Братья - Чен Да

Дедушка сидел в бамбуковом кресле на широкой веранде с закрытыми глазами, когда вдыхал первый порыв дневного бриза, как будто принимал дух богини Ма-Дзу, которая, согласно местной мифологии, охраняла рыбаков, плавающих в своих небольших лодках по бурной поверхности океана.

— Устрицы — нет. Креветки, угри — да. О, вот они, морские моллюски, красочные и крошечные, которых высасывают, отламывая хвосты, — взволнованно сказал мне дедушка, распознавая обонянием элементы моря. Затем он внезапно открыл глаза и сердито заявил: — Теперь ветер поднялся, и все, что я могу обонять, это грязь.

Дедушка снова стал деревенским ребенком. Изучение морского запаха было для него ежедневным ритуалом. Его самопомазание как человека моря и сына гор укрепило его решение стать отшельником, которого не волнуют мирские проблемы. Но это изменилось через несколько дней после нашего приезда, когда семья проснулась от звука местного симфонического оркестра. Он состоял исключительно из национальных музыкальных инструментов: бронзовой трубы — диа-диа, гу-гу бамбуковой флейты, скрипки-«эрху», пронзительных гонгов, размером с котелок для жаренья, и тамтамов-барабанов, сделанных из шкур местных буйволов. Звонкие удары бамбуковых шестов звучали подобно взрывам петард. Птицы вылетали из своих гнезд, чтобы укрыться на близлежащих деревьях.

— Давно потерянный сын Лонов, пожалуйста, подойди к двери, чтобы мы могли приветствовать тебя, — закричал толстый мужчина приблизительно лет пятидесяти, ведя за собой целую процессию, выстроенную в две колонны.

Дедушка собрал всю семью на веранде, где мы поклонились жителям деревни, приветствующим нас. Я не верил своим глазам. Тем временем мужчина представился.

— Я — Фу Чен, представитель местной власти. Для нас большая честь, что вы решили удалиться на покой в родные края. Мы здесь, чтобы омыть ваши ноги, — серьезно объявил он, при этом не переставая кланяться.

— Вы не должны этого делать, — резко сказал дедушка. Он поклонился в ответ даже ниже, чем это сделал толстый мужчина.

— Я обязан это сделать. Я — внук Ченса. Мой дедушка кормил свиней на плантации Лонов.

— А я праправнучка Танов, которые управляли западной фермой около реки. Всю мою семью хорошо обеспечивали ваши предки, — сказала беззубая старая женщина. Она была одета в ярко-красную блузку и, когда говорила, по привычке вытирала руки о фартук.

— Мы — потомки Лианов, рыбаков, которые арендовали у вашей семьи рыболовные сети, — представился сильный молодой человек с бронзовым загаром.

— Тихо! — скомандовал толстый правитель, прежде чем представилась остальная часть деревни. — А сейчас мы должны начать церемонию омовения ног. — Он взял ведро коричневого местного варева, известного под названием «фуцзянь лао джио», и вылил его на ноги всех членов моей семьи. Острый запах ликера атаковал мои ноздри, и липкая кашица растеклась по пальцам наших босых ног.

— Местные жители полагают, что лучший способ приветствовать сына по возвращении домой состоит в том, чтобы смыть с его ног всю пыль, которая накопилась в течение столь долгой поездки, — сказал дедушка.

— А каков лучший способ проводить кого-либо? — спросил я.

— Также вылить ведро этого ликера на ноги.

— Почему?

— Чтобы придать силу твоим ногам, поскольку считается, что ликер выгонит холод из костей и человек сможет противостоять даже самому сильному шторму.

— Что еще можно делать с «лао джио»?

— Беременная женщина выпивает бокал, чтобы ребенок родился более сильным, а после родов — другой, чтобы окрепнуть самой. Крабы пьют его, чтобы люди могли есть их сырыми.

— Есть что-нибудь, чего этот напиток не может сделать?

— Нет.

Музыка продолжала звучать и вскоре начала приобретать смысл даже для меня. У нее была особая тональность, заряженная энергией сельской жизни. Она обладала ритмом моря и неровного края гор. Это пышное выступление заставило меня подумать о песнях животных, прячущихся в густой листве на холмах, шепоте моря, когда оно спокойно, и возгласах океана, в то время как он мечет громы и молнии. Я понял все: музыку, людей, которые исполняли ее, и красоту земли, вдохновляющую их. Все эти элементы были мечтой, жизнью, песнью под названием Фуцзянь.

