Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

Находясь в укрытии за скалой в какой-то сотне метров от минометчиков, мы с волнением наблюдали за развитием событий. Все понимали, какой опасности они себя сейчас подвергают. Машины горящими факелами неслись вниз, подпрыгивая на камнях.

— Ну, выпрыгивайте же! — кричал комбат по радиостанции. Но, видимо, в машинах средства связи уже были выключены, поэтому команды оказались не услышанными.

Через некоторое время сначала сержант, а потом и командир батареи на ходу выпрыгнули из горящих машин. Автомобили самостоятельно проехали еще с десяток метров и остановились. Румянцев и Куракин укрылись за камнями. Начали рваться боеприпасы. Личный состав батареи залег, наблюдая за происходящим.

— Эх, что они делают! — с досадой орал комбат. — Остальные машины нужно растаскивать и разгружать, открывать огонь по душманам, пока они нам не сожгли всю батарею. — Потом повернулся ко мне: — Бегом в батарею! Разогнать машины! Разгружать ящики! Огонь по горам!

Надев каску и схватив автомат, я спрыгнул с комбатовского БТРа и устремился к минометчикам. Словно заяц, петляя и падая, бежал к машинам, снова падал и снова бежал. Всей кожей чувствовал, как рядом пролетают пули. Вжик! Щелк!

— Ну, все, конец!

Но снова где-то рядом раздавался щелчок, и неведомая сила толкала меня вперед. Чувствовать себя беззащитным на открытом, простреливаемом пулями участке местности было очень страшно и неуютно. Было трудно, но желание остаться живым заставляло меня выжимать из себя все, на что я был способен, и даже больше. Добежав до машины, упал на землю и увидел подбежавшего командира батареи.

— Олег, расставляй машины на безопасное удаление друг от друга! Открывай по душманам огонь! — передал я приказ комбата.

Отдышался. Автомобиль, у которого я находился, был без водителя. Невдалеке солдаты разгружали ящики, устанавливали минометы. Вдруг несколько пуль ударили о борт машины, возле которой находился я. Это противник начал пристрелку новых целей. В любое время удачный выстрел мог поджечь ее. А в кузове были ящики с минами и миномет. Нужно было спасать машину! Я залез в кабину, завел двигатель, тронулся с места и вдруг почувствовал сильный режущий удар. Машина заглохла.

Осколок от разорвавшегося снаряда, пробив лобовую облицовку кабины, разворотил приборную панель, повредив тем самым электрооборудование.

Быстро вылез из кабины и стал махать руками комбату. Я знал, что он наблюдает за нами, и надеялся, что поймет, в чем дело. Через некоторое время в мою сторону направился БТР.

— Сначала тяни меня в сторону комбата! — сказал я водителю БТРа, цепляя буксировочный трос. — Только возьми сперва направление на тот камень, чтобы я прикрыл себя от пуль твоей броней. А как доедешь до него, повернешь влево, и я снова буду у тебя за броней. Понял?

— Понял, — ответил солдат и, отъезжая, стал медленно натягивать трос. Через несколько секунд я с ужасом убедился, что солдат ничего не понял. Он тащил меня не так, как я ему сказал, а по прямой, кратчайшим путем. В результате такого маневра подставил мой левый борт стреляющим.

Первая пуля, пробив металл кабины, прошла навылет.

«Ну, влип!» — подумал я, проклиная водителя за его тупость.

Вторая очередь прошла где-то рядом, пробив лобовое стекло. Бросив руль, я сполз вниз, туда, где находились педали управления. Посыпались осколки разбитых стекол. Дорогу я не видел. Да это сейчас было и не нужно. Машина шла на тросе за БТРом, словно послушный бычок на привязи. Когда она развивала большую скорость, я тормозом сдерживал ее движение. Я понимал, что автомобиль в данных условиях никто ремонтировать и тащить за собою не будет, тем более что все трудности рейда еще только начинаются. Его ценность — это находящийся в кузове груз. Перегрузят ящики с боеприпасами, миномет, машину подожгут и ее сгоревший каркас будет долго стоять напоминанием о сегодняшнем бое. Ничуть не сомневался, что сделал важное и нужное дело: убрал подбитую машину с поляны, иначе она превратилась бы еще в один горящий факел. Но почему-то чувство гордости от совершаемого не наполняло мою грудь.

«Ради чего рискую? — рассуждал я, согнувшись в три погибели. — На Урале железа полно, сделают много таких машин и минометов, а случись что со мной? Меня-то уже вторично не сделают. Нет такого металла, чтобы заделать в дурной голове дырку. Эх, лишь бы добраться до укрытия!»

