Операция «Танк времени». Из компьютерной игры — на Великую Отечественную - Олег Таругин

«На Ленку похожа, пожалуй, даже очень похожа, — мелькнуло в голове. — Только глаза совсем другие и прическа».

Девушка на него не смотрела, торопливо и не слишком умело перебинтовывая раненую руку. Периодически было довольно больно, но Кирилл стоически терпел, беззвучно шипя сквозь плотно сжатые зубы. Помнится, она упоминала осколочное ранение — значит, задело сколами брони, хорошо, если сквозное и никакая септическая мерзость не засела в мышцах или кости. Что там еще? Контузия? Тоже понятно, профессиональная, можно сказать, болезнь танкиста, в машину которого со всей дури влупили болванкой. А вот ожог совсем нехорошо. Ожоги — вторая профессиональная болезнь танкиста — в полевых условиях сплошь и рядом заканчиваются быстрым нагноением вплоть до заражения крови или гангрены, знаете ли, это прекрасно понимал даже далекий от медицины Кирилл. Руку снова ощутимо дернуло болью — санинструкторша затянула последний узел на повязке. Больше не сдержавшись, парень застонал, до скрежета сжав зубы.

— Простите, тащ лейтенант, — пискнула девушка, отбрасывая в сторону упаковку израсходованного перевязочного пакета. — Больно, да? Ну, нет у меня ничего против боли, все уколы только на сборном пункте… если остались еще. Раненых много и обожженных…

— Как… зовут? — слова с трудом проталкивались сквозь саднящее, обожженное горячим дымом горло. Попытался приподняться, но не преуспел, поскольку снова замутило. Да и на затянутую обгоревшим комбинезоном грудь вновь легли маленькие, но удивительно сильные девичьи ладошки:

— Не вставайте пока, не надо, нельзя вам! Сейчас мы вместе потихонечку, помаленьку, тут не так и далеко. Рядом с рембатом мы, километра с два отсюда. А зовут меня Лена. Просто Лена. С Ярославля я. Да и зачем вам? Все равно забудете…

— Красивое имя, правда. Елена, Леночка… мою невесту так зовут. Она там, э-э, дома осталась, в Москве.

— Ой, правда? Так вы из самой Москвы, товарищ лейтенант? — девушка на миг замерла, рефлекторно сделав движение, словно собиралась поправить выбивавшиеся из-под пилотки русые пряди. И задала самый, пожалуй, неожиданный в данной ситуации вопрос: — А она какая, ваша невеста? Красивая, наверное, да?

— Ну… на тебя сильно похожа. И лицо, и волосы. Только глаза другие. Но такая же красивая.

— Ой, да бросьте вы! Нашли тоже краса…

Она так и не успела договорить. Сначала прозвучал совсем негромкий, но сочный шлепок, а затем лицо Кирилла оросило чем-то теплым и… страшным. И лишь в следующее мгновение, когда ее совсем легонькое, но уже безжизненное тело мешком навалилось сверху, парень осознал, что произошло. Шальная пуля, всего лишь долбаная шальная пуля, пулеметная или винтовочная, прилетевшая откуда-то с немецкой стороны. В голову. Окровавленная пилотка отлетела куда-то в сторону, разметавшиеся русые волосы мгновенно приобрели алый цвет, а на все остальное… На месиво из вывороченных костей черепа и мозговой ткани Кирилл просто не смог заставить себя посмотреть, торопливо и пошло зажмурившись…

Не соображая, что делает, и совершенно не замечая боли, парень аккуратно перевалил вялое, словно лишившееся некоего внутреннего стержня тело санинструкторши на спину. Борясь с тошнотой, приподнялся, с трудом встав на колени, перемазанный в своей и ее крови, непослушными пальцами поднял пилотку, прикрыв изуродованное лицо. Левую руку, неумело замотанную издевательски белым бинтом, он прижимал к телу.

И вот тут его пробрало.

Единственное, что Кирилл успел сделать, захлебываясь рвотой, так это отодвинуться в сторону, чтобы никоим образом не осквернить крохотный клочок украинской земли, последний приют тезки его Ленки, едва ли не впервые в жизни названной «невестой». Рвало его долго, почти минуту, выворачивая наизнанку, как никогда в жизни. И вследствие контузии, и от всего пережитого несколькими минутами раньше, и вообще… ТАКОЙ войны он еще не видел. Да, он привык, что на настоящей войне гибнут люди. Привык к разорванным взрывами телам, к превратившимся в угольно-черные головешки сгоревшим танкистам. Он даже почти привык к размазанным по гусеницам и опорным каткам внутренностям. Но он совершенно не был готов к тому, что только что произошло! Не был, и все тут! Война — дело мужчин! Она, эта едва знакомая девушка, была слишком красива и чиста, чтобы вот так буднично, походя превратиться в обезображенный, почти что обезглавленный труп… Смерть шла, невидимая, но вполне осязаемая, рядом с ним все эти бои, и под Воронежем, и под Москвой, и в Белоруссии, и здесь, под Харьковом. Но это была какая-то другая смерть. Тогда погибали боевые товарищи и противник, а вовсе не хрупкие девочки, наверняка еще даже не познавшие мужской любви и ласки… Нет, так нельзя, нельзя так, нельзя…

