Сумерки грядущего (СИ) - Шлифовальщик Владимир "Шлифовальщик"

Холодов заметил, что инструктор, а теперь и гид, обращается исключительно к нему, полностью игнорируя хмурого Кудрявцева, который оглядывал окрестности со скучающим видом.

Прямо на них шла стайка молодёжи, не собираясь отвернуть в сторону. Хоть и рассерженный таким наглым напором, Холодов всё же сдался и собрался было посторониться, но не успел — молодые люди прошли сквозь путешественников, словно фантомы. Виктор вскрикнул от неожиданности, Юшечкин рассмеялся:

— Привыкай, путешественник во времени! В потенциариуме несколько тел могут занять одно место. Вон на те здания глянь…

Меморист послушно повернул голову и в самом деле увидел странную картину, как три дома громоздились, абсолютно не мешая друг другу, на сравнительно небольшой площадке. Выглядело это так нелепо, что будь Виктор писателем, он не смог бы подобрать нужных слов, чтобы описать это явление — одновременное нахождение в одном месте нескольких объектов. Три дома не вкладывались, не наползали и не проникали друг в друга, а просто стояли каждый сам по себе, но на одной площадке. Глаза вывихнешь, глядя! А то и мозги.

Молодые люди, бесцеремонно прошедшие сквозь путешественников, остановились неподалёку, встретив своего товарища.

— Пойдёшь в кино? — спросил кто-то из группы.

— Да — нет, — одновременно ответил встречный. Благодаря необычным свойствам потенциариума, он смог выдать два противоположных ответа одновременно, словно звезда отечественной эстрады, поющая сама с собой на два голоса (любимая попсой малая терция) под фонограмму.

— Ну, так соображай быстрее! — поторопили встречного молодые люди.

Встречный вдруг плавно раздвоился. Один из экземпляров отправился с группой молодых людей в кино, другая копия продолжила свой путь, так же без затруднений просочившись сквозь троицу бродяг из прошлого.

Возле памятника Ленину, стоящему в центре площади, остановился роскошный лимузин. Из него вышел нарядный батюшка в богатой ризе. Он поклонился памятнику и перекрестил вождя мирового пролетариата.

— Видали? — заметив, довольно спросил инструктор, будто бы сам лично примирил атеиста Ленина с православной церковью. — Тут общество полной гармонии, сплошное согласие и примирение! Красных с белыми, православных с атеистами, патриотов-славянофилов с либералами-западниками. А как иначе? В потенциариуме миллионы разных вариантов развития событий, истории, так что им между собой надо как-то уживаться…

— У нас в обществе тоже полная гармония, — хмыкнул молчавший до сих пор Кудрявцев. — Я живу на улице Советской, напротив моего дома стрип-клуб. Гармоничней некуда — стриптиз на Советской…

— А почему я не вижу нацистов? — вдруг спросил Холодов. — Чересчур прозрачные?

Юшечкин выпучил глаза:

— Каких нацистов?!

— Ну, обыкновенных… Фашистов. Немецких.

— А с чего им тут быть?!

— Ну, есть же вероятность, совершенно мизерная, что нацистская Германия победила Советский Союз…

Инструктор вздохнул:

— Боже мой, ребята! Слушали вы меня, слушали, да, видимо, не тем местом!.. Здесь же вам не альтернативная история! И не сплетение альтернативных веток! Тут — потенциариум, возможные варианты будущего, собранные в одном месте. Нацистов-фашистов мы уже победили в сорок пятом, это событие актуализировалось, то есть превратилось из возможности в действительность. Значит, никакой альтернативы больше нет и быть не может. Фашистов ему не хватает, умник!

— Ну-ну, завёлся! — осёк не в меру бойкого и фамильярного собеседника Холодов. — Я ведь тут первый раз, спросить уж нельзя…

— Хотя, теоретически фашисты появиться могут, — пошёл навстречу собеседнику инструктор, остывая. — Вероятность возрождения рейха есть, и, может даже допустимо, что он при этом снова на нас полезет. Всё допустимо, но настолько маловероятно, что даже мощи поссибилизатора не хватит, чтобы разглядеть.

