Франсуаза, или Путь к леднику - Сергей Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поперек дороги лежала лошадь. Она лежала себе на боку, вытянув задние ноги и одну переднюю, а другую так согнула, что чуть не упиралась копытом в живот. Нет, не труп, как сначала мне показалось. Мы сумели ее обойти со стороны морды. Дорога привела на как бы пустырь. Это были уже окрестности Ришикеша. За лачугами из тростника и дощечек был виден Ганг. Под деревом у высокой стены сидели бродяги – для нищенствующих брахманов они выглядели, пожалуй, слишком молодыми. Их было трое. Один из них чистил чашу из нержавейки. Никого больше не было здесь – никаких тебе хиппи, никаких туристов. Трое под деревом на нас не обращали внимания.
Между тем за высокой стеной было именно то. То, о чем Командор говорил. А другого здесь быть ничего не могло. Я знал, что это место заброшено, но не думал, что до такой степени.
А что там с ними случилось? Почему поссорились? – Крачун спросил.
Я не помнил деталей, но, кажется, был какой-то сексуальный скандал. Какая разница, сказал я. Да, ответила Люба, нам-то до этого что. Главное, мы тут. Нет: главное тут мы.
Сооружение с тремя конусообразными отростками включало в себя решетчатые ворота. Они были на замке. Владеющих языком хинди о чем-то пространно информировала надпись на щите, а для знающих английский просто сообщалось: NO ENTRY. Однако вход через ворота, запертые на замок, предусмотрен был, но не для людей, а для каких-то таинственных существ. Я сразу заметил это прямоугольное отверстие в правом нижнем углу ворот. Вряд ли так позаботились о макаках – одна обезьяна свободно прогуливалась по стене, еще несколько сидели на дереве со стороны ашрама – судя по всему, каменная стена для них не представляла препятствия. Но может быть, священным обезьянам необходимо предоставить возможность пользоваться воротами, подобно людям? А будут ли – это уже их личное дело.
Как бы то ни было, но я в эту щель мог пролезть. Шириной она была с высоту ступеньки, на которой мы стояли втроем, а ступеньки здесь обычно высокие. Не знаю, что нашло на меня, но я спросил: полезем? И, более не сказав ни слова, пролез. Для этого мне всего лишь пришлось лечь на бок. Ух ты! – воскликнула Люба, увидев, что я стою за решеткой ворот, и тоже довольно ловко пролезла. Вы сумасшедшие, сказал Крачун. Мы с Любой стали звать к себе Крачуна. Люба при этом восклицала: тут здорово! тут все заросло! тут такое!
Может, он прав был: я сам чувствовал, как мною овладевает, ну что ли, безумие. Меня так и подмывало запеть, или прыгать начать, или трястись.
Крачун захотел бы, не смог бы пролезть – не та комплекция. Он уговаривал нас возвратиться.
Вверх по ашраму вела дорога, и я сказал, что пойду. Я сказал, что чувствую зов. (Знаешь, Франсуаза, я действительно что-то почувствовал вдруг.)
Люба еще сомневалась, пойти ли со мной или остаться у ворот с психотерапевтом. Для нее это был вопрос ревности мужа: и то и другое ей казалось опасным. И она решила пойти со мной! Правильно, Люба!
Слушай (я к тебе, Франсуаза), ты представить не можешь, там за стеной необъятная территория, и действительно – джунгли. И разбитые здания в стиле… ну как тебе объяснить?.. вспомни, мы смотрели гравюры Эшера… Примерно в стиле таком…
И меня в самом деле как будто стало немного трясти.
34
Иногда Адмиралов заговаривал первым, провоцируя Франсуазу на обстоятельный отклик. Но и она могла завести Адмиралова.
– В русском языке даже слово мужчина женского рода, – объявляла Франсуаза с бухты-барахты.
– С каких это пор? – отзывался Адмиралов, прислушиваясь к боли в плече.
– Всегда так было.
– Разве? Я думал, до сих пор было мужского.
– Все слова на «ина» – женского рода. Пучина, лучина, картина, малина, витрина… Женщина, наконец. Почему же мужчина – мужского? Самого настоящего женского. Просто все договорились считать мужчину он вместо она — вопреки логике языка, а на самом дела надо она, язык нам верно подсказывает, он умнее нас. А мы язык обмануть пытаемся. А если прислушаться к языку по-честному и непредвзято, никаких мужчин вообще нет.
– Детина – мужского рода.
– А должна быть женского. Та же история. Просто детина – разновидность мужчины, вот и делаем вид, что род мужской.
