Рассказы - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
официант извлек свой член, водрузил на раковину и начал плескать на него холодной водой.
СОВОКУПЛЯЮЩАЯСЯ РУСАЛКА ИЗ ВЕНЕЦИИ, ШТАТ КАЛИФОРНИЯ
Бар уже закрылся, им еще до меблирашек тащиться, а тут на тебе — катафалк прямо на улице, где Желудочная Больница стоит.
— Мне кажется, сегодня — ТА САМАЯ ночь, — сказал Тони. — Я уже в крови это чую, вот те крест!
— Та самая ночь для чего? — переспросил Билл.
— Смотри, — сказал Тони. — Мы уже хорошо знаем расписание. Давай отметем одного! Какого хуя? Или кишка тонка?
— Ты чё, с дуба рухнул? Думаешь, я зассал, потому что этот морячок мне по сраке надавал?
— Я этого не говорил, Билл.
— Да ты сам ссыкло! Да я тебе вломлю как не фиг делать…
— Ага. Я знаю. Я не про это. Я в смысле, давай жмурика отметем прикола ради.
— Ёбть! Да хоть ДЕСЯТЬ жмуриков!
— Постой. Ты сейчас назюзюкался. Давай подождем. Мы знаем расписание. Мы знаем, как они работают. Мы ж каждую ночь следили.
— А ты, значит, не назюзюкался, а? Да у тебя иначе бы ОЧКО взыграло!
— Тихо ты! Смотри! Вот идут. И жмурик с ними. Бедолага какой–нибудь. Смотри, простыню ему на голову натянули. Печально.
— Да смотрю я, смотрю. В самом деле печально…
— Ладно, мы знаем расписание: если жмурик только один, они его закидывают, перекуривают и уезжают. А если двое, то дверцы в катафалке они оба раза не станут запирать. Настоящие четкие мальчонки. Им все это обрыдло. Если жмурика два, одного парня они просто оставляют на каталке за машиной, заходят внутрь и вывозят второго, а потом обоих закидывают. Мы сколько ночей за ними наблюдали?
— Фиг знает, — ответил Билл. — Шестьдесят уж точно.
— Ладно, вот у них один жмурик уже есть. Если сейчас вернутся за вторым, этот — наш. Не обосрешься, если они сейчас за вторым пойдут?
— Обосрусь? Да у меня кишка потолще твоей!
— Ладно, тогда смотри. Сейчас узнаем… Оп–ля, поехали! За вторым пошли! — сказал Тони. — Хватаем?
— Хватаем, — ответил Билл.
Они рванули через дорогу и схватили труп за голову и ноги. Тони досталась голова — прискорбный отросток, туго обмотанный простыней, — а Билл держал пятки.
Потом они неслись по улице, и чистая белая простыня развевалась на трупе по ветру: иногда проглядывала лодыжка, иногда — локоть, иногда — полная ляжка, а затем они взбежали по парадным ступенькам меблированных комнат, допыхтели до двери, и Билл сказал:
— Господи ты бож мой, у кого ключ? Меня трясет чего–то!
— У нас мало времени. Эти уроды скоро второго жмурика вынесут! Кидай его в гамак! Быстро! Надо этот чертов ключ найти!
Они швырнули труп в гамак. И тот раскачивался в лунном свете — взад–вперед, взад–вперед.
— А может, тело назад отнесем? — спросил Билл. — Господи боженька, царица небесная, назад его что, нельзя?
— Времени нет! Слишком поздно! Нас засекут. ЭЙ! ПОГОДИ! — вдруг завопил Тони. — Я ключ нашел!
— СЛАВА ТЕ ГОСПОДИ!
Они отперли дверь, сгребли эту штуку с гамака и помчались с нею вверх по лестнице. Комната Тони находилась ближе. Второй этаж. Труп довольно гулко стукался о стену и перила.
Тут они дотащили его до двери Тони и разложили на полу, пока Тони нашаривал в карманах второй ключ. Потом дверь открылась, они плюхнули труп на кровать, сходили к холодильнику, зацепили тонин галлон дешевого мускателя, хлопнули по полстакана, возобновили, вернулись в спальню, уселись и посмотрели на труп.
— Как ты думаешь, нас кто–нибудь видел? — спросил Билл.
— Если кто и видел, то здесь, наверное, уже легавых бы полно было.
— А как ты думаешь, они район обыскивать будут?
— Каким образом? Ломиться в двери в такое время и спрашивать: «Нет ли у вас мертвого тела»?
— Блин, наверное, ты прав.
— Конечно, прав, — ответил Тони, — но все равно интересно, каково парням было: приходят, а тела нет. Весело, наверное.
— Ага, — подтвердил Билл, — наверное.
— Ладно, весело или нет, но жмурик у нас. Во какой, на кровати валяется.
Они посмотрели на штуку под простыней, выпили еще.
— Интересно, он сколько уже покойник?
— Недолго, наверное, — я так думаю.
— А интересно, когда они застывать начинают? Интересно, когда они начинают вонять?
