Игра в четыре руки - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова я выговариваю с нарочито гротескным псевдокавказским акцентом. Он тут еще не носит заведомо негативной коннотации – скорее комическую, из анекдотов про Гоги и «Армянское радио». Девушки подпевают, текст я им написал заранее.
Ми не знаю страха,
Не-е боится пуля,
Нас веду атака
Харабрый Мерчули!
Пушки ми атбили,
Зарядим ат души,
Вися Расея знаю —
Джигиты-ингуши!..
Рассыпчатая дробь бубна вторит резкому звуку бузики. И все, хватит ломать язык, тем более что автор текста самый что ни на есть русак.
Слово власти созывало
С гор наездников лихих,
Тесной дружбою сковало
Нас, вайнахов удалых!
Белоснежные вершины
Гор Кавказа, вам привет!
Я не знаю, исполины,
Вас увижу или нет!..
И припев, сразу подхваченный:
Так пей, друзья, пока нам пьется,
Горе жизни заливай!
На Кавказе так ведется:
Пей – ума не пропивай!..
Марьянина подруга вскочила и пошла, пошла по кругу в кавказском танце – мелкими шажками, бросая на парней огненные взгляды, бубен звенит, не переставая. Ребята аж привстали, глаз оторвать не могут… Наша Ленка Григорьева присоединяется к ней – красава, молодчина, так бы и расцеловал! Остальные хлопают, отбивая зажигательный ритм. Галина – того глядишь, сама сорвется в импровизированный круг, поводя полными плечами, раскинув руки, держащие кончики ее любимой пестрой шали… Ну вот, как в воду глядел – не усидела!
Рано утром, на рассвете
Полк в атаку поведут.
И, быть может, после боя
Нас на бурках принесут…
Кошусь на Миладку. Она сидит в углу, нахохлилась, что твой совенок. Аст тоже не брызжет энтузиазмом. Понимаю вас, друзья: после того, что мы испытали сегодня утром, нелегко восстановить душевное равновесие. Подмигиваю. Слабая улыбка в ответ.
Снова припев. Многие пытаются подтягивать:
…на Кавказе так ведется:
Пей – ума не пропивай!..
…а кто не поет – отбивает ритм ладонями, подошвами, стараясь поспеть за неистовым бубном…
Станет нам земля могилой,
Не оплачут девы нас,
Лишь трубач лихою трелью
Известит в последний час!..
Так пей, друзья, пока нам пьется,
Горе жизни заливай!
На Кавказе так ведется:
Пей – ума не пропивай!..
– Ох, Жень… – Галина пытается отдышаться. – Вот скажи: почему у тебя что ни песня, то про спиртное?
– Понятия не имею, – отвечаю. – Это уж вам виднее. Кто из нас учитель русской литературы? «Веселие на Руси есть питие» – так, кажется? Или вот еще: «Пьян, да умен – два угодья в нем!» Почем мне знать, откуда оно повелось? А ведь повелось же…
Оживление в аудитории – публика безоговорочно поддерживает предыдущего оратора. Школьная дисциплина трещит по швам, куда ей против исторически выверенных аргументов!
Впрочем, для нас, восьмиклассников, эта тема пока не слишком актуальна. А вот через годик… Обе наши классные, что Галина, что ее подруга, понимали, конечно, что поездки со старшеклассниками «насухую» не пройдут. И методы борьбы с зеленым змием выбирали… нестандартные. Если, к примеру, в общем кругу сдвинуть кружки – так и ничего, можно и глаза закрыть, если, конечно, в меру. А вот по углам, втихую… Как-то в поезде Татьяна Иосифовна обнаружила бутылку, отобрала и пошла по вагону: «Кто будет пить? Давайте, мальчики угощают!» Потрясенное молчание, содержимое заветного сосуда с бульканьем сливается в унитаз. Дальнейшее вполне предсказуемо: кто-то из родителей стуканул, разгромный педсовет. Обошлось, слава богу…
– Что за туземная дивизия? Никогда не слышал. Где она воевала?
Это Андрюха Куклин. Нашему великому историку подавай подробности.
– Да хотя бы в Первой мировой, – говорю. – Ингушским полком командовал тогда полковник Георгий Мерчуле, блестящий кавалерист и кадровый русский офицер. Дикая дивизия участвовала в Брусиловском прорыве, дралась на румынском фронте. И в выступлении генерала Корнилова летом семнадцатого успела отметиться. А конники другого туземного полка, Текинского, состояли в охране Лавра Георгиевича – и после бегства из Быхова, и потом, во время Ледяного похода, до самой его гибели при штурме Екатеринодара.
Пауза. И недоуменные взгляды со всех сторон. Для них Корнилов – контра, палач, клейма негде ставить, душитель революции, шестьдесят первую годовщину которой страна отмечала два дня назад.
Так, пора разрядить обстановку…
– Кстати, о выпивке… – съезжаю с одной опасной темы на другую. – Ингуши никак не могли «заливать горе жизни». Они все были мусульмане, а Коран, чтоб вы знали, алкоголь запрещает. Так что припев – это от нашего, русского автора.
Снова смешки. Классная деланно хмурится и расплывается в широкой улыбке. Замечательная она все же…
Нет, ну как же здорово все получилось! И как же не хочется уезжать… А надо. Дома, в Москве, уйма дел.
Уже засыпая, безуспешно гоню прочь мысль: жаль, что не удалось выяснить, кто был тот стрелок с Бештау. Вот нипочем не поверю, что это случайность! И если он охотился за нами… за мной, целенаправленно, то наверняка придет снова, чтобы завершить начатое. Он или его приятели – ведь могут же они быть? Причем такие, что хорошо умеют стрелять, и не только из старенького карабина. Скажем, из пистолета с глушителем. Чем не вариант?
Вот кто мне скажет: это уже легкая паранойя или пока только чрезмерная мнительность?..
10 ноября 1978 года.
Поезд «Кисловодск – Москва».
Информация к размышлению – 3
Будто и не было этих пяти дней. Снова поезд выводит свое вечное «та-ра-ра, та-ра-ра, та-ра-ра» на стыках, снова огоньки в глухой, чернильной ночи. Да и тех толком не видно – туман пополам с дождем. Ноябрь средней полосы – не самое привлекательное время года. Но в плацкартном вагоне тепло и по-своему уютно, особенно здесь, на верхней полке. Подушка подсунута под подбородок, руки скрещены поверх нее. Взгляд бездумно устремлен в стылое, сырое, непроглядное ничто за поднятым, несмотря на духоту, стеклом.
Мы возвращаемся домой. Альтер эго дрыхнет без задних ног (у сознания ведь нет ног, ни передних, ни задних?), а я занят привычным делом: укладываю на места фигурные кусочки своих воспоминаний.
…пришелец вышел на контакт с руководством Службы внешней разведки и рассказал о себе и своих намерениях. Почему ему поверили? Элементарно, Ватсон: всем было ясно, что полный и окончательный крах – дело недель, если