Из машины вылазил, не веря еще, что все обошлось благополучно. Не хотелось ни говорить, ни ругать солдата за его тупость. Подбежал комбат, подошли солдаты, офицеры, водитель тянувшего меня БТРа. Осмотрели кузов и кабину машины. Пулевых пробоин только в одной кабине было более двух десятков. Всю жизнь я обижался, что бог не дал мне высокий рост, а сейчас благодарил его: будь я немного повыше, то не поместился бы в пространстве над педалями. Тогда пули, которые шли через левую сторону кабины, были бы моими. Впрочем, мне бы и одной хватило. Во рту пересохло. Снял с пояса фляжку с водой. Пил, не ощущая ни вкуса, ни утоления жажды.

По команде комбата мотострелковый взвод на БТРах стал выдвигаться к минометной батарее. Я тоже поехал. На душе было до безразличия спокойно. Подумалось, что если бог меня уберег от смерти сегодня, то теперь уже ничего страшного не произойдет. БТРы ставили между автомобилями и стрелявшими душманами. Мотострелки помогали минометчикам выгружать боеприпасы. Горящие ящики открывали голыми руками, вынимая снаряды и пороховые заряды. Минометные расчеты открывали огонь по врагу. Разрывы мин покрыли склоны гор. Снаряды дробили черные скалы. Огонь, дым, грохот, пыль. Казалось, ничего живого не должно остаться там, где падают наши снаряды. Прилетели самолеты, сбросили авиабомбы. Но только пехота выходила из-за скалы, в готовности в пешем порядке штурмовать горы, они снова отвечали нам горячим свинцом.

В самом начале ввода мы удивлялись тому, что особой популярностью у местного населения пользуются наши автомобильные домкраты. Их брали нарасхват, давая хорошие деньги. Через некоторое время стало известно, что духи очень умело используют их в бою. Обложив каменную глыбу домкратами, приподнимали ее над землей, копали под нее ход и, находясь под этим камнем, вели огонь по проходящим советским колоннам, оставаясь незамеченными и неуязвимыми для нашего огня.

Прошло полдня. Мощное артиллерийское, авиационное, минометное воздействие на окопавшихся в горах успеха нам не принесло.

— Олег, — сказал комбат Соболеву, — пойдешь в пешем порядке на взятие перевала.

И поставил роте боевую задачу: обойти противника справа на удалении одного километра от места расположения батальона, подняться на господствующую высоту, переночевать там, а с рассветом неожиданно ударить по врагу с тыла. Личный состав батальона в это самое время снова попытается ворваться в ущелье по центральной дороге.

Олег с ротой ушел. Из продуктов с собой брали только сухари, сахар, питьевую воду и как можно больше боеприпасов. В назначенное время вышли на указанную точку. Отдыхали, лежа на камнях. Если в долине днем жара стояла за 60 градусов, то на высоте дул ледяной, насквозь пронизывающий ветер. Солдаты лежали, тесно прижавшись друг к другу телами, чтобы не замерзнуть. Хотелось курить. Но каждый отчетливо понимал, что если враг обнаружит их, то живыми отсюда уже никто не уйдет. Утром рота в пешем порядке, ведя огонь из всех видов оружия, смяла душманскую оборону. Когда мы вошли в ущелье, я увидел Олега и его солдат: похудевшие и посеревшие до пепельного цвета от усталости, но счастливые и довольные лица. Страх уже покинул их, все радовались, что остались живы, выполнили сложную боевую задачу и все обошлось хорошо.

Олег позвал меня поглядеть на результаты нашего огневого удара по душманам. Разрушенные и развороченные снарядами бетонированные и выложенные из камня окопы, ходы сообщений и везде, куда ни посмотри, кровь. Казалось, вся земля была пропитана ею, но при всем при этом — снова ни одного убитого и ни одной единицы трофейного оружия. Сколько же их здесь полегло? И не помогли им ни американские инструкторы, ни фанатичный религиозный дух. Победу одержали простые восемнадцатилетние ребята и их командиры, со своим комбатом майором Александром Николаевичем Пархомюком, с его средним военным образованием, но богатым боевым опытом и знанием закона гор: кто выше, тот и сильнее.

Уже потом я узнал, что Олег Соболев был болен гепатитом, но никому ничего не сказал об этом, а пошел в горы со своими ребятами, потому что был настоящим офицером, политработником в самом высоком понимании этого слова и занимаемой должности!

Как и предполагал комбат, сбив противника с главного горного хребта, мы обеспечили себе продвижение через весь восьмикилометровый перевал. Отдельные попытки со стороны бандитов обстрела нашей колонны в счет уже не брались. Пройдя перевал, шли по долине, через разрушенные и сожженные кишлаки. Духи везде оставляли свой кровавый след, сея страх и горе в семьях тех, кто помогал или сочувствовал новой власти. Они вырезали целые семьи, не жалея женщин, стариков и даже малолетних детей. Под угрозой смерти заставляли брать крестьян, детей в руки оружие и стрелять по советским колоннам и военнослужащим. Через голод, нужду втягивали население в кровавую войну. С нами воевали уже не отдельные разрозненные банды и отряды, а вся страна: кто-то по идейным соображениям, другие — повинуясь приказам, от страха и безысходности.