Наследство в глухой провинции - Лариса Шкатула

То, что во мне вдруг проснулась женщина чувственная, вполне объяснимо. Три года мы вместе с Лелькой строили свою маленькую империю, и все наши чувства были там. По крайней мере я ни на что другое не хотела отвлекаться, а Оля к пламенным эмоциям и вовсе не тяготела. На людей влюбленных посматривала как на идиотов.

Теперь-то я понимаю, что это у нее была защитная реакция. Что называется, шрамы от перенесенной прежде моральной травмы.

И вдруг, пусть и на короткое время, я оказалась не у дел. Носиться по стране и за ее пределами, встречаться с поставщиками и покупателями я пока не могла, вот тут-то меня и накрыло!

Одно плохо: мои чувства не только вышли из-под ежедневного контроля, но и стали вытворять что попало. Ничего я с собой не могла поделать, сидя в его новенькой «Волге». Оставалось только флиртовать.

Кстати, в боевиках последнего времени милиционеры ездят на стареньких разбитых «Жигулях», на ремонт которых у них обычно нет денег…

— Подарок брата, — заметил Федор Михайлович.

— Что вы сказали? — встрепенулась я.

К счастью, супермент читает не все мои мысли.

— Мой брат, говорю, заведует факультетом в американском штате Массачусетс. Он уже много лет пытается загладить передо мной воображаемую вину и думает, что я никак не могу его простить. А я уже давно забыл… Теперь, случайно, вы не подумали, где моя жена?

Я начала в нем разочаровываться: чуть было не решила, будто он такой уж бравый чтец моих мыслей.

— Какое мне дело до вашей жены? — надо сказать, довольно грубо ответила я, но Михайловский не обратил на реплику из зала никакого внимания.

— Отвечаю: вышла замуж за моего брата и живет там же, в Америке.

Постойте, о чем это он говорит: жена Федора Михайловича вышла замуж за его брата?!

— Может, я чего-то не поняла. Вот эта машина — плата за вашу жену?

Он расхохотался и с одобрением посмотрел на меня, будто я сказала не глупость, а очень удачно пошутила.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я был еще слишком молод и не знал, когда любовники ссорятся — не путайся под ногами! Брат уехал в Америку, а его девушка назло вышла замуж за младшего брата. Старший брат не знал об этом и прислал ей вызов. Как и всякая любящая женщина, она все бросила и помчалась на зов любимого…

— Бросила вас и свою дочь?

— Что значит — бросила? Просто дочь я ей не дал, а судиться со мной Алле — так ее зовут — было некогда. Теперь у нее, вернее, у них уже трое своих детей, а мне осталась Валерия.

— Оригинально, брат увел у вас жену…

— Если уж на то пошло, то я первый начал.

— И вы на него нисколько не сердитесь?

— Лариса Сергеевна, я ожидал от вас совсем другой реакции.

— Интересно какой?

— Пожалели бы: бедный, несчастный, один воспитывал дочь…

— «А он не сделался поэтом, не умер, не сошел с ума», — процитировала я из «Евгения Онегина». — Жалеть-то вас не за что, хорошую дочь вырастили. Так что могу лишь похвалить.

— Лариса Сергеевна, вы меня удивляете.

— А вы мне напомнили анекдот: «Что ты не спросишь, как я живу?» — «Как ты живешь?» — «Ой, и не спрашивай!»

Он хохотнул.

— Значит, вы считаете меня человеком благополучным?

— Вполне. Вы же любите свою работу? Можете не отвечать, это и так видно. У вас хорошая любящая дочь…

— Валерка вам понравилась?

— Понравилась.

— Вы ей тоже. До сих пор я не мог ей угодить.

— Имеете в виду, что она регулярно отвергает кандидаток в мачехи?

— Язычок у вас, Лариса Сергеевна… А можно задать вам вопрос интимного характера?

— Ого!.. Ну хорошо, задавайте.

— У вас есть любимый мужчина?

— Опять как в анекдоте: вы хотите поставить нас в тупик своими вопросами, а мы поставим вас в тупик своими ответами… Вам-то это зачем знать?

— Собираюсь за вами приударить.

— И боитесь рискнуть. Хотите непременно наверняка?

И хотя я шутила, но сердце от его слов дрогнуло. Михайловский слегка поерзал на сиденье.

— Что, уже начали таять? — поинтересовалась я.

Федор Михайлович недоуменно глянул на меня.

— Разве вас никто не называл айсбергом?

— Не-ет.

— А вот на меня вы произвели впечатление огромного куска льда.

— М-да. — Он прочистил горло. — Думаете, в своих стараниях сдерживать эмоции я перебарщиваю?

— Думаю, все обстоит именно так.

— Одна подследственная назвала меня холодильником в мундире. Я считал, со зла.

— Она вам польстила. Все-таки холодильник куда совершеннее айсберга.

Мы уже проехали большую часть пути, когда майор, в очередной раз глянув в зеркало, возмутился:

— Ты посмотри, какие наглые! Едут за нами не скрываясь.

— Считаете, следят?

— Естественно. Не просто следят, сопровождают. Контролируют каждый шаг. Тот самый черный «форд». Интересно, что им от вас нужно?

— Может, хотят узнать, что нужно было от меня Далматову?

Сказала и спохватилась, но было уже поздно.

— Так, — сказал Михайловский, сбавляя скорость и останавливаясь у обочины. — А теперь, пожалуйста, все сначала и по-честному.

Я проводила взглядом «форд», нехотя проехавший мимо, и тяжело вздохнула.

— Сама хотела бы знать, с чего все началось. За теткин дом мне отвалили десять тысяч долларов, хотя он не стоит и половины этого. Понятно, я имею в виду цены на недвижимость в ваших краях. Будь такой у нас, даже на окраине города, стоил бы раз в пять дороже. Да еще с таким огромным участком.

Федор Михайлович облокотился о руль, подперев голову рукой.

— Они предложили вам купить дом за такую цену?!

Мне ничего не оставалось, как сказать правду.

— Не только предложили, но и деньги сразу отдали. Чтобы я не передумала.

— Это становится интересным. — Он в задумчивости побарабанил по рулю. — А с теми, из «форда», как встретились? Только без сказок про бескорыстие.

— Они следили за моим домом. В бинокль. Я это заметила, ну и подошла…

— И страшно гордились своей храбростью, глупая девчонка!

Его слова прозвучали не осуждающе, а с некоторой ноткой сожаления: мол, к таким бы порывам, да еще умную голову. Может, он так и не думал, но от привычки домысливать за других я, наверное, никогда не избавлюсь.

Федор Михайлович взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал. В губы. Моя душа с разбегу рванулась к нему, но он уже отпустил меня, чтобы завести машину. И сказал, глядя перед собой:

— Прощения не прошу, вынужден торопиться… — Он еще некоторое время помолчал, ожидая, видимо, с моей стороны бурного негодования, но не дождался и опять заговорил подчеркнуто деловым тоном: — Пора ехать. Бойковские ребята небось уже заждались.