Архангелы Сталина - Сергей Шкенёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За разговорами Мефодий Асафыч ловко нарезал крупные ломти, закапав подстеленную газету, и вытащил из рукава необъятного дождевика заткнутую морковиной бутылку. Её мутное содержимое наводило на мысль о том, что не так уж плохо с продуктами в родной слободе. И о попустительстве местного участкового. Сосед пошарил рукой в носовом ящике, и не найдя стакана, развёл руками.
— Ты, Санька, извини, придётся из горлышка.
— Погоди, будет тебе стакан и закуска одновременно. — Александр Фёдорович выбрал из кучи огурец помельче и позеленее, разрезал пополам и, вырезав сердцевину, протянул стаканчик соседу.
— Разливай.
Первая прошла хорошо. Не помешали даже мерзкий вкус и сивушный запах картофельной самогонки, быстро сбитые ароматом сочной дыни.
— Как оно там, Фёдорыч? — Поинтересовался дед? — Туго пришлось?
Ответить не получилось. За спиной послышалось чавканье лошадиных копыт по грязи, скрип колёс и голоса. Беляков оглянулся и торопливо встал, прикрыв бутылку краешком мокрой газеты. Потом удивлённо закрутил головой, переводя взгляд с портрета на бумаге на подъезжающего военного с громадными усами. Каменев? Он здесь откуда? Вообще-то таким чинам положено на автомобиле передвигаться. Разве что засели где-то в канаве. Недаром шинель чуть не по колено заляпана.
— Здравствуйте, товарищи, — Сергей Сергеевич соскочил с телеги и направился к пирующим. Сопровождающие начальники из вежливости или стыдливости остались на месте.
Надо же, товарищем назвал. Гражданин — оно последние годы как-то привычнее. Впрочем, ватник — обычная одежда советского крестьянина, и тут не определить кто есть кто.
— Доброго дня, товарищ нарком.
— Какой уж тут добрый, — проворчал Каменев. — Промок как собака. У вас всегда так сыро?
— Осень же.
— А, ну да…. Дороги кончаются вместе с летом. Ну, ничего, скоро и к вам доберётся цивилизация. Мост тут будем строить. Место уж больно удобное, как раз на два острова опоры встанут.
— Там же у нас огороды, — испугался Мефодий Асафович.
— И что там сеете, хлеб?
— Нет, товарищ Каменев, мы всё больше овощами промышляем. Про огурцы наши знаменитые слышали? — Ответил Александр Фёдорович. — А сейчас и не только их. Вот, попробовать не хотите?
Газета с портретом предательски открыла початую бутылку.
— А может, погреетесь, в такую-то погоду?
— Почему бы и нет? — Сергей Сергеевич оглянулся на свиту. — Товарищи, поезжайте в местный сельсовет, подождёте там. А мне потом дорогу покажут. Тут недалеко?
— Рядом, — ответил дед Асафыч и странно покосился на Белякова. — Метров двести будет.
Наркому вырезали персональный стаканчик и выжидающе посмотрели.
— Наливайте, выпьем за Родину, за Сталина.
Под такой тост пошло хорошо. Каменев закусил, и удивлённо спросил:
— Так у вас и дыни успевают поспеть?
— У нас всё успевает, — Беляков тайком пихнул соседа локтем, не давая ответить. — Только это сорт огурцов такой особый. Видите, полная лодка?
— Надо же, — покачал головой нарком, — а по вкусу и не скажешь. И много у вас таких?
— Да Вы что, овощ редкий, особого ухода требует. На колхозных огородах расти не хочет. Только вот мы двое и владеем секретом.
— Продайте.
— Чего, секрет?
— Огурцы дынные продайте. Они до Москвы сохранятся?
Александр Фёдорович в задумчивости поскрёб щетину на подбородке.
— Если только все вместе везти. Поодиночке сразу вкус теряют и портятся.
— Куда мне столько?
— Разве много? Двадцати пудов не будет. Так что, по рукам?
— Ладно, — махнул рукой Каменев. — Угощу потом Ворошилова с Будённым. Вот удивятся.
— Это точно, удивятся, — согласился Беляков. — За тыщу рублей всё отдам.
— Сколько? Дорого.
— Так и продукт редкий. В Москве такого не найдёте. Только у нас и только сегодня.
Нарком больше не стал спорить и достал из кармана толстый бумажник. Александр Фёдорович взял деньги, отделил две сотенных бумажки и протянул соседу.
— Твоя доля, Асафыч. Всё честно?
Сосед, получив за несколько минут полугодовую прибыль, довольно заулыбался.
— Обмыть бы покупочку полагается.
— Обойдёшься, — окоротил деда Беляков, — тебе ещё груз караулить, пока телега не подойдёт. А я пока товарища наркома провожу до сельсовета.
