«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо - Владимир Пещерский

А СТАЛИН НЕ ВЕРИЛ...

Поток тревожной информации, отправляемой из берлинской резидентуры в Москву, не уменьшался. Поступившие в июне 1941 года сведения от Корсиканца и Старшины поставили точку в вопросе о том, решил ли Гитлер напасть на Советский Союз и в какой именно срок. Советская разведка проникла в секрет секретов Гитлера и получила, казалось, исчерпывающий ответ, хотя это было совсем непросто.

Готовя нападение, Гитлер распорядился принять меры по его тщательной маскировке, прикрытии всякого рода ложными слухами и домыслами. Фельдмаршал Кейтель, например, издал в связи с этим специальные директивы от 15 февраля и 12 мая 1941 года о проведении компании дезинформации. Первая из них предписывала внушать противнику мысль о том, что готовится вторжение, но не в СССР, а в Англию, Грецию или Северную Африку. Вторая директива, предназначавшаяся на тот период, когда сосредоточение германских войск у советских границ уже будет невозможно скрыть, допускала признание концентрации сил, но ее следовало представлять исключительно как маневр, рассчитанный на то, чтобы окончательно сбить с толку англичан, захватить их врасплох, так как они наверняка воспримут действия германской стороны как подготовку к войне с СССР.

Однако Корсиканец и Старшина, несмотря на расставленные вермахтом рогатки, разного рода утечки слухов по дипломатическим каналам, журналистские спекуляции, сумели разобраться в истинных намерениях нацистского руководства. Добытые ими данные были достаточно красноречивы.

Внешняя разведка доложила 9 июня 1941 года высшему советскому руководству следующую информацию:

«Со слов начальника русского отдела штаба авиации Геймана

1. На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине, об использовании советского военного флота против Англии.

Старшина

2. Все подготовленные военные мероприятия, составление карт расположения советских аэродромов, сосредоточение на «балканских» аэродромах германской авиации должны быть закончены к середине июня сего года.

Со слов майора Гертца

3. Все начальники аэродромов в генерал-губернаторстве[35] и в Восточной Пруссии получили задания подготовиться к принятию самолетов. Спешно оборудуется большой аэродром в Инстербурге.

4. Сформировано будущее административное управление оккупированной территории во главе с Розенбергом[36]».

Подойти к оценке этих данных можно по-разному, но в любом случае следовало учитывать, что Харро Шульце-Бойзен поддерживал с начальником русского отдела штаба авиации Гейманом преимущественно служебно-деловые отношения. Сведения от него поступали «втемную». Иное дело Эрвин Гертц, начальник отдела контрразведки министерства авиации, которого Старшина привлек к участию в антифашистском Сопротивлении. Разговоры с ним носили более откровенный характер.

Приведенная информация в целом свидетельствовала о приближении германо-советских отношений к роковой черте и являлась вполне достоверной.

В то же время заявление Геймана о предъявлении Германией СССР предварительного требования в отношении Украины явилось одной из версий о предварительном германском ультиматуме, за которым последует война. Находясь в близком окружении Гитлера, Гейман мог выражать и личную точку зрения рейхсмаршала, и быть рупором распространяемой им дезинформации. Это был очень тревожный сигнал, и оценить адекватно было в тот момент затруднительно.

Резидентура в Берлине искала возможность выяснить, насколько информация Геймана соответствует действительности.

11 июня 1941 года высшему советскому руководству внешняя разведка направила следующую информацию:

Старшина

1. В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен (выделено мною. — В.П.). Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и потому следует считаться с возможностью неожиданного удара (выделено мною. — В.П.). Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать на новую штаб-квартиру».

Геринг едва ли намеревался покинуть Берлин в этот момент с иной целью, кроме занятия боевой позиции. Следовательно, это был явный призрак вплотную приблизившейся войны.

Степанов (Эрдберг) снова обращается к Старшине с вопросом, на какое число предусмотрен «день X».

16 июня 1941 г. Старшина дает на него недвусмысленный ответ: «Война разразится со дня на день».

«1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, уже находятся на венгерских аэродромах».

Степанов тут же спешит проверить информацию через Корсиканца и получает необходимое подтверждение:

«Корсиканец

1. Произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР. (Называются фамилии чиновников для Москвы, Киева и Кавказа.)

Все эти люди выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом. Общее руководство хозяйственным управлением «оккупированной территории СССР» возложено на Шлоттера, начальника иностранного отдела министерства хозяйства.

Подлежащая оккупации территория должна быть разделена на три части, одной из которых будет заправлять гамбургский наместник Кауфман».

Корсиканец, судя по всему, добыл эту информацию в министерстве, в котором служил. Проверенный и надежный источник, ранее дававший исключительно ценные сведения.

Степанов просит Корсиканца вспомнить, что еще важного ему приходилось слышать по этому поводу. Корсиканец, поручившись за достоверность сказанного, припомнил характерную деталь: на собрании хозяйственников, назначенных служить рейху на оккупированной территории СССР, выступил Розенберг, который заявил, что название «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты.

Казалось бы, полученные сведения носят исчерпывающий характер, больше, проверять нечего, и промедление становится куда опаснее, чем некоторая, возможно, неточность и/или неполнота сведений. Резидентура исчерпала свои возможности и дать что-то сверх того, что уже добыто, не в состоянии. Она четко и нелицеприятно сообщила в Москву о неизбежности нападения Гитлера в ближайшие дни — в двадцатых числах июня 1941 года. Информация поступила из такого важного источника, как штаб авиации Геринга и министерство хозяйства, в котором уже распоряжался Розенберг.

В центре сообщение берлинской резидентуры было немедленно подготовлено к докладу и доложено руководству Советского Союза.

По словам начальника разведки П.М. Фитина, сведения, предупреждавшие о нападении Германии на СССР, поступили также из резидентур в Великобритании, США, протектората Богемия и Моравия (бывшая Чехословакия или то, что от нее осталось после Мюнхена), Франции, Болгарии, Финляндии и других стран.

Из Хельсинки, например, поступило сообщение резидентуры от 13 июня 1941 года, в котором со ссылкой на министра финансов Финляндии Мауно Пеккала говорилось о том, что в стране по требованию немцев началась частичная мобилизация. Все мобилизованные отправляются на восточную границу. Одновременно происходит беспрерывный подвоз немецких войск. Указывалось, что уже прибыли три немецкие дивизии и две находятся в пути. Пекалла считал, что цель этих действий — оказать психическое давление на СССР, чтобы добиться уступок для немцев на советско-германских переговорах. Вместе с тем не исключается возможность непосредственного нападения немцев на СССР, и Финляндия может быть использована как плацдарм для этого нападения. О конкретных сроках войны финский источник не упомянул.

Эти сведения были добытом из правительственных кругов Финляндии, но довольно далеко от структур, где принимались решения о войне. Поэтому Пеккала в первую очередь говорит о возможности «психологической атаки» на СССР и лишь допускает возможность более жесткого развития событий.

Подобная информация, доложенная советскому руководству, вряд ли способствовала его настороженности, а скорее всего могла усилить настроения неопределенности.

Разноголосица в сведениях, непрерывно поступавших из Берлина в Москву, только вносила сомнения в отношении немецких источников.