего. Если они боялись, ненавидели или вообще испытывали какие-то эмоции, Целест не уловил — впрочем, он и не телепат, верно? Толпа бурлила возле старших Магнитов и оседала, будто разбившись в мелкую изморось о скалы.

Чуть поодаль Флоренц вместе с парой молодых девушек-ученых зашивали раны Магнитам. Пациент Главы, кряжистый, словно гном из легенд, бородач, приглушенно ругался — несколько раз дословно процитировал Бена-Героя; Целеста передернуло.

— Мы должны… сказать, — проговорил Целест.

Поблизости Тао. Рони нет. Где Рони? С ним проще…

Авис вон, сует нос к одержимой, словно сам собрался ее призвать, — дурак, она же «физик»… отпихнули, оттерли вглубь, спорят. Винсент их сдерживает. Может быть, если бы не этот ходячий эмпат-транквилизатор, обитатели Цитадели взбунтовались бы. Магниты испуганы. Да и другие Гомеопаты тоже.

Нырнул вглубь, к неровному дну — камни и останки утопленников, пиратские сокровища и ядовитые морские ежи. Блондинка заверещала: «Вы трррупы! Трррупы!» — вибрируя сладострастно, словно приглашая воспользоваться ее матовым жемчужным телом — перед смертью.

Трррупы.

Целест ощутил, что захлебывается; он забился в толпе — водовороте; поплыл к неясному зеленоватому свету.

— Амбивалент, — выдохнул Целест. Он добрался до Винсента и Декстры; волосы воина трепетали черным холодным пламенем — знак траура. Главный мистик был непроницаемой глыбой, айсбергом — о такой когда-то разбился разрекламированный корабль. Но Целест ведь уже вынырнул?

— Амбивалент, — выплюнул он, отравленную соленую влагу. — Причина всему. Он существует. Мы знаем. И вы знаете, правда? Это Амбивалент сотворил с ней, — указал пальцем на блондинку. — И с другими. Разумные одержимые — дети этой… твари. Мы должны остановить его, кем бы оно ни было.

Ближе к последним словам повисла тишина. Гортанное «трррупы» вклинивалось в редкие стоны раненых.

Цитадель внимала.

«Теперь знают все. — Целест улыбнулся уголком рта. — Тем лучше. Мне осточертели эти гребаные тайны».

Он выхватил из толпы побледнелое до оттенка слоновой кости лицо Тао. Ависа, шевелящего губами: «Зря ты…» — распознал с чуткостью глухонемого. Потом заметил Рони под руку с Аидой, девушкой-Магнитом, от которой когда-то спасал. Среди Магнитов нет врагов, вспомнилось из уроков еще Тиберия, а потом и Декстры. Мы братья и сестры. Мы единое целое. Гомеопаты, чья сила зло, но служит во благо — исцеляет подобное подобным.

Рони кивнул из толщи голов и серых мантий. Целест продолжил:

— Какой смысл скрывать? Вы ведь этого добивались пытками одержимых, выяснить хоть что-нибудь об Ам-биваленте от них? Поэтому приказывали доставлять живыми, для этого мы превратились из санитаров в Инквизицию. «Антинаучные бредни» — правда… Ведь правда же? Господин Винсент? Госпожа Декстра?

Запнулся, захлебнулся глотком влажного душного воздуха. Декстра — будто каменная, статуя античной богини войны, Ники Самофракийской. Недостает крыльев и меча, но их легко представить — да и зачем Магниту меч. Огонь сильнее. Ее огонь выжжет живое и мертвое. Финальным очищением.

Винсент почему-то улыбался. Грузная фигура воспринималась расслабленной, мистик точно грезил наяву, но Целест осознал: Виндикар, а может, и вся Империя в руках этих двоих. Винсент мог бы подчинить каждого Магнита и человека — просто кивком; целый мир «отключенных», послушная паства.

«Я пред ликом богов. Ну и ладно».

— Да, — сказал Винсент, закрывая лицо распухшими подагрическими ладонями, — Амбивалент существует. Амбивалент пробудился. Это правда.

Теперь молчание пульсировало. Точкой материи перед Большим Взрывом. Умолкла даже (трррупы, трррупы) блондинка.

«Я пред ликом богов… но даже боги беспомощны перед Амбивалентом».

