Выбор воина - Алексей Витковский

– Дурак ты, паря! – пробормотал Олекса, глядя на тело, а потом обернулся к Гюльви: – Славная вышла охота! А этот, последний…

Олекса хотел добавить что-то, но из кустов с треском выломились Хаген с Конаном. Варяг, который прислонился спиной к стволу дерева и, кажется, готов был потерять сознание, приветствовал их слабой улыбкой и поднятием руки. Хаген выхватил из-за пазухи тряпицу и прижал к ране Олексы. А у того уже закрывались глаза и на лице проступила нехорошая бледность, какая бывает, когда человек исходит кровью. Уж Гюльви-то знал, как это бывает! Но раненый разлепил веки и прохрипел:

– Хаген! Я отомстил!

Хевдинг молча кивнул и нахмурился: рана больно опасна! Особенно та, что в плече! Гюльви помог ему усадить раненого на землю. А Конан ходил вокруг, осматривая убитых. При этом он невесело усмехался, будто покойники были ему знакомы. «Да так оно и есть! – подумал Сорвиголова. – Конан ведь тоже из людей Финна!»

– Что здесь произошло? – послышалось сзади. Гюльви обернулся. «Ага! – подумал он. – Народу-то все больше! Как говаривал дружище Видбьёрн: помянешь черта, а он тут как тут!»

На тропе, опираясь на рогатины, стояли вожди – Ольбард с Финном. Король фениев обежал взглядом окружающее, на мгновение задержавшись на ножах, торчащих из стволов деревьев.

– Ну! – грозно переспросил он. Гюльви весело усмехнулся.

– Нетрудно сказать, конунг! – ответил он. – Эти негодяи пытались нас убить!

Ольбард подошел ближе, присел рядом с раненым. Помолчал мрачно, наверное «слушая» рану своим ведовским слухом, а потом что-то спросил у Хагена. Тот молча кивнул. Олекса, кажется, еще дышал.

«Какой воин! – подумал Гюльви. – Пожалуй, и Хагену не уступит! Жизнь спас глупому Сорвиголове… Как же это я не почуял удар в спину? А он почуял… Может, и не врут, что он с неба?»

А Сашка проваливался куда-то в багровую, клубящуюся мглу. Мимо проносились непонятные тени, мелькнуло напряженное лицо Хагена. Хотелось сказать ему, что Храбр отмщен, и Савинов, кажется, даже смог произнести эти слова. Наверное смог, потому что Хаген кивнул, делая что-то с Сашкиной раной, и тихо, едва слышно ответил: «Подняв оружие, которым отнята жизнь друга, воин берет на себя и обязательство мести!»

А может, это Савинову только почудилось. Потом все померкло, но он успел заметить чубатую голову Ольбарда, склонившуюся над ним…

Вой ветра ворвался в уши, и Сашка увидел несущиеся навстречу свинцовые водяные валы. Мотор заглох, и было видно, как медленно, вхолостую проворачивается пропеллер. Летчик дернул фонарь кабины, но тот заклинило намертво, и стало ясно, что ему уже не выбраться.

«Может, это все привиделось мне? – подумал он. – Все эти битвы, мечи и любовь… Привиделось потому, что я умираю!»

А волны надвинулись стеной и со страшной силой ударили в самолет. Что-то треснуло, привязные ремни лопнули, и Савинова бросило головой прямо на приборную доску, лбом о прицел. Перед глазами вспыхнуло солнце, в сиянии которого внезапно возникло чье-то лицо… «Ярина! – закричал он, узнавая. – Ярина!!!» Но солнце погасло… и стало совсем темно… Совсем… Темно…

Часть третья

Путь домой

Глава 1

Дважды Герой

Как могли мы прежде жить в покое

И не ждать ни радостей, ни бед,

Не мечтать об огнезарном бое,

О рокочущей трубе побед.

Как могли мы… но еще не поздно,

Солнце духа наклонилось к нам,

Солнце духа благостно и грозно

Разлилось по нашим небесам…

Он медленно разлепил глаза. «Где я?» Взгляд наткнулся на стальные стены и потолок, украшенный переплетением металлических балок. Свет исходил от стеклянного плафона, забранного частой проволочной сеткой. Савинов моргнул и уставился на него. «Не может быть!»

– Добрый день, товарищ гвардии майор! – сказал кто-то. Голос доносился справа, и Сашка с натугой скосил глаза в ту сторону. Это простое движение доставило ему массу неприятных ощущений.

«Ну как же, биться башкой о прицел – это не в валенки с печки прыгать!» Наконец ему удалось повернуть голову и разглядеть говорившего. Тот был среднего роста, в морской форме с нашивками капитан-лейтенанта. Светловолосый, подтянутый, с жестким лицом и пронзительными голубыми глазами.

– Разрешите представиться, капитан-лейтенант Белокопытов, представитель Наркомата ВМФ. Мы с вами на борту английского эсминца «Пенджаб» из сопровождения конвоя Пэ-Ку шестнадцать… Вас успели-таки выловить из воды, когда самолет почти затонул.