— Иди-иди, — напутствовал в спину Мефодий Асафович, пряча бутылку с остатками самогонки. — Мимо нипочём не промахнёшься.
Нижегородский край Колхоз "Красный огородник"
День у председателя сельсовета не задался с утра. Что день? Можно сказать — вся жизнь не задалась. И дёрнул чёрт согласиться променять привычную должность главного комбедовца на сомнительный почёт и ежедневные хлопоты. Вернуть бы назад те весёлые времена. Работы почти нет, за отсутствием бедноты в зажиточной слободе. А всё же власть! Хорошо-то было как, хосподи. Развернёшь, бывало, кумачовый транспарант с лозунгом, растянешь потехинскую гармошку, сколько рук хватит, и айда мироедов раскулачивать. Которого на бутылку, а кого и на четверть.
Правда, самый зловредный кулак, Беляков, долго не раскулачивался. Два раза председателя комбеда с крыльца спускал, и один раз в пруд к лягушкам забросил. А сам как есть классовый враг, видит Бог, которого по приказу партии нет. Две коровы, десяток овец, лошадь с жеребёнком. В колхоз не пошёл, а на все уговоры отвечал коротко, но матерно. Но, нашлась и на него управа, когда новый дом построил. Где это видано, чтобы единоличник лучше колхозника жил?
А теперь в половине дома сельсовет. Надо бы, по уму, и вторую половину забрать, но участковый воспротивился. Пожалел, видишь ли, пятерых сынков кулацких. Ему что? Сидит себе в отделении, и горя не знает. А ему, потомственному сельскому пролетарию Петру Волкову, днями напролёт выслушивать из-за тонкой перегородки голос самого младшего Белякова, четырёхлетнего Федьки: — "Дядя Петя, отдай папу! Дядяпетяотдайпапу! Дядяпетяотдайпапу!" А голосище — хоть сейчас в церковь дьяконом отправляй, невзирая на возраст. Одно только спасение — на обеденный перерыв на часок пораньше убежать. Да с обеда вернуться на полтора попозже.
— Петька! — Окликнул председателя сосед, дымящий на своём крылечке трофейной трубкой, которую принёс с турецкого фронта вместе с деревянной ногой. Всякое уважение к чинам бывший фельдфебель утратил при штурме Эрзерума, вместе с ногой.
— Выспался, срань господня? У меня аж стёкла дрожали от твоего храпа. Ты эта…, Петюнчик, поторапливайся. Там в сельсовете сюприс большой дожидается.
— Чего дожидается, Натолий Палыч? — Волков поправил начальственный картуз.
Зловредный инвалид заржал совсем как лошадь, и махнул рукой небрежно. Проваливай, мол, задница комбедовская.
— Ничо, ужо и на тебя управа найдётся. — Бормотал Волков, подходя к большому деревянному дому, на крыше которого развевался красный флаг.
Но попасть внутрь, привычно пихнув грязным сапогом тесовую дверь, не получилось. На перильцах сидел военный в шинели с опасными петлицами, который и загородил дорогу, ткнув в живот неизвестно откуда появившимся пистолетом. Представитель местной власти от неожиданности икнул и поднял руки вверх.
— Сдаёшься? Это хорошо, — одобрил ОГПУшник, сноровисто ощупывая председателя. — Ну и кто ты таков будешь, мил человек? Куда прешь? Тебе назначено?
— Так я…, это…, работаю тут.
— Да? — Охранник с сомнением оглядел посетителя с головы до ног. — Ну, проходи, работничек.
Волков шагнул из сеней в тесную прихожую, где нос к носу столкнулся с малолетним террористом Федькой, который высунулся с печки. Из большой комнаты доносились громкие голоса.
— Дядя Петя, — гаркнул над ухом Беляков-младший, — а папа сказал, что надерёт тебе задницу крапивой. А дядя Серёжа обещал мне большой пряник, а тебя урыть. Это очень больно будет? А дядя Андрей говорит, что тебя сгноит. Ты, правда, теперь тухлый будешь? К нам теперь не приходи такой вонючий.
Чтобы избавиться от дальнейших вопросов, председатель открыл дверь и вошёл в переднюю половину. Сразу за порогом ноги приросли к полу, никак не желая двигаться дальше. За столом, заставленным тарелками и многочисленными бутылками, изъятыми из вскрытого сейфа, сидел сам Беляков со стаканом в руке, и трое неизвестных начальственного вида. На скрип двери один из них, с бритой налысо головой, обернулся.
— О, Александр Фёдорович, к тебе уже гости.
— Это не гость, товарищ Конев. Это Советская власть пришла.
— Не понял, — командир Нижегородской дивизии задумчиво почесал гладкий затылок, — а товарищ Жданов тогда у нас кто?
— А я, Иван Степанович, не власть. Я — партийное руководство. — Ответил секретарь крайкома. — Может Сергей Сергеевич Советской властью будет?