Другие семь дней - Виктор Гвор

— Сына? — Тучковы ждали ребёнка к октябрю. — Точно сына?

И очень хотел именно сына.

— Точно. Витькой назовете.

Капитан улыбнулся.

— Да, мы так и решили: если сын — Виктор, а дочь — Виктория.

Антонов разлил остатки второй бутылки:

— За детей.

На этом и тормознули:

— Товарищ Вашакидзе, — сказал Тучков. — Завтра с нуля часов поступаешь в моё распоряжение. Осталось, — он взглянул на часы, — восемнадцать минут. К семи утра жду на инструктаж.

— А…

— Никто тебя с заставы не забирает. Просто создаем единую группу по делам твоих современников. Для начала: на рейде стоит несколько паромов. Нам поставлена задача найти и сохранить кадры. Ты не новичок в пограничном деле. Работать будешь в паре с товарищем Антоновым. Понятно?

— Так точно!

— Выраженьица у Вас, старший лейтенант… Старорежимные…

— Как учили, — улыбнулся Кахабер. — Да! Разрешите доложить конфиденциальную информацию с глазу на глаз?

— Пошли, проводишь! — и как только вышли в коридор. — Что вспомнил?

— В первые дни войны начальник Сухумского НКВД застукал свою жену с любовником и застрелил обоих. Чем сломал себе и жизнь, и карьеру. Необходимо предотвратить, он был хорошим специалистом. Иначе я бы про этот случай не вспомнил. Не опоздать бы по моему тупоумию.

На привычной глади стола, вызывая внутренний дискомфорт, стоял непривычный, чуждый всему окружающему, странный прибор, похожий на открытую книгу. На непонятно каким образом стоящей «обложке» «книги» горел голубоватым цветом экран, похожий и одновременно непохожий на экран работающего телевизора. На экране огромные стилизованные цифры медленно и плавно изменились, вместо 22–00 стало 22–01. Целую минуту он позволил себе просто смотреть на этот предмет, ни о чем не думая, стараясь не моргать от непривычного мерцания и даже забыв про сломанную папиросу в руке, не замечая, как из нее медленно высыпается на стол табак. Наконец, словно проснувшись и чертыхнувшись по-русски, он смахнул образовавшуюся кучку в пепельницу, раздраженно отодвинул трубку и встал. Несколько минут хождения вдоль и поперек кабинета несколько успокоили, но раздражение все равно прорывалось в слишком нервных жестах и разгорающемся блеске желтых тигриных глаз. Сев, он все же занялся трубкой стараясь успокоиться, очередной раз за этот долгий, долгий день.

«Как я был прав, когда думал, что после смерти на мою могилу постараются нанести кучу мусора. Но то, что во главе встанет Никитка… не ожидал. Хитрый жук, сисхли гишра! Но ничего, на всякого хитреца найдется свой винт, так, кажется, в будущем говорят?» — он улыбнулся, представив заголовок в передовице завтрашней «Правды»: «Это если, конечно, Меркулов не подведет. Впрочем, он человек Берии, а чтобы не писали эти бумагомараки в том времени, Лаврентий всегда был и остается самым преданным человеком в этом гадюшнике. Натуральный клубок друзей… Новая каста, решившая, что ей дозволено все. Не сломаю — съедят меня и просрут все сделанное усилиями миллионов и миллионов. Как просрали в будущем, сделав бесполезными подвиги погибших в гражданскую, трудовой энтузиазм в индустриализацию, работу на грани человеческих возможностей во вновь созданных колхозах, еще не одержанную победу. Распродадут все по дешевке, чтобы купить себе маленький кусочек сладкой жизни. Сволочи!»

Пару раз затянулся, пуская горьковатый дым уголком рта. Стало несколько легче, не физически, но морально. Открыв очередную папку, он быстро прочел содержимое, затем встал и прошел к стене, на которой висела огромная карта мира, с нанесенными цветными карандашами исправлениями границ и названий на ней.

«Китайские товарищи, которые нам не совсем товарищи, все-таки хотят откусить часть нашего пирога. Хорошо, что удалось остановить вооруженные столкновения. Понятно, что им обидно терять то, что считали уже своим, но тут китайские „товарищи“ несколько заигрались. Пусть товарищ Мао уже умер, но правящей партией в современном Китае по-прежнему остается Коммунистическая. При всем ревизионизме верхушки, Мао остается их вождем и учителем. Так что на переговоры китайцы пойдут, но нам придется в чем-то уступить, шени деда», — он посмотрел на изменившиеся линии границ, задумчиво провел пальцем «Линию Переноса» в Европе и зло усмехнулся в усы, представив, что сейчас творится в правительственных кабинетах европейских стран. Потерять такую часть сырьевых поставок, в преддверии зимы. «Это вам не печное отопление и не уголек, быстро не компенсируешь. Больше восьмидесяти процентов поставок газа, ишь ты. А мы этот газ просто сжигаем, шени деда».

Он отошел от стены на несколько шагов и, повернувшись, окинул всю карту взглядом. «Получится, готов поспорить на что угодно. Противоречия между капиталистическими странами никакая „глобализация“ не отменит, даже с учетом возросшей роли международных корпораций. Да и Китая они тоже будут опасаться, раз он сейчас настолько силен. Но будет очень трудно…».

Сложившееся положение отнюдь не радовало. Слабый, отставший от всего мира СССР уже был в истории. Но тогда капиталисты были тоже ослаблены войной и заняты внутренними противоречиями, да и отставание было не столь критичным. Сейчас же существовал фактически один основной центр силы, два других были намного слабее, и сильно от него зависели. Этот центр мог поступить как угодно, от прямой агрессии или даже применения сверхмощного оружия, до идеологической подрывной работы, тем более что опыт в ней превосходил опыт советских людей на целых семьдесят лет. Сведений, достоверных и тщательно обдуманных, не хватало, чтобы точно проанализировать возможное поведение нынешних фактических правителей мира.

Вернувшись к столу, решительным жестом отодвинул в сторону несколько книг с захватывающими названиями и яркими рисунками на обложке, в очередной раз подивившись искусству полиграфии и низкому художественному вкусу иллюстраторов. Одна обложка вновь привлекла внимание и он перечитал лозунг на развевающемся Красном знамени. «Бог есть любовь к социалистическому Отечеству! Хорошо сказано. Но реально ли? Впрочем, с Сергием надо будет переговорить. Если правда то, что сообщил Шарапов о слиянии нашей церкви с зарубежной, то надо срочно организовать выборы патриарха, передать церкви часть имущества, ранее у нее конфискованного. Такой рычаг воздействия и такие возможности за рубежом упускать нельзя».

Он отложил книгу в сторону и добавил еще одну строчку к длинному, постоянно растущему списку неотложных дел.