Сельские жители поставили на веранде емкости с самым лучшим резко пахнущим местным соевым творогом, соленым осьминогом, тонкой белой рисовой лапшой и «лао джио». Они не спрашивали, почему моя семья вернулась. Возможно, они знали причину, но их это не заботило. Для них имело значение только то, что мы чистокровные Лоны. Человек родился Лоном и умрет Лоном, так же как Чены, Луи, Лианы и Чаны, живущие в деревне и навсегда принадлежащие своему клану. Человек мог блуждать по дороге жизни сколь угодно долго, пока не возвращался поверженным или победителем. Возвращение говорило: «Ты хороший сын, потому что почтил родную землю!»

Толстый Чен пригласил дедушку на легкий завтрак из свежей медузы, посыпанной колечками лука и имбиря из его сада. Лианы просили его прийти к ним домой за свежими разноцветными моллюсками, испеченными в глиняной печи за утесом, смотрящим на восходящее солнце. Рыбак Лао спросил, сможет ли дедушка отправиться на охоту за устрицами на закате, чтобы полакомиться живыми особями из половинок раковин. Было еще много приглашений, и потом дедушка даже не мог вспомнить от кого.

На следующий день после полудня группа поющих женщин выстроилась перед нашей дверью с метлами и швабрами, предлагая убрать у нас в доме, где целую вечность никто не жил. Они все были в одежде ярко-красного цвета. Когда я спросил, почему они одеты в красное, женщины застенчиво улыбнулись и объяснили:

— Потому что мы замужем. Это знак отличия.

Только замужним женщинам позволялось носить красное. Вдовы не могли себе этого позволить. Все молодые девушки, достигшие брачного возраста, избегали этого цвета, чтобы их по ошибке не приняли за замужних, иначе к их дверям могли не прийти поклонники. Вдовы же носили одежду серого и черного цвета и гуляли только на краю деревни. Говорили исключительно шепотом, никогда не смотрели на мужчин и не начинали разговора, если к ним не обращались. Вдовы напоминали тени. Сельские жители считали, что они были виноваты в ранней смерти своих мужей: мысленно топили их лодки, насылали грозу и даже поднимали на море шторм. Опозоренные и униженные, эти женщины продолжали жить, чтобы страдать, и страдали, чтобы жить. Шанс улыбаться и смеяться у них мог появиться снова, когда их сын, если им повезло иметь такового, женится. Но даже во время этой церемонии вдовы должны были находиться в стороне От веселящейся толпы, так как считалось, что они могут разрушить то хорошее, что есть в их оставшихся без отцов сыновьях. Им позволялось только кормить калек, прокаженных, слепых и глухих из деревни, которые просили хорошей пищи взамен хорошей песни для молодоженов. Таковым был маленький мир, в который я попал.

Я ходил по приглашениям вместе с дедушкой, который теперь каждый день посещал какой-нибудь дом, будто это было его обязанностью как сына клана Лонов, некогда самых крупных землевладельцев и рыболовецких артелей. Не зайти хотя бы в один дом считалось проявлением неуважения. Во время визита разрешалось выпить всего чашку чаю или съесть миску рисовой лапши. Здесь это было традицией.

Мать превратилась в образцовую домохозяйку. Она вычистила каждый угол старого дома, напевая свою любимую сонату Шопена. Каждый день она вставала вместе с солнцем, надевала яркий фартук, приносила пресную воду из обрушившегося колодца на заднем дворе, наводила порядок в кухне и чистила дно котелка, перед тем как готовить завтрак. Если я в это время был на пляже или в поле и над трубой появлялся дым, я знал, что скоро еда будет готова и значит пора торопиться домой. Если я опаздывал и пища остывала, мать бросала на меня строгий взгляд.

Отец был занят поиском новой жизни. Он слышал, что неподалеку, на полуострове Лу Чин, находится брошенный армейский пост. Некоторое время там размещался сиротский приют, но затем правительство сократило финансирование и приют закрыли. Отец заинтересовался возможностью организовать бизнес в старом комплексе. Местные руководящие кадры рассказали ему, что на полуострове также располагается консервный завод по обработке тунца. Отец часто размышлял, где он возьмет деньги на финансирование.