По-настоящему жуткое откровение. Так ребенок узнает, что он и мама с папой смертны. Может быть, на могиле раздавленного мобилем любимца-кота. «Томми теперь на небесах с ангелами, детка… да, все мы будем там».

— Без паники, — на всякий случай рявкнула Декстра, словно предлагая бояться ее, а не какую-то неведомую тварь. — Каждый из этих… разумных одержимых знает о своем хозяине. Пока они молчат.

Винсент кивнул: молчат — означало непроницаемость сродни свинцовому резервуару. Целесту захотелось нырнуть в толпу. Поздно. Уже полез на баррикады.

Декстра продолжала — ее лицо из-за пламенных от-бликов заострилось, словно ритуальная маска:

— Пока. Мы просили помощи у Сената, но, видимо, придется обходиться своими силами. Что ж, теперь вы все знаете — но пусть каждый помнит, что страх и отчаяние дурные помощники. Орден Гомеопатов однажды спас цивилизацию, спасет и второй раз. Вопросы есть?

Вопросов не было. Целест вглядывался в грифельносерую толпу. Пытался ощутить каждого, подобно тому, как ловят «волну» эмоций эмпаты. Вот возбужденно шепчется стайка малышей во главе со знакомцем-гидрокинетом. Лохматый Магнит ухмыляется молоденькой, совсем девчонке — ученой, мол, не бойся, я ведь с тобой. Теоретики чиркают что-то в блокнотах. Тао подтянулся на цыпочках и зажал рот напарнику — видимо, чтобы окружающие не слышали мрачных прогнозов. Только не сейчас.

«Мы выживем, правда?»

— Тру-у-упы. Тру-у-упы, — завелась одержимая; заунывный вой, словно суку палкой отдубасили. Целеста передернуло. Не его одного — даже Винсент разомкнул кожистые веки, поморщился.

— Прошу разрешения на допрос и призыв, — выступила Аида. Рони по-прежнему стоял рядом. — Мое имя Аида Райто. Одержимая убила моего мужа и напарника, но он удерживал ее в течение всей операции. Она моя по праву.

— Это так, — кивнула Декстра. — Ты — воин. Кто заменит вторую половину на призыве?

— Я. Иероним Тарк. — голос сорвался на фальцет. Рони покраснел.

— Дозволяю, — поставил невидимую печать Винсент.

Целест понял, его шоу закончилось — пора спрыгивать со сцены и уступать другим. Публичная пытка, публичный призыв. То, что доктор прописал, — доказать, мы сильнее одержимых, насытить кровью и местью, и возможно, учуять след Амбивалента.

Почему бы и нет?

Целест хлопнул Рони по плечу:

— Валяй. Выуди из нее все, что можно.

Рони чувствовал себя обернутым в вату. Вата затыкала уши, глаза, заползала волокнисто в рот, перекрывая дыхание и доступ света, звука, мыслей. Барьер он выставил нарочно, боялся, что чужая паника разорвет изнутри, словно бумажный пакет; задыхался теперь в изоляции. И охотно вылупился из невидимой «ваты».

Блондинка выгнулась навстречу, игриво повела бедрами. Рони натолкнулся на преграду — естественную защиту «физика» — неправильно это, подобное лечится подобным. На свободе одержимая испепелила бы уже незадачливого Магнита-мистика. Призывай своих — не тронь чужое.

«Ну же. Хоть что-нибудь. Амбивалент… теперь я знаю, что искать. Мы все знаем. Так проще, наверное».

Шмыгнул носом, пытаясь учуять табачный дым (где ты, Целест?) и волглую сырость пыточной камеры. В толпе — тяжелее; Рони ощутил себя фокусником, только вместо кролика с пушистыми ушами и розовым влажным носом, вытягивал…

«И-и-информацию».

Возле уха сопела Аида. Дожидалась своей очереди — не отключи, нет, она не позволит, чтобы убийца мужа подохла, не сознавая причин казни. Разумные одержимые — не омертвелая гангренозная гниль, как прежде. Дети Амбивалента — враги.

Рони зачерпнул ненависть Аиды, словно снулые воды серного источника, — направил на опутанную нейтрасе-тью блондинку. Она дернулась навстречу, изогнулась, раздвигая бедра — под обрывками платья белья не оказалось; Рони сглотнул.