Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров - Дэн Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нетрудно догадаться, почему, узнав о внезапном возвращении герцога Йоркского из Ирландии, королевское правительство впало в панику. Джек Кэд, после восстания которого королевство на все лето погрузилось в хаос, назвался Джоном Мортимером, намеренно пытаясь выдать себя за родственника герцога. В своих воззваниях Кэд предупреждал, что, если никаких реформ не последует, народ Англии «сперва разделается с друзьями короля, затем с ним самим, а потом поставит королем герцога Йоркского»[168]. Многие другие менее заметные бунтовщики также противопоставляли герцога королевскому правительству.
В 1449 году, по пути на заседание парламента в Лестере, Генрих тоже побывал в городке Стони Стратфорд. Местный житель записал, что, когда королевская свита проезжала по улицам, некий «Джон Харрис, бывший корабельщик, живший в Йорке», подошел к королю, размахивая цепом — деревянным сельскохозяйственным орудием, которое состояло из длинной рукояти с приделанной к ней цепью палкой покороче и которое часто использовали как оружие. Под одобрительные крики жителей Харрис ударил цепом по земле перед Генрихом и выкрикнул, что точно так же «герцог Йорк, который сейчас в Ирландии, победит изменников в парламенте в Лестере и поколотит их так же, как он в этом городе сейчас выбивает комья земли»[169]. За эту дерзость Харриса арестовали, бросили в темницу в Нортгемптонском замке и позже повесили, выпотрошили и четвертовали. Но свое мнение он высказал: народ Англии выступал против правящего режима и свои надежды на национальное возрождение возлагал на герцога, который находился по ту сторону Ирландского моря.
Нет никаких оснований считать, что герцог Йоркский к этому стремился. Он, без сомнения, был величайшим из лордов Англии, кровным родственником короля и влиятельным землевладельцем. Все это ставило его почти вровень с покойными Джоном, герцогом Бедфордом, и Хамфри, герцогом Глостером. Он не имел почти никакого отношения к политическим промахам последних трех лет. Он был регентом во Франции до того, как при герцоге Сомерсете Англия лишилась Нормандии. Будучи наместником Ирландии, он оказался вдали от центра английской политической жизни, когда режим Саффолка потонул в крови и народном гневе.
Но герцог отнюдь не ждал возможности поднять восстание. Он не переставал утверждать, что его возвращение из Ирландии было актом послушания: герцог хотел продемонстрировать королю свою верность, несмотря на «разные речи… о нем, которые доходят до его величества, о его бесчестии и позоре». Другими словами, герцог хотел доказать: что бы ни говорили о его устремлениях, он оставался лоялен. В сообщениях, отправленных королю в первые недели после возвращения из Ирландии, он писал, что приехал в Англию, чтобы убедить короля в своей верности и «показать, что он преданный ему человек и подданный, каким и [должен] быть»[170]. Но все же поездка по Англии и Уэльсу в компании нескольких тысяч вооруженных вассалов была провокационным способом продемонстрировать верность. Зачем же тогда он приехал?
Возможно, хотя маловероятно, что Йорк покинул Ирландию, преследуя свои династические амбиции. Кентские бунтовщики отмечали, что в нем течет «истинная кровь», но это была далеко не новость. Король наверняка был бездетным, и вопрос о наследнике еще официально не рассматривался, однако возвышение герцогов Сомерсета, Эксетера или Бекингема не угрожало династическому положению Йорка. В случае с Эксетером более высокий статус Йорка по крови был четко обозначен в актах о жаловании дворянства первому герцогу Эксетеру. Первый герцог умер в 1447 году, но его наследник, молодой Генри Холланд, оказался еще теснее связан с семьей Йорков: он был женат на дочери герцога Йоркского, Анне, и до совершеннолетия находился под его опекой. Незадолго до этого — в 1448 году — герцоги Йорк и Сомерсет получили земли в совместное попечение, что говорило о том, что между ними (пока) не пролегла вражда[171]. Хамфри, герцог Бекингем, демонстрировал несомненную преданность короне. Короче говоря, не назревало никакого династического кризиса, который заставил бы дом Йорков действовать. Несмотря на неспокойные времена и безумные воззвания мятежников под руководством Кэда, Генрих был здоров и, хоть на роль короля и не годился, не выказывал никаких признаков того, что скоро отойдет в мир иной[172].
В 1451 году Томас Янг, член парламента от Бристоля и один из советников Йорка по правовым вопросам, на одном из заседаний предложил королю ради безопасности страны назначить преемника. Неудивительно, что, назвав при этом Йорка, Янг был арестован за дерзость. В любом случае подобные заявления существенно подрывали политическую репутацию герцога. Что бы ни думали повстанцы из Кента, сплетники в трактирах или выскочки-юристы в Палате общин, Йорк вовсе не собирался заявлять права на трон ни тогда, ни в ближайшем будущем.
Он скорее видел себя в роли спасителя и короны, и страны. 22 июня 1449 года герцог вместе с женой Сесилией отплыл в Ирландию. За те четырнадцать месяцев, что он провел за морем, Англия пережила страшнейший кризис власти, полный провал во внешней политике и внутренние беспорядки. Возможно, ничего хуже не происходило с XIII века. Нормандия была потеряна, начались массовые недовольства в парламенте, герцога Саффолка убили, длительное вооруженное народное восстание охватило весь юго-восток Англии. Герцог Йоркский сыграл свою роль в зарождении кризиса, потому что был видным представителем знати и с его согласия или по меньшей мере при его попустительстве Саффолк и королевский двор установили при бездействовавшем короле свой режим. Также в самый удачный момент он оставил пост во Франции, получил назначение в Ирландию и тем самым избежал сколько-нибудь серьезных обвинений. Даже напротив: под впечатлением от новостей, долетавших до него, он решил, что его долг и предназначение состояли в том, чтобы вытащить Англию из хаоса, в котором она оказалась. Королевская кровь давала ему преимущество. Тысячи людей, которые были в его распоряжении, могли стать средством достижения цели. Йорк правил от имени короля во Франции, а затем в Ирландии. В качестве следующего логичного шага он мог предложить свои услуги самой Англии.
Но герцог не смог в полной мере предугадать, что окружение короля воспримет его желание вернуться не как любезное предложение помощи, а как серьезную угрозу. Сначала его кораблям не дали причалить в Бомарисе. Затем, когда герцог проезжал через Северный Уэльс, слуги (среди которых был его камергер, сэр Уильям Олдхолл) передали ему слух о том, что рыцари, связанные с королевским двором, хотят схватить его, бросить в тюрьму в замке Конуи и «снести ему голову». Наконец, ему стало известно, что сформированы некие судебные комиссии, которые должны были уличить его в измене и тем самым «разделаться с ним, его делом и опорочить его кровь»[173]. Он вернулся
