Школа двойников (1 и 2 части) - Марианна Баконина

Лизавету покоробил загробный сленг, но главное было не в этом. Она почувствовала, что именно здесь и таится пропасть, за которой человеческое небытие. Пропасть, которая может поглотить все - и представления о ценности каждой человеческой жизни, и "не убий", и "возлюби врага", и "человек - это звучит гордо". Ей стало жутко. С той поры она старалась спихнуть сюжеты с Екатерининского на кого-нибудь из коллег.

Еще только один раз она пережила нечто подобное - ужас, застилающий все вокруг, ужас, наступающий на горло чувствам и мыслям. Очаровательная, трезвомыслящая женщина, кандидат медицинских наук, нейрохирург, на полном серьезе рассказала, что среди нас - здесь, сейчас - живут приматы, не принадлежащие к роду хомо сапиенс. Лизавета, ожидавшая изящного парадокса, с улыбкой поинтересовалась:

"И много этих чудовищ в наших рядах?"

"Больше, чем вы думаете". - Женщина-врач покрутила в пальчиках сигарету.

"И как их распознать?" - все еще играла Лизавета.

"Никак, только вскрытие покажет. Я уже на трех натолкнулась. Внешне самые обычные ребята..."

"И?.." - Только тут Лизавета почувствовала, что запахло паленым мясом, как в аду.

"Есть несколько признаков, по которым мы отличаем человека-разумного от прочих приматов, не только от горилл и шимпанзе, но и от прямоходящих ископаемых питеков. Один из них - расстояние от ствола головного мозга до плаща мозга. У человека это всего несколько миллиметров, у человекообразных обезьян - больше. За последние несколько лет мне привозили на вскрытие парней, у которых это расстояние - вот, с указательный палец!"

В комнате повисло молчание.

"И что?" - наконец сумела выдавить Лизавета.

"Ничего. Я знаю, что я о них ничего не знаю. Только то, что они от нас, всех остальных, отличаются, и отличаются сильно. Я не знаю, какой у них болевой порог. Я не знаю, что такое для них положительные эмоции и как вообще работает их мозг. Какие у них рефлексы. Я не знаю, насколько они социальны или асоциальны и могут ли приспособиться к жизни в обществе себе... - Врач усмехнулась. - Чуть не сказала "себе подобных". Себе неподобных. А может быть, они антисоциальны и разрушают социум, в котором обитают? Я не знаю, жестоки они или добры. Но то, что они совсем не такие, как мы, - это точно".

Лизавета тогда ушла от нее, глотая горечь бессильного ужаса. Слова ученой нейрохирургини действовали, как нервно-паралитический газ. Наверное, так же некогда воспринимали пророчества Иоанна Богослова: "Из уст же Его исходит острый меч, чтоб им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя".

Немая жуть. Навязчивый кошмар.

Потом она рассказала об этих наблюдениях врача Маневичу. Азартный репортер поначалу загорелся - сюжет! сюжет! - а потом сник: они же не в романе братьев Стругацких, чтобы сражаться с нелюдями!

Так что встреч с патологоанатомами Лизавета боялась и бессознательно их избегала - в отличие от многих коллег, которые в погоне за "горяченьким" или "остреньким" частенько наведывались в бюро.

Когда сегодня Лизавета и Савва ввалились в кабинет, средних лет доктор ничуть не удивился. Кабинет оказался помещением весьма примечательным стол, стулья, книжные полки были самыми обыкновенными, конторско-канцелярскими. Необычными были - череп вместо пепельницы, толстые медицинские книжки с замогильными названиями и огромная увеличенная фотография на стене. Старинная. Полиция снимает разбитый труп с железнодорожного полотна. Возле группы мужчин, одетых в черные, со звездами, шинели, стоит длинный худой человек в штатском, с докторским чемоданчиком в руке. Судмедэксперт. На этого-то доктора и старался походить специалист, к которому пришли Савва и Лизавета. Тоже длинный и худой, он носил старомодную длинную бородку под Салтыкова-Щедрина, пенсне, как у Чехова, и одевался соответственно. Никаких джинсов, курток, джемперов. Рубашку его вполне можно было назвать сорочкой, поверх нее - тужурка вместо банальной куртки. Костюм дополняли универсальные черные брюки и до блеска начищенные ботинки. Точно выходец из прошлого. Мужчины, по крайней мере, большинство из них, в конце двадцатого века так обувь не наяривают, школы нет. "Доктор по трупам" говорил нараспев и немного в нос:

- Добрый день! Проходите, чем могу служить?

- Здравствуйте, - решительно сказала Лизавета. - Нас интересует информация об одной экспертизе, которая проходила здесь. Вероятно, можно найти материалы...

- Думаю, что да. Только материалы такого рода не предоставляются всем и каждому, - сухо ответил врач.