— Этот ригор мортис не сразу начинается, я думаю, — сказал Тони. — А вонять начнет довольно скоро. Как мусор в раковине. Мне кажется, кровь им только в морге спускают.
И вот эти два алкаша продолжали себе глотать мускатель; временами они даже забывали о трупе и разговаривали о других вещах, смутных и важных, даже не умея толком выразить свои мысли. Затем беседа снова возвращалась к покойнику.
Тело по–прежнему лежало на месте.
— Чего с ним будем делать? — спросил Билл.
— Поставим в чулан, когда застынет. Когда несли, у него все еще болталось. Вероятно, полчаса назад умер или около того.
— Так, ладно, ставим его в чулан. А что дальше будем делать, когда вонять начнет?
— Я об этом еще не подумал, — ответил Тони.
— Так подумай, — сказал Билл, начисляя себе щедрой рукой.
Тони попытался подумать.
— А ведь знаешь, мы же в тюрьму сесть за это можем. Если нас поймают.
— Ну дак. И?
— Н-ну, мне кажется, мы сделали ошибку, только уже слишком поздно.
— Слишком поздно, — отозвался Билл.
— Поэтому, — подытожил Тони, начисляя щедрой рукой себе, — раз уж мы с этим жмуриком тут застряли, можно хоть поглядеть на него.
— Поглядеть?
— Ну, поглядеть.
— А очко не взыграет? — осведомился Билл.
— Фиг знает.
— Ссышь?
— Ну. Меня к такому не готовили, — сказал Тони.
— Хорошо. Ты тянешь простыню, — решил Билл, — только сперва мне налей. Наливай, а потом тяни.
— Ладно, — согласился Тони.
Наполнил стакан Билла. Подошел к кровати.
— Ну, всё, — сказал Тони, — по-ЕХАЛИ!
И содрал с тела простыню через голову. Глаз он не открывал.
— Боже ПРАВЕДНЫЙ! — произнес Билл. — Это же баба! Молодая!
Тони открыл глаза.
— Ага. Была молодой. Господи, ты посмотри на эти волосы, светлые, аж задницу прикрывают. Но УМЕРЛА! Кошмарно и окончательно умерла, навсегда. Вот невезуха! Я такого не понимаю.
— Как ты думаешь, ей сколько было?
— Да не похожа она на мертвую, — сказал Билл.
— Тем не менее.
— Посмотри только, какие сиськи! Какие ляжки! Какая пизда! Во пизда: по–прежнему как живая!
— Ага, — сказал Тони. — Про пизду знаешь, как говорят: первой появляется, последней уходит.
Тони подошел к пизде, потрогал. Приподнял одну грудь, поцеловал эту чертову дохлятину.
— Так грустно, все так грустно — живем всю жизнь, как идиоты, а в самом конце подыхаем.
— Трупы нельзя трогать, — сказал Билл.
— Она прекрасна, — ответил Тони, — даже мертвая, она прекрасна.
— Ага, только если б она живой была, то на такую шантрапу, как ты, во второй раз бы и не взглянула. Сам же знаешь, разве нет?
— Еще бы! В этом–то все и дело! Теперь она ОТКАЗАТЬ не сможет!
— Ты это о чем, к ебеней фене?
— О том, — ответил Тони, — что хуй у меня твердый. ОЧЕНЬ ТВЕРДЫЙ!
Тони сходил и налил себе из банки. Выпил.
Потом подошел к кровати, стал целовать ей груди, запускать в ее волосы пальцы и, в конце концов, впился ей губами в мертвый рот. Поцелуй живого и мертвой. А потом взгромоздился на нее.
Это было ХОРОШО. Тони рвал и метал. Ни разу в жизни такой хорошей ебли у него не было! Он кончил. Скатился, вытерся простыней.
Билл наблюдал за всем процессом, то и дело поднося ко рту галлон мускателя под тусклой лампочкой.
— Господи, Билл, это было прекрасно, прекрасно!
— Да ты совсем рехнулся! Ты только что выебал покойницу!
— А ты всю жизнь покойниц ебал — дохлых теток с дохлой душой и дохлой пиздой, — только не знал этого! Прости, Билл, но ебаться с нею было прекрасно. Мне нисколько не стыдно.
— Она настолько хороша?
— Ты никогда в это не поверишь.
Тони сходил в ванную и поссал.
Когда он вернулся, Билл уже сидел на теле верхом. Продвигался он успешно. Даже постанывал и немного рычал. Затем нагнулся, поцеловал этот мертвый рот и кончил.
Потом скатился, схватил край простыни, вытерся.
— Ты прав. Лучше никогда в жизни не ебался!
Потом они оба сидели на стульях и смотрели на нее.
— А интересно, как ее звали? — спросил Тони. — Я влюбился.
Билл засмеялся.
— Вот теперь я знаю, что ты назюзюкался! И в живую–то бабу только придурок конченый влюбится, а ты на мертвой залип.
— Ну, залип, и что с того? — сказал Тони.
— Залип так залип, — сказал Билл. — Теперь–то что будем делать?
— Выкинем ее отсюда к чертовой матери! — ответил Тони.
— Как?
— Так же, как и затащили: по лестнице.