Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1. - Андрей Саргаев

– Денисов, давай! – полковник привстал на колено, пытаясь докричаться до окопов.

Поздно… гусарский полуэскадрон уже смешался в рубке с английскими кирасирами, и начинать сейчас – значит обречь безумцев на верную гибель. Зачем вы это сделали, братцы, откуда вы взялись? Вот они один за другим падают с коней, не в силах прорваться к перестраивающимся из походных колонн в каре горцам. Безумцы… зачем вы здесь? Зачем вы это сделали?

– Простите, робяты… – седоусый гвардеец, получив тычок в бок от своего командира, сильно дёрнул уходящий в землю шнур. – Простите…

В гуще неприятельской пехоты расцвели черно-серые цветы на огненных стеблях – взорвались закопанные на дороге фугасы, заполнив пространство визжащей каменной картечью. Время остановилось… и тут же побежало вновь с громадной скоростью. Ещё летели в стороны смятые фигурки в красных мундирах и клетчатых килтах сорок второго полка, ещё полковник Петерстоун с недоумением разглядывал расплывающееся на животе темное пятно, как грохот повторился. Сейчас сработали одноразовые деревянные пушки, какими когда-то пользовался Емелька Пугачёв – выдолбленные дубовые брёвна, стянутые железными обручами. Добровольцы при них не смогли одновременно поджечь запалы, и канонада растянулась на долгую минуту, напоминая сказочного Змея Горыныча, деловито и размеренно собирающего страшную жатву пламенными языками полусотни голов.

Отлетела сеть, укрывающая окопы, и звонкий голос скомандовал:

– Гренадеры пошли!

Ну, пошли – громко сказано. Они никуда не ходили, только привстали и бросили гранаты с дымящимися фитилями. Двухфунтовые чугунные ядра описывали в воздухе дугу и взрывались с небольшой задержкой, позволяя гвардейцам спрятаться в укрытие от разлетающихся осколков.

– Определённо Товий Егорович договор с дьяволом заключил, – пробормотал Бенкендорф, когда свистящий кусок металла выбил из рук зрительную трубу. – Адское зелье.

Сотворённое главным императорским аптекарем господином Ловицем вещество требовало весьма осторожного обращения, иначе существовала возможность подорваться самому, но сегодня такой день, когда осторожность забыта, а благоразумие затаилось где-то в глубине души, стиснутое железной волей. День, в который брошенный на кон последний рубль становится на ребро.

Полковник поднялся, отбросив маскировочную накидку, и взял протянутый ординарцем толстый цилиндр из плотной вощёной бумаги. Направить вверх… дёрнуть за торчащий из донышка верёвочный хвостик… С шипением ушла в небо красная ракета – оказывается, и от развлекательных игрушек бывает определённая польза.

– Выбирать цели самостоятельно!

Впрочем, мог и не кричать. Во-первых, всё равно не слышно, а во-вторых, все гвардейцы знали свой маневр. Вражеского курьера, направлявшегося от Копорской губы, места высадки десанта, перехватили позавчера, а вчера весь день готовили позиции, подробно обсудив порядок и очерёдность действий. Непонятливых, вроде бы, не оказалось.

Две сотни винтовок, почти всё наличествующее в дивизии количество, ударили в образовавшуюся свалку со всех сторон. Удивительно, но и под губительным огнём противник не думал сдаваться – избиваемый, но ещё грозный полк шотландских горцев огрызался редкими выстрелами, офицеры неоднократно бросали людей в безнадёжные атаки, захлёбывающиеся едва начавшись.

– Ибическа сила, мать их… – Александр Христофорович царапнул рукой по дну опустевшей патронной сумки. – Тимоха, не спи, сучий потрох! Заряды!

Не услышав ответа, оглянулся – денщик лежал, уткнувшись лицом в траву, всё ещё сжимая дымящуюся винтовку. И мухи, безразличные к войне каких-то там людишек, уже примеривались к раздробленному прошедшей навылет пулей затылку.

– В штыки их, братцы! – вскочил на ноги совсем молоденький подпоручик. В глазах горело возбуждение азартом боя, и читались мечты о героическом захвате в плен вражеского знамени. – В штыки!

– Стоять, бараны! – полковник рывком преодолел разделявший их десяток шагов и ударом в челюсть сбил юного героя на землю. – Расстреляю уродов!

Поздно! Порыв был подхвачен, и залёгшие в укрытиях гвардейцы поднимались в полный рост, офицеры и солдаты обнажали шпаги… Пошли! Пошли, и прекратили стрельбу, позволив шотландцам зарядить ружья. Отрывистые лающие команды… залп, выбивающий из защитных мундиров яркие алые фонтанчики… Но дотянулись! Бей гадов!

– Болваны! – орал на бегу Бенкендорф.