35
Адмиралов не планировал эксгумацию. Ехал в маршрутке, и она впилила в трамвай. Без жертв. Но с потерей драгоценного времени. Адмиралов прикинул, до какой из двух ближайших станций метро ближе идти и выбрал почему-то неближнюю. В пути он понял почему. Потому что (хотя это и не объясняет ничего ровным счетом), потому что данный маршрут частично совпадает с путем к собачьему и кошачьему кладбищу. Вот так бы и свернул на кладбище, если бы был при лопате. Конечно, он без лопаты был. Но, подумав о кладбище и лопате, Адмиралов, шедший по набережной канала, вспомнил, что впереди будет бензозаправка, а уж там лопата наверняка есть.
Таким образом, непреднамеренная мысль, возвысившись до идеи, обрела контуры воплощения.
Если действовать, то в темноте, но лопату Адмиралов решил попросить, пока было светло, – просьба о ней, когда стемнеет, может показаться в этих краях подозрительной.
– У меня к вам нескромный вопрос. Нельзя ли мне у вас арендовать на час-другой лопату. Я заплачу за аренду.
Девушка с невероятной частотой заморгала, а потом округлила глаза. Это у нее такой отработанный трюк, подумал Адмиралов. Хорошая девушка. С невероятно фиолетовой прядью.
– А в качестве залога могу отдать мобильник, – он протянул ей мобильник.
– А если пожар? – спросила девушка (по-видимому, наличествовала пожарная лопата).
Адмиралов улыбнулся с видом «мы ведь понимаем друг друга».
– Сколько я вам должен?
– Ничего не должны.
Еще больше понравилась. Нестандартная. И друзья у нее фрики какие-нибудь. И живет с каким-нибудь фриком. А летом автостопом в Морокко.
– Но мобильник на всякий случай оставьте.
А странно было бы, если бы Адмиралов вызывал доверие.
– Один звонок, – сказал Адмиралов.
Он зашел за стеллаж с глянцевыми журналами.
– Дин-Дин. Это я. Тут дело такое. Я у художника Бархатова. Он завтра утром наконец картинки сдает. Будет всю ночь работать. Мы с ним поработаем немного, да? Ты меня не жди, ложись, я поздно приду. Только дверь закрой на ключ, хорошо?
Через минуту Адмиралов шел с лопатой вдоль железнодорожной насыпи.
Поскольку еще было относительно светло и народу достаточно много шастало по тротуару, он решил не торопиться – свернул в переулок и направился в сторону ночного бара. Там, в подвальчике, оставив лопату у входа в зал, он коротал время за кружкой пива почти до полуночи. Он сумел не закурить, хотя и приобрел зажигалку. Она бы могла пригодиться вместо фонарика. Адмиралов рассчитывал провести операцию за пятнадцать минут и вернуться домой на такси к часу ночи.
В двадцать минут первого он был у собачьего кладбища.
Эта часть насыпи почти не освещалась – учредители несанкционированных захоронений знали, где выбрать место.
Опираясь на лопату, Адмиралов поднялся по склону и понял, что не сразу найдет место Мачо. Ориентиром ему был куст, а условием – рыхлость почвы. Что-то у него не сходилось. Наконец он соотнес удаленность от куста с пятачком свежекопанной земли. Определил.
Воткнув лопату в землю, Адмиралов ощутил себя героем бродячего анекдота. Ладно, не рассуждать! – дал команду себе и стал быстро копать.
Скоро он докопался до пакета, но, к его великому изумлению, сумки не было. Адмиралов стал спешно зарывать яму – он попал на чужое захоронение.
Присев, Адмиралов щелкнул зажигалкой. Осматривался. Надо было взять левее, ближе к кусту, но там располагались гранитные плитки и им подобные надмогильные знаки, а место собачки Бархатова, как Адмиралов помнил, было в стороне от всех этих печальных предметов. Если бы не зажигалка, он бы так и не нашел это скорбное место. Адмиралов поднес зажигалку к ближайшей плите (она была размером чуть более ученической тетради) и прочитал на ней: «Мачо». Бархатов, оказывается, посетил могилку собачки и обозначил ее плитой, нарочно заказанной для этого случая. Невероятно. Но, вспомнив слезы Бархатова, Адмиралов решил, что ничего невероятного в этом нет. Не ему судить старика. Он мысленно попросил у обоих прощения – и у живого хозяина, и у мертвой собачки – и отковырнул лопатой плиту.
Под плитой лежала кость. Адмиралов умилился. А потом удивился. Зачем же он так? Другие собаки, живые, могут учуять кость по запаху и осквернить могилу подкопом. Странно, что Бархатов не подумал об этом.
Но тут Адмиралов заметил, что кость не настоящая – искусственная. Он узнал ее, эта та самая, которую он подарил Петру Никифоровичу, вернее, его собаке. Адмиралов еще больше удивился. И еще больше умилился.
Слезы навернулись на глаза.
Он стал копать.
Он откопал сумку. Молнию бокового кармана, замусоренную землей, смог открыть только до половины, но рука пролезла.