– Вы что-то путаете, товарищ, – хрипло сказал Савинов и откашлялся. – Во-первых, я не майор, а капитан…

Моряк улыбнулся:

– Нет, товарищ Савинов, все верно. Вы почти сутки были без сознания. И конечно, не в курсе. За это время из Москвы пришло представление к награждению вас второй Звездой Героя и повышению в звании на одну степень. Командующий ВВС Северного флота, узнав, что вы живы, назначил вас командиром Второго гвардейского истребительного авиаполка. По выздоровлении, разумеется. Вот заживут сломанные ребра…

– Ребра? – переспросил Сашка. – Я думал, что только голову себе раскроил…

– Столкновение с водой было очень сильным. Вы, видимо, ударились грудью о рукоятку управления, а уже затем – головой об прицел. Фонарь сорвало, и вас выбросило из машины. Сотрясение мозга, пара сломанных ребер, плюс переохлаждение… Но ведь вы, летчики, народ крепкий, выздоровеете – глазом не успеем моргнуть!

«Твои слова бы – да Богу в уши!» – подумал Савинов.

Каплей перестал ему нравиться. «Уж больно гладко излагает, ласково, а морда-то волчья. Особист[66] небось…» Сашка прикрыл глаза и устало спросил:

– Скажите хоть, как там на фронте?

– Если вы имеете в виду наш, Карельский, то все в порядке! Вот у меня здесь последняя сводка… – Каплей пошуровал в кармане и извлек сложенный вчетверо листок.

«Ну точно, особист – вон даже сводку приготовил…»

– В последний час, – торжественно начал Белокопытов, – войска Карельского фронта остановили продвижение частей Шестой горнострелковой дивизии СС «Норд», рвавшейся к Мурманску, и перешли в контрнаступление по всему северному участку фронта. Части пятьдесят второй и четырнадцатой стрелковых дивизий отбросили врага на исходные позиции и при поддержке двенадцатой бригады морской пехоты выбили его с правого берега Губы Западная Лица. Захвачено большое количество вооружения и боевой техники врага. ВВС Северного Флота и авиация четырнадцатой армии уничтожили в боях девять фашистских самолетов… – он прервался на минуту, – три из них ваши, товарищ гвардии майор…

«Что это он всю дорогу так официально, по званию? – подумал Сашка. – По всем приметам, то ли арестовать он меня должен, то ли я теперь шибко важный, вот он и гнется. Терпеть ненавижу! И темнит он что-то. „Если вы имеете в виду наш, Карельский…“, а что, Ленинградский не наш, что ли? Или Калининский… Темнит. Видать, не все в порядке на остальных фронтах…» Он снова прикрыл глаза. Слова доносились до него как сквозь вату. В ушах зашумело. Каплей заметил и прервал чтение.

– Вам нехорошо, товарищ Савинов? Я вызову врача…

Дверь лязгнула, и Сашка остался один. В голове бродили смутные мысли. Что-то надо было вспомнить. Что? За переборкой послышались быстрые шаги. Звякнула кремальера. Летчик открыл глаза и увидел миловидную девушку в белом халате и шапочке с красным крестиком. Она деловито приблизилась, стуча каблучками, присела рядом и принялась замерять Сашкин пульс. Холодные пальчики сжали его запястье, подержали, дрогнули и отпустили. Девушка осторожно коснулась его головы, поправила повязку и улыбнулась. Улыбка у нее была хорошая. Савинов хотел поблагодарить ее, но она строго свела брови и сказала:

– Вам, товарисч лъетчик, нелся говорит много! Ви ранъен! – и, снова улыбнувшись, спросила: – Мой рашен уджасен?

– Нет-нет, – ответил Савинов, – вы говорите совсем неплохо, а выглядите еще лучше!

Сестричка улыбнулась еще ослепительнее и спрятала за ушко выбившуюся из-под шапочки рыжую прядь.

– Ви, лъетчики, так много сказаете комплиментс! Это уджасно! – и смешливо погрозила ему пальцем. Савинов смотрел на нее, улыбался до ушей и чувствовал, как теплая волна нежности омывает его сердце. Эта рыженькая сероглазая англичанка была очень на кого-то похожа… Стоп! Рыженькая… «Ярина!» – вспомнил он. Видимо, лицо его изменилось, потому что девушка испуганно привстала и спросила:

– Что с вами, Алекс?! Вам плохо?

– Нет! – прошептал он, а в голове пушечными залпами гремело: «Нет! Нет! Нет! Я не хочу здесь! Мой дом теперь там! Это был не сон! Не может такое быть сном!» Он бы, наверное, закричал, но тут вдруг переборки корабля завибрировали. Откуда-то донесся частый грохот, будто с десяток отбойных молотков разом долбили стену. Сашка дернулся, боль пронзила его тело. Прохладная ладошка коснулась щеки, нежно погладила по отросшей щетине.