— Слушайте, что мы стоит на одном месте? — проворчал Кудрявцев, устав слушать учёных собеседников. — Ты обещал нас к потенциариуму адаптировать, — обратился он к инструктору, — вот и адаптируй! А вместо этого ты держишь нас на тротуаре и лекции читаешь… Так мы всё на свете упустим!

— Ах да! — спохватился Юшечкин. — Пойдёмте, пройдёмся немного. По будущему проспекту.

— Здесь опасно? — осторожно осведомился Виктор. — В этом времени?

Он, привыкший к почти безопасным погружениям в мемориум, совсем забыл, что здесь, в потенциариуме, путешественники находятся в своих родных физических телах.

— По крайней мере в этом периоде не опасно. Я тут бывал не раз, — успокоил его Юшечкин. — А маловероятностных аборигенов вообще бояться не стоит. Видел же, как они сквозь нас шлындают? Мы для них призраки, как и они для нас.

— А в далёком будущем опасно? — не обращая внимания на презрительное фырканье Кудрявцева, продолжал интересоваться Холодов.

— Там ещё безопаснее, — беззаботно ответил инструктор. — Чем дальше отсюда, тем прозрачнее и прозрачнее. И это неудивительно: чем дальше будущее, тем оно неопределённее. Какая может исходить опасность от неопределённости?

Пока они шли не понять куда по центру города, Виктору представилась грандиозная модель времени в виде песочных часов, где верхний конус — будущее, и время сыплется через узкое горлышко настоящего. Последнее пропускает не всё, из множества равноценных вариантов даёт выбрать лишь один, что очень обидно. Зато, пройдя узкое настоящее, время-песок снова рассыпается конусом линий и альтерн мемориума.

В самом деле, в будущем столько возможностей, но реализуется из множества вариантов только один. Обидно! Хотя есть теории о существовании нескольких настоящих, но это неакадемические исследования, к которым серьёзно никто не относится.

По дороге Холодов развлекался тем, что отключал и включал поссибилизатор. При выключенном приборе прохожие становились нечёткими, размазанными по пространству, словно огромные элементарные частицы. В конце концов Виктор докрутился до того, что вдоль проспекта появились нацистские флаги, а в отдалении мелькнул патруль в хорошо знакомой по военным фильмам вражеской форме. От неожиданности меморист даже присел, и у него возникло дикое желание дать стрекача, чтобы с него не потребовали аусвайс.

— Слушай, инспектор или инструктор, ты же говорил, что нацистов тут нет и быть не может… — процедил Виктор, обращаясь к беззаботно вышагивающему очкарику.

— Я ведь тебе объяснил причину. — Тот с недоумением уставился на мемориста.

— А как тебе вот это? — Виктор снял с себя кулон, зажмурившись от хаотичного мелькания возможного и вероятного. — Примерь-ка!

Юшечкин пожал плечами и нацепил поссибилизатор Виктора. Некоторое время он вдумчиво вертел головой, а потом его лицо прояснилось.

— Слушай, что ты прицепился к этим несчастным нацистам?! Если бы ты хорошо присмотрелся, то увидел бы не менее интересные вещи.

Он перевесил кулон на Викторову шею, отрегулировал свой и указал в направлении площади, откуда путешественники только что пришли.

— Видишь вон тех славных размазанных ребят в кожанках? Это потомки викингов, граждане Скандинавской Федерации, приехали посмотреть на достопримечательности в провинциальную Гардариканскую республику. А чуть подальше — совсем мутные ребята, клирики из Ордена Святого Стефана, гуляют по нашей родной Рутении. Может, хочешь посмотреть на чиновников Золотой Орды, дожившей до наших дней, или туристов из Дальневосточной республики с либерально-демократическим строем?

Кудрявцев, остановившийся неподалёку, выразительно покашлял, но собеседники не обратили на него внимания.

— Так почему ты мне сразу не сказал об этом? — выкрикнул Виктор, переставший опасаться призрачных нацистов и викингов.

— Я вначале подумал, что ты — из Мемконтроля. Там ребята тугие, им очень сложно рассказывать о нереализованных потенциальных ветках, объяснять события с отрицательной вероятностью. Поэтому и не стал тебя загружать разными заумными вещами.

— Почему это мы тугие?! — рассердился молчаливый и невозмутимый Кудрявцев.