Он нёсся одним из первых, укоряя себя за то, что не смог удержать людей, за ненужные потери, за отсутствующие на переделанных из штуцеров винтовках штыки… Выстрел в поднимающего ружьё горца. Осечка. Бесполезный пистолет летит в чужую, с распахнутым в беззвучном крике ртом, морду. Успел упасть на колени – пуля больно дёрнула за волосы, и полоснул шпагой по голым волосатым ногам. Пробегающий мимо гренадёр ткнул шотландца в живот, повернув клинок в ране, кивнул молча, и пропал из виду где-то впереди. Александр Христофорович бросился следом, по широкой дуге огибая бьющихся в артиллерийской упряжке лошадей. Перепрыгнул через лежащую на боку пушку с одним колесом… и замер, остановленный вспыхнувшей в голове болью.

Шум казался морским прибоем – так же нахлынет и отступит, слизывая с песка оставленные следы. А сейчас слизал память.

– Их Высокоблагородие очнулись! – загрохотало море и плеснуло в лицо холодной водой, почему-то с запахом болота.

– Вашу мать, – единственное, что смог произнести Бенкендорф, и схватился за голову, не давая ей взорваться от гулко заметавшегося в пустом черепе эха. – Ты кто?

– Старший унтер-офицер Кулькин, Ваше Высокопревосходительство!

– Понятно… А я?

– Вы? Так это… наш командир.

– Давно?

– Дык в аккурат с указа государя-императора о создании дивизии.

– Не про это, – Александр Христофорович болезненно поморщился, пытаясь привстать. – Давно валяюсь?

Унтер взглянул на низко висящее солнышко:

– Почти половину дня. Мы уж думали… Шутка ли – зарядный ящик чуть не под ногами рванул.

– Понятно… офицеров позови.

– Сей момент!

Гвардеец ушёл, чуть приволакивая ногу, и полковник наконец-то смог оглядеться. Лежал он в роскошном шатре, наверняка принадлежавшем ранее неприятельскому командиру. Но сквозь огромную прожжённую дыру в полотняной стенке заглядывало солнышко, доносилось пение птиц, ржание лошадей. Мирная идиллия. И стоны раненых с той стороны, где шатёр остался неповреждённым.

– Разрешите, господин полковник? – откинулся полог, и первым вошёл тот самый подпоручик, воодушевивший людей на штыковую.

Десять офицеров из четырнадцати, отправившихся из Петербурга. Ур-р-р-оды… Практически все ранены, кто-то чуть стоит на ногах, опираясь на шпагу как на трость.

– Доложите о потерях, господа.

– Они минимальны, господин полковник! – оживился подпоручик, хотя с трудом выговаривал слова из-за распухшей челюсти. – Враг наголову разбит, захвачено знамя и двенадцать пушек! Взято в плен шесть офицеров и более сотни солдат!

Александр Христофорович опять попытался встать самостоятельно, но пришлось попросить:

– Помогите подняться.

Капитан Денисов, переведённый недавно в гвардию из Нижегородского драгунского полка, протянул руку. Левую, потому что правая висела подвязанной к шее.

– Подпоручик! – Бенкендорф заглянул энтузиасту в лицо. – Мне совершенно насрать на вражеские знамёна и вражеских пленных, тем более у ворующих против Отечества нашего разбойников не может быть знамён! Брать же вторых – претит дворянской чести! Вот должен висеть в петле!

– Но как же так? – побледнел офицер.

Контузия контузией, но сил достало на то, чтобы ударом в ухо сбить спрашивающего с ног. Под молчаливое неодобрение остальных Александр Христофорович подошёл, присел на колено, и сгрёб подпоручика за грудки:

– Ты думаешь, сука, чужими знамёнами солдатские жизни заменить? Сколько наших полегло?

Денисов попытался отвлечь командира от жертвы:

– Наши потери составляют двести семнадцать человек убитыми и сорок три человека ранены.

Бенкендорф поднял искажённое злой гримасой лицо:

– И это вы называете викторией?

– У противника убито свыше полутора тысяч…

– Плевать! Это поражение, господа! Это наше поражение. Капитан Денисов!

– Слушаю, господин полковник!

– Знамя утопить в болоте, разбойников повесить. Распорядителем экзекуции назначается рядовой… рядовой… вот он.

– Закреневский. Но он же подпоручик?

– Я сказал – рядовой! Выполнять!

Документ 16

"МЕМУАР О РАБОТАХ ПО МАТЕМАТИКЕ, КОТОРЫЙ Я ИМЕЛ ЧЕСТЬ ПЕРЕДАТЬ ЕГО ЦАРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

Большой угломер с телескопом, с четырьмя стеклами, в футляре

Большой уровень с отвесом к телескопу и к диоптрам, самый удобный и самый точный