Окончательно парень пришел в себя, лежа на спине в нескольких метрах от погибшей девушки. Его уже не тошнило, да и раненая рука почти не болела. Железистый запах свежей крови, казалось, перебивал даже тухлую тротиловую вонь и давно уже ставший привычным тяжелый аромат горелой солярки и масла, но Кирилл, поборов приступ тошноты, подполз к девушке. Торопливо, отчего-то отчаянно стесняясь касаться мертвого тела — не боясь или брезгуя, а именно стесняясь, — вытащил из нагрудного кармана документы и тоненькую стопочку истертых на сгибах треугольничков-писем. Смертный медальон искать не стал, а вот сумку забрал, вовремя вспомнив, что нужно будет обработать обожженную ногу.

Осторожно выглянув из ложбинки — не хватало и ему словить дурную пулю! — Кирилл осмотрелся. Родной танк, «Сталинградская» «тридцатьчетверка» с необрезиненными катками, застыл метрах в десяти, из двигателя и башенного люка еще шел дым, но огня, как ни странно, уже видно не было. Люк механика так и остался задраен по-боевому. Боекомплект не сдетонировал — нечему было там детонировать, подсказала память Логова, последний их снаряд так и остался нерасстрелянным в стволе. Атаковали последним, что еще оставалось, планируя пополнить боекомплект и горючее после боя. Чуть поодаль замерла и вторая жертва немецкой самоходки — полностью разваленный взрывом легкий Т-60 из их же бригады. Сорванная граненая башня лежала кверху погоном в стороне. На левом фланге, но достаточно далеко, тактического номера не рассмотреть, дымил БТ, один из немногих уцелевших к этому дню.

Подбитой самоходки, натворившей столько бед, отсюда видно не было, она стояла в неглубокой балочке, где и осталась навечно, напоследок неплохо разменяв свою жизнь. Бой уже сместился южнее, на окраину большого села, где еще грохотали отдельные взрывы, кажущиеся совсем игрушечными на таком расстоянии, и раздавалась заполошная пулеметная дробь. Собственно, именно это село и было целью их атаки, не слишком грамотно организованной, проведенной практически без предварительной разведки и вовсе без воздушного прикрытия. Вот и напоролись на замаскированную в невеликих складках местности засаду из всего-то нескольких StuG III…

Над головой прошла девятка «восемьдесят седьмых» «юнкерсов», узнаваемых по неубирающимся шасси в массивных обтекателях и изломанным крыльям. Штурмовики летели довольно высоко и, судя по построению, особой опасности сейчас не представляли — их цель лежала где-то за спиной, видимо, фрицы собирались отбомбиться по тыловым объектам. Хреново — после того, как авиаподдержку в основном передали южной группировке, Люфтваффе снова полностью перехватило инициативу, чувствуя себя в воздухе, как дома. Точнее, как на полигоне, где опасность попасть под реальный зенитный огонь чрезвычайно мала, а вот шансы уничтожить все до единой цели — чрезвычайно же высоки… Поневоле задумаешься, в чью голову пришла идея оставить их без воздушного прикрытия?

Закончив изучать окрестности, Кирилл поудобнее устроился на склоне ложбинки и осмотрел ожог на бедре, видимом сквозь прожженную прореху в штанине комбеза. Приобретшую зловещий багровый цвет кожу жутко пекло, однако в целом картина, насколько он мог судить, оказалась не столь катастрофической. Видимо, плеснуло горящей солярой, но огонь удалось быстро сбить, недаром руки такие закопченные. Вот только странно, что он этого, хоть убей, не помнит, ни как из танка выбирался, ни как тушил загоревшийся комбинезон… Ладно, хрен с ними, с теми потерявшимися воспоминаниями, нужно наложить повязку и топать на сборный пункт, ведь погибшая санитарка упоминала, что он где-то неподалеку. Ну, а куда ж еще? Ни танка, ни экипажа у него больше нет, из оружия — один пистолет да полтора десятка патронов, плюс ранение… Разрезав штанину нашедшимися в санитарной сумке ножницами, Кирилл продезинфицировал ожоговую поверхность, щедро плеснув спиртом из склянки с притертой крышкой, и присыпал стрептоцидом. С трудом разорвав зубами оболочку перевязочного пакета, кое-как перебинтовал ногу — повязка получилась топорной, но, хотелось надеяться, могла защитить рану от попадания грязи. В дополнение к той, разумеется, что уже успела туда попасть…