Земля ягуара - Кирилл Кириллов

С виду остров не производил опасного впечатления. Обтесанная ветрами скала, почти не возвышающаяся над водой. Чахлые пальмы, цепляющиеся узловатыми корнями за тонкий слой плодородной земли. Буйные кустарники да пенная полоса прибоя.

– Два румба влево, – раздался голос навигатора.

Корабль накренился в повороте и едва не черпнул темной забортной воды.

– Румб вправо, два влево. – Корабль начал крениться в другую сторону. – Круче к ветру забирай, акульи дети!

На нос прибежали два матроса. Один приволок бухту тонкого каната, к концу которого через специально просверленную дырочку был привязан гладкий камень размером с кулак. Второй достал откуда-то из-под борта шест длиной в несколько саженей. Встав с обоих бортов, они опустили в воду свои приборы и, вторя голосу наблюдателя, стали выкрикивать указания рулевому. Вихляя и раскачиваясь, как пьяная портовая девка, корабль упорно пробирался к скале, обозначенной на картах как остров Косумеле.

По левому борту показался один из севших на рифы кораблей, о которых предупреждал навигатор. Когда-то гордый и величественный, сейчас он представлял собой печальное зрелище. Одна мачта была сломана и висела на остатках снастей, другая оплетена обрывками ткани, когда-то бывшими белым латинским парусом. В носу, прямо под накренившейся фигурой, зияла огромная дыра с рваными краями. Похоже, остервенелый шторм несколько раз оттаскивал назад и вновь насаживал несчастный корабль на острые камни. Чуть поодаль темнел остов другой каравеллы, а за ним и еще нескольких.

– Мрачное местечко, – сказал Ромка де Агильяру. – И зачем мы сюда идем?

– Увы, об этом знает только досточтимый адмирал, – с сарказмом ответил тот.

– Мирослав! – позвал юноша.

Воин оторвался от созерцания береговой линии и подошел.

– Как ты думаешь, что мы тут забыли?

Мужчина пожал плечами и уставился на Ромку, как бы говоря, что если к нему других вопросов нет, так он пойдет. Монах хмыкнул. Юный граф махнул рукой – иди, мол – и сделал вид, что чрезвычайно заинтересовался окрестностями.

В уютной бухте, прикрытой от высоких океанских волн линией рифов, корабль остановился. В клюзах загремели цепи отдаваемых якорей. Вахтенные засуетились на корме, подтягивая поближе к ней привязанный ялик. Несколько свободных от вахты матросов закинули в воду небольшие зазубренные крюки с насаженными на них кусками давно протухшего мяса. На такую наживку в этих водах иногда клевала огромная рыба, переливающаяся всеми цветами радуги, противная на вкус, но довольно питательная.

На палубе появился Кортес, в руках он нес мешок из серой дерюги. За ним неотступно следовал Педро де Альварадо, дворянин из знатного, но давно обедневшего рода, недавно принятый на должность младшего офицера и немного владеющий языком туземцев. Распустив шнурок на горловине мешка, адмирал вытряхнул на ладонь пару зеркал, десяток стеклянных бусин, какую-то медную мелочь, покатал меж пальцев и ссыпал обратно. Он снова захлестнул петлю, сунул мешок в руки офицера, одновременно что-то негромко сказав ему на ухо. Тот кивнул, блеснул белыми зубами и лихо спрыгнул в ялик.

Из трюма на палубу начали выбираться солдаты абордажной команды, одетые в хлопковые туземные панцири. Они отлично защищали от стрел и в случае падения за борт не тянули владельца на дно, в отличие от медных. Все были вооружены рапирами, несколько человек держали арбалеты с деревянными ложами и металлическими дужками. Двое пристраивали на леерах аркебузы. Их запястья гадюками обвивали незажженные фитили.

Де Агильяр догнал Кортеса и что-то спросил. Тот отмахнулся от монаха как от надоедливой мухи. Францисканец ухватил его за рукав и заговорил более страстно. Адмирал прислушался. Его лицо просветлело. Хлопнув де Агильяра по плечу, он указал ему на свободное место в лодке.

– Дон Херонимо, куда вы? – крикнул ему вслед Ромка.

– На землю, сын мой, на землю. Я неплохо знаю местный язык, к тому же вдруг кому-то из детей Господа нашего потребуется моя помощь.

– Думаете, кто-то из солдат захочет исповедаться?

– Нет, я имел в виду туземцев. Эти несчастные заблудшие создания, не знающие истинного бога, как никто иной на этом свете нуждаются в помощи и покровительстве Святой церкви.

– А как же они жили без покровительства все годы от сотворения мира?

– Замолчите! – рявкнул монах и перекрестился. – Это ересь, за которую могут и наказать. – Он склонил очи и забубнил под нос молитву о смирении.

Ромке стало жаль этого немолодого, потрепанного судьбой человека, разрывающегося между догматами Церкви и внутренним чувством справедливости. Де Агильяр же, добубнив свое, ловко перемахнул через борт и устроился в лодке.

За спиной парня снова неожиданно вырос Мирослав:

– Отплыли?

– Ага, отплыли. Эх, мне бы с ними!

– Я тут кое-что про отца твоего узнал.

– Правда?! – Ромка бросился к слуге и схватил его за руку. – Что? Что узнал?! Говори скорее!

– Граф, вы бы полегче. – Мирослав высвободил руку из горячих ладоней юноши. – Люди вокруг. Отец твой на Кубе личностью был известной, его тут чуть губернатором не назначили вместо Веласкеса. Убоявшись соперника, тот и отправил его на материк, чтоб земли, значит, подвести под корону короля Карла да золотишком разжиться. В этом все сходятся. А дальше кто о чем… Кто говорит, что губернатор ему продуктов мало дал, только на дорогу туда. Кто рассказывает, что команда получила приказ поднять бунт и ссадить сеньора Вилью на берег. В общем, если он и жив, то найти его можно только на материке. Кстати, помнишь, монах наш сказывал, что слышал о каком-то белом человеке, живущем чуть не в самом сердце континента.

– Помню, был разговор, – проговорил Ромка, проталкивая слова сквозь сердце, бьющееся где-то в горле.

– Очень может быть, что это твой отец. А на Кубе его точно нет, давно. В правильную сторону плывем.

Ромка кивнул, присел на какой-то тюк и помолчал несколько минут, думая о том, как все здорово складывается. Ниточка к ниточке, каждое лыко в строку. Потом он резко встал и отогнал от себя радужные видения, которые вполне могли оказаться напрасными.

Первая шлюпка причалила к берегу. Молодой Альварадо, даже на таком расстоянии выгодно отличавшийся стройностью и гибкостью фигуры от остальных солдат, легко соскочил на песок, поднял руки ко рту и что-то прокричал. Ветер унес его слова под сень чахлых пальм. На зов никто не откликнулся и не появился.

Не пришел никто и через час томительного ожидания. Было видно, как обливаются потом солдаты, наряженные в стеганые панцири, как грустят матросы около шлюпки и наливается румянцем раздражения лицо молодого идальго. Все свободные от вахты столпились у борта, недоумевая, что же происходит. Раньше индейцы охотно торговали со всеми испанцами, приходившими на остров.