Другое тело - Милорад Павич

Это другое тело, тело души, состоит из воспоминаний о земном теле и из надежды этого земного тела на то, что оно не умрет совсем, что оно уподобится Христу, который укрепляет в нас эту надежду своим Воскресением. Раз душа взяла с собой как воспоминание оттиск или картину своего физического тела, которое мертво и обратилось в прах, она может его снова оживотворить.

При таком понимании дела нам будет яснее, что имел в виду Христос, когда обращался к Марии Магдалине со словами, которые мы уже упоминали: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не вернулся к Отцу Моему…» Это могло бы означать: Мое другое тело, в котором Я вернусь к Нему, еще не вполне подготовилось. То есть Он словно еще не привел в соответствие, не синхронизировал эти два тела. Он находился между воспоминанием о старом теле и надеждой на новое, другое тело. Оба Его тела еще не в одном и том же «сейчас». Позже, при вознесении, у Иисуса синхронно были оба Его тела. Он соединил оба Своих тела, тело земное и небесное тело души, в одном настоящем… Поэтому смог воскреснуть видимым своим ученикам, видимым человеческому глазу, хотя и был Некто, кто воскресает.

Письмо главному духовнику Кириллу (в переводе со старого церковного языка на современный).

Честному отцу и главному духовнику сентандрейскому, Кириллу.

Честной отче, я в эти дни нежданно к концу жизни своей приблизился и ослабел, и глаза мои мне отказывают, плохо вижу, а живя от самой своей молодости по своей воле, невозможно мне было со многими пороками не оказаться. Коли мне теперь конец настанет, то всуе и напрасно был я иноком и приносил обеты… Давно уж одолевает меня бес, и со временем все больше и больше, так что надо бы мне искать исцеление, да вокруг меня все чужое… Горе мне. Горе мне на воде, горе мне от разбойников, горе мне от родни моей, горе мне из-за языка моего, горе мне в городе, горе мне в пустыне, горе в душе грешной, горе от братьев лукавых, горе среди людей лживых… И вдвойне горе писать все это Вам в грязной тетради, на плохой бумаге (как оно и видно!) и испорченными чернилами… Если сегодня с грехами своими распрощаюсь…

На этом месте письмо прерывалось.

Оба письма были найдены на полу в колокольне Святого Луки после смерти Гавриила. Есть две версии его смерти. По одной, более вероятной, он был найден мертвым в своей лодке. У него, говорят, отказало сердце. Пересказ второй версии потребует больше времени. По ней, мертвым иеромонаха Гавриила нашли лодочники, он лежал на берегу Дуная, возле цикуты, с ножом в руке и небольшой раной на мышце. На цикуте был обнаружен след крови. Некоторые удивились, а другие закивали головами, словно о таком слыхали и раньше. Между одной веткой и стеблем нашли кусок хлеба. Стебель был надрезан садовым ножом, словно кто-то хотел цикуту привить. Привить чем-то, чем не прививают…

Гавриила перенесли в башню; постольку поскольку духовника Кирилла в городе не было, сообщили Аксинии, она прибежала вся в слезах и увидела Гавриила в лодке, которую она помнила как его постель. Аксиния закрыла ему глаза, перекрестила и поцеловала в лоб, и тут на лестнице башни послышались чьи-то приближающиеся тяжелые шаги.

Аксинии эти шаги были хорошо знакомы, и она не обернулась, когда на чердаке башни появился падре Ружичка. Запыхавшийся и без парика, с волосами, похожими на гнилое сено, он быстро перекрестил покойника, благословил его и тут же спросил:

— Что он с собой сделал?

— Кто теперь узнает? Может быть, попытался стереть воспоминания о второй половине своей жизни, потому что она оказалась хуже первой.

— А где его перстень?

— Какой перстень? — вздрогнула Аксиния.

— Сама знаешь какой. Тот самый каменный перстень, который я послал тебе в тот день, когда умерла твоя мать, чтобы ты его надела ему на палец… Скорее ищи! Ты его получила от Гавриила во время благовещенского представления, сейчас посмотрим, вернула ли ты его. Посмотрим, солгала ты мне или нет!

Аксиния в ужасе принялась осматриваться. Окно было раскрыто, чердачное помещение башни забито какой-то рухлядью, повсюду виднелись пятна от пролитых чернил, на полу валялись книги, сброшенные ветром с деревянных балок под потолком, а под ногами каталась айва, упавшая с тех же балок. В конце концов Аксиния беспомощно развела руками.

— Нам срочно нужно найти перстень! — прокричал падре Ружичка, совершенно обезумев.

