Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Сесил Форестер

– Наверх! – скомандовал голос, – наверх!

Он начал карабкаться наверх, лестница при этом вела себя так, словно она была живым существом, что, впрочем, свойственно для всех веревочных лестниц. Как страшно лезть во тьме, нащупывая ногой одну ускользающую ступеньку за другой, судорожно цепляясь за них руками. Намокшие туфли постоянно намеревались соскользнуть с гладкой поверхности бамбука. Не мог он быть твердо уверен и в своих руках. Кто-то поднимался прямо следом за ним, и амплитуда движений лестницы стала совершенно непредсказуемой. Он понимал, что раскачивается сейчас в темноте на манер маятника. Он лез медленно, ступенька за ступенькой, его руки сжимались почти конвульсивно, так что ему приходилось прилагать осознанное усилие, чтобы отпустить захват и найти новую перекладину. Затем колебания и раскачивания стали прекращаться. Его протянутая вверх рука коснулась земли, или, возможно, скалы. Момент, последовавший за этим, был непростым: он не был уверен в надежности упора и поэтому колебался. Он подумал, что находится, должно быть, на головокружительной высоте. Человек, находившийся прямо под ним на лестнице, резко скомандовал что-то, потом чьи-то руки схватили его за запястье и потащили вверх. Его ноги нащупали следующую ступеньку, и вот он уже лежал, прижимаясь животом к твердой земле. Но тут же чья-то рука дернула его снова, и он вынужден был ползти на четвереньках, чтобы освободить место для следующего поднимающегося. Он был совершенно изможден, от того гордого и самодовольного человека, любовавшегося своим отражением в зеркале еще несколько часов назад, не осталось и следа.

Кто-то подскочил к нему.

– Милорд! Милорд!

Это был Спендлов.

– Спендлов! – отозвался Хорнблауэр, садясь.

– С Вами все в порядке, милорд? – спросил Спендлов, склоняясь над ним.

Что это было: чувство юмора или острого восприятия всего необычного, врожденная гордость или сила привычки, что же именно заставляло его подшучивать над собой?

– Благодарю Вас, со мной все хорошо, насколько, конечно, можно было бы ожидать после этих весьма примечательных пертурбаций, – сказал он, – но Вы, что случилось с Вами?

– Они стукнули меня по голове, – без лишних обиняков пояснил Спендлов.

– Не стойте, садитесь! – сказал Хорнблауэр, и Спендлов плюхнулся на землю рядом с ним.

– Вам известно, где мы находимся, милорд? – спросил он.

– Где-то на вершине скалы, насколько я могу понимать, – отозвался Хорнблауэр.

– Но где, милорд?

– Где-то на территории преданной его Величеству колонии Ямайка. Больше пока ничего не могу добавить.

– Скоро должно рассвести, я думаю, – устало произнес Спендлов.

– Совсем скоро.

Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Все были заняты оживленным разговором, что составляло удивительный контраст с той тишиной, можно, сказать, хорошо отрепетированной, которой сопровождалась их поездка через окрестности. Шум голосов смешивался с шумом небольшого водопада – именно этот звук, как он понял, слышался ему еще до восхождения. Разговор шел на грубом английском, который Хорнблауэр мог понять лишь с трудом, но был уверен, в голосах их похитителей звучит неприкрытая радость. Он мог также различить голоса нескольких женщин, чьи силуэты метались туда и сюда: несмотря на тягостную ночь, они были слишком возбуждены, чтобы усидеть на месте.

– Простите меня, милорд, но я позволю себе усомниться в том, что мы находимся на вершине скалы, – сказал Спендлов.

Он указал наверх. Небо становилось серым, звезды померкли. Прямо над ними они могли видеть нависающий утес. Бросив взгляд вверх, Хорнблауэр смог различить на фоне неба силуэты древесных крон.

– Любопытно, – заявил он, – получается, мы должны находиться на чем-то вроде уступа.

С правой от него стороны на небе уже прорезались первые, бледно-розовые еще лучики света, в то время как слева все еще было окутано непроглядной тьмой.

– Скала смотрит на северо-северо-запад, – сказал Спендлов.

Рассвет наступал стремительно: посмотрев на восток, Хорнблауэр увидел, что розовый цвет уже превратился в оранжевый, стали уже появляться и оттенки зеленого. Создавалось впечатление, что они находятся на невообразимой высоте. Скала, как казалось, обрывается прямо перед их ногами, а там, далеко внизу, расплывчатый прежде мир начинал приобретать форму, искаженную на мгновение игрой света. Хорнблауэр вдруг осознал, что он весь вымок и дрожит.

– Там, должно быть, море, – сказал Спендлов, вытянув руку.

Да, это было море, голубое и прекрасное в необъятной дали. Широкая полоса земли, простиравшаяся на несколько миль между утесом, на котором они угнездились, и кромкой берега, все еще была окутана туманом. Хорнблауэр поднялся, сделал шаг вперед, склонившись над низким парапетом, образованным зазубренной гранью скалы, и тут же отпрянул назад. Под ногами у него была пустота. Они действительно находились на выступе утеса, примерно на высоте грот-стеньги какого-нибудь фрегата: футов шестьдесят, а то и более. Прямо под собой он увидел ручей, который ему пришлось пересечь, держась за хвост мула, веревочная лестница все еще свисала с того места, где он сейчас стоял, до самого уреза воды, когда, усилием воли, он заставил себя наклониться, то увидел мулов, равнодушно стоящих на узком пространстве между речушкой и подножьем скалы. Обзор был великолепным. Они находились на выступе скалы, прорезанном за века неторопливой работы рекой, которая теперь текла внизу. Сюда нельзя было добраться сверху, а если убрать веревочную лестницу, то и снизу тоже. Выступ насчитывал, пожалуй, ярдов десять в ширину в самом широком месте, и ярдов сто в длину. На одном из концов находился водопад, шум которого он услышал ранее, поток воды ниспадал на поверхность скалы сквозь проделанный им проход, растекался перед грудой блестящих от воды камней, а затем низвергался далее. Вид воды напомнил ему о снидающей его жажде, и он заковылял по направлению к источнику. Это было непростой задачей, стоять между отвесным обрывом с одной стороны, и вертикальной стеной воды с другой, будучи окутанным облаком брызг, но он наполнял сложенные ковшиком ладони водой и пил, пил, а затем погрузил лицо и голову целиком в освежающую, холодную воду. Он обернулся назад, и увидел, что Сплендов ждет, когда придет его очередь. Под густой шевелюрой Спендлова, позади левого уха и далее опускаясь на шею, темнело пятно запекшейся крови. Спендлов наклонился, чтобы попить и умыться, и тут же снова вскочил, с опаской держась за голову.

– Славно меня отделали, – сказал он.

Его мундир тоже был запачкан кровью. На поясе висели пустые ножны, клинка не было: обернувшись, они увидели, что тот находился в руке одного из похитителей, который стоял и ждал их. Он был невысокого роста, плотного сложения, темный, но не негр, скорее мулат. На нем была грязная белая рубашка, изодранные в лохмотья синие штаны, обут он был в неподлежащие ремонту башмаки с пряжками.