- Вот наши удостоверения, - вспыхнул обидчивый Савва. - Мы журналисты. По закону о печати...

Старорежимный доктор рассмеялся:

- Только не надо статьи закона, ладно? Вы же знаете, по закону я вас буду гонять годами. Официальные запросы, ответы, бумажки...

Он схватил лежащие на столе листы и пошелестел ими:

- Бюрократия - великая сила!

- Это точно, - слабенько, уголками губ, улыбнулась Лизавета. Она сразу поняла, что в разговоре с этим пришельцем из девятнадцатого века, века просвещенного гуманизма и свободолюбия, формальные ссылки на журналистские права не помогут.

- Доктор, это для нас не просто экспертиза. И мы интересуемся не для репортажа. Елена Кац работала у нас на студии. Гримером. Исчезла. А потом ее труп нашли при очень странных обстоятельствах. И странные выводы сделала судебно-медицинская экспертиза. Дело закрыли. А мы хотим выяснить...

- И подать на нас, жестокосердных кошкорезов, жалобу...

- Нет. Но человеческая жизнь... - Лизавета заметила холодный огонь в глазах доктора и разозлилась, вспомнила Леночку - веселую, энергичную. Да что вам говорить, для вас это статистика!

- Да, статистика, никуда не денешься. - Доктор резко встал.

Лизавета решила, что сейчас их с треском выставят за дверь. Чересчур воспитанные интеллигенты иногда умеют быть бескомпромиссно жесткими. Она тоже встала. И напрасно. Доктор искал в шкафу у стены нужную папку...

- Вы сказали - Кац? Елена?

- Труп поступил к вам сначала как неопознанный.

- Да. - Врач вернулся к столу. - Это я проводил вскрытие. Инсульт. - Он посмотрел на Лизавету, высоко вздернув брови.

- Вы уверены?

- Что вы хотите этим сказать? - В голосе врача прозвучала обида профессионала.

- Просто... - Лизавета на секунду замялась. - Ошибиться ведь может всякий.

- Только не в этом случае, - строго ответил патологоанатом. Кровоизлияние в мозг - это кровоизлияние в мозг.

Лизавета раздраженно махнула рукой:

- Но послушайте, молодая женщина неведомо как попадает в подвал, который и абориген-то днем с огнем не отыщет. А это далеко от ее дома, да и подвал обычно заперт и затоплен. И - инсульт? Вы в это верите?

Патологоанатом пожал плечами:

- Мы здесь вопросами веры не занимаемся! У нее была гипертония?

- Муж говорит - нет. - Лизавета вспомнила, что ей рассказывал Саша Маневич.

- Муж может не знать.

Лизавета разозлилась еще больше:

- И муж, и подруги, и никто... Одни вы все знаете! Тоже возможный вариант! У тридцативосьмилетней женщины тяжелейшая гипертония, давление скачет невероятно, и никто ни сном ни духом? Логично, по-вашему, выходит? Она почти кричала на интеллигентного доктора.

Патологоанатом строго сверкнул стеклышками пенсне.

- Не по-моему. Результаты вскрытия абсолютно объективны. Я написал лишь то, что видел собственными глазами.

- А собственный мозг у вас есть? Инсульт в подвале, в полном одиночестве!

Врач бережно отцепил пенсне, достал из ящика стола кусочек замши, тщательно протер круглые стеклышки.

- Я понимаю вашу горячность... Только, видите ли, при вскрытии меня не посвящают в обстоятельства дела. И это правильно. Чтобы сторонние наслоения не влияли на результат.

- Но теперь-то вы знаете... И все равно? - Врач не ответил, просто пожал плечами. - Хорошо, я спрошу прямо - это может быть отравление?

- Чего вы от меня добиваетесь? - Патологоанатом старательно укрепил обновленное пенсне на переносице. - Это было кровоизлияние в мозг. Иными словами, инфаркт мозга. Абсолютно естественная смерть.

- А как это выглядит? - Когда доктор упомянул про инфаркт мозга, Лизавета вспомнила, что от инсульта чуть ли не у нее на глазах умер помощник депутата Думы Поливанова. Точнее, умер то ли от инфаркта, то ли от инсульта.

- Клиническую картину смерти я восстановить не могу, судороги это или кома. В принципе, клинические признаки комы после отравления неизвестным ядом и после глубокого алкогольного отравления приблизительно одинаковые. Но после аутопсии... вскрытия... - Доктор счел необходимым разъяснить термин журналистам.

Лизавета зажмурилась, перед глазами опять всплыла жуткая картинка полный сил и готовый к дискуссиям мужчина хватается за скатерть, сползает на пол и умирает, прошептав всего два слова. А с Леночкой так же было? Лизавета широко раскрыла глаза.