Звук его голоса ужаснул Аксинию, она выронила стакан с перьями, в который хотела заглянуть, и дрожащими руками потянулась к волосам монаха, завязанным на затылке узлом. Распустив пляшущими пальцами его волосы, она извлекла из них каменный перстень. Ружичка схватил его и торопливо надел на палец покойного.

Колокола тихо позвякивали на ветру, священник и женщина немо стояли возле лодки, в которой плыл куда-то покойный монах, и смотрели на перстень на его руке, осеняя себя крестным знамением. Она — православным, он — римско-католическим.

И тут цвет перстня начал медленно изменяться. Переливаясь и смешиваясь, сменяли друг друга цвета и оттенки желтого, красного и зеленоватого. В конце концов весь перстень стал синим. Таким он и остался, его цвет больше не менялся.

— Что это значит? — выкрикнула Аксиния изумленно, а отец Ружичка, тяжело дыша, рухнул на скамью.

— Это значит, Аксиния, что в жизни нашего Гавриила ждет любовь.

— Любовь? Да что вы такое говорите, отец Ружичка? Побойтесь Бога! В какой такой жизни? Какая любовь может быть у того, кто мертв? Вы понимаете, что говорите и что делаете, отец Ружичка? Занимаетесь колдовством, используя покойника! Разве это не грех?

На это отец Ружичка, продолжая сидеть, спокойно ответил:

— Я, дитя мое, не стал бы это так называть. Я бы назвал это опытом. Чего мы хотим? Мы хотим узнать будущее Гавриила и посмотреть, при каких обстоятельствах и как действуют Богородицына вода, драгоценный камень и волшебное слово. И с нашей точки зрения ничего противоестественного в этом нет. Неужели вода, камень и слово могут считаться колдовством? Это же совершенно обычные вещи, которых сколько хочешь и в Ватикане, и во Вселенской патриархии в Царьграде, где я тоже не одну свечу поставил…

Но Аксиния перебила Ружичку:

— А почему для своих опытов вы выбрали именно его?

— Он сам себя выбрал. И он хотел, чтобы этот опыт мы с ним довели до конца. Если бы я умер раньше него, тогда бы он надел мне на палец этот перстень и прочитал его послание…

— И что говорит вам этот перстень, отец Ружичка? Это же просто бессмыслица. Должно быть, все это означает что-то другое! Или перстень не говорит правду. Он нас обманывает, он лжет… Это всё суеверия…

— Может, и не лжет, — ответил старик, — может, и не лжет! В том-то и дело!

И, словно доведя до конца какую-то большую работу, словно сбросив с души какой-то груз и после этого узрев наконец некие новые горизонты, отец Ружичка вздохнул, перекрестился и, не сказав больше ни слова, спустился с колокольни.

Пятая часть

1. Пища другого тела и Монт-Сен-Мишель

После возвращения из Китая Лиза впервые серьезно столкнулась с моей болезнью. Она полностью изменила наше питание. Мы перешли на оливковое масло, отказались от большинства молочных жиров, на столе появилось много рыбы и овощей. Лиза постоянно держала зажженные свечи под посудинами с ароматическими маслами, покупала болгарское мыло с ароматом роз. Перенесла все зеркала в доме как можно дальше от входной двери и подвесила на них тибетские колокольчики, а в углу комнаты поставила медный котелок с несколькими монетками, чтобы деньги не убегали из дома. Постоянно приносила справочники по гомеопатии и зачитывала вслух отрывки из них. Вот, помню одно место:

ФАСОЛЬ СВЯТОГО ИГНАСИЯ

Такая фасоль, игнация, главное средство против острой тоски. Особенно хорошо помогает пожилым людям, которые жалуются на потери и утраты, она не дает им умереть от скорби. Игнация смазывает колесики механизма жалости и вызывает слезы.

Признаки и симптомы: показана людям, которые плохо реагируют на утешения, тем, кто считает, что о проблемах лучше не говорить, тем, кто тихо страдает, кто заболевает от проблем, кто постоянно вздыхает, а также тем, кто не хочет есть фрукты…

Мы много путешествовали, чтобы развеяться.

В Париже купили изумительную подушку для ванны и побывали в одной галерее, осмотр которой вызвал у нас новые размышления. Это была выставка в «Гран-Пале» под названием «Меланхолия». Она показывала историю меланхолии на Западе через произведения искусства. Лиза надолго задержалась перед греческой надгробной плитой некоего Демоклеидеса. Сопроводительная табличка сообщала, что предмет найден во время раскопок где-то в Венгрии. На каменной плите была изображена душа, которая смотрит на тело своего покойника, лежащего в каменном гробу, при этом сама душа выглядела вполне телесно, это была чувственная, красивая и свежая девушка.