Морской дозор - Сергей Зверев

– Думаешь, тебе всегда все с рук сходить будет?! – всхлипывая от нестерпимой обиды, выкрикнула Леночка. – А вот нетушки! Ты же по уши в махинациях, ты же жулик, как твой китаец гадкий, ничуть не лучше. Но я молчать не буду, ты мне рот не заткнешь. Я всем расскажу. Раз так, раз ты на Сережу… Я тебя выведу на чистую воду!

Вот тут-то Геннадия Феоктистовича Берсентьева чуть натуральный кондрашка не хватил: угроза вырисовывалась нешуточная. И от кого? От родной доченьки, которая в эти секунды вдруг до оторопи стала похожа на мать, его супругу. Начнет болтать, дуреха, дойдет ее болтовня до кого не надо, и… Что же делать? Одно совершенно ясно: оставлять ее сейчас без строжайшего контроля никак нельзя. Надо взбалмошную девчонку каким-то образом изолировать. Каким? Да самым простым: устроить ей домашний арест на даче, благо возможности имеются.

Грубо запихнув рыдающую Леночку на заднее сиденье своего «уазика», генерал отрывисто буркнул сержантику за рулем:

– Чего уставился, как папуас на паровоз? Тут дела семейные. Гони в темпе на дачу, а потом за ее игрушкой вернешься.

Приехав на дачу, генерал взялся за дело с военной решительностью. Он буквально втащил все еще всхлипывающую Леночку на третий этаж особняка, втолкнул ее в угловую комнатушку, предназначенную для генеральских гостей и сейчас пустующую.

– Будешь сидеть здесь, и чтоб не рыпалась, а то вообще в подвале окажешься. А я подумаю, как с тобой поступить, чтобы ты отца не позорила своим поведением. Отошлю-ка я тебя на месяцок, до вступительных экзаменов в Улан-Удэ, к материной сестрице.

Там у тебя дурь из башки быстро вылетит, – сказал Берсентьев дочери, захлопывая дверь импровизированной гауптвахты.

Леночка молчала, забравшись на узкую кушетку и отвернувшись к стенке.

Геннадий Феоктистович повернул в двери ключ и спустился в сад. Теперь ему был нужен караульный, чтобы уж по всем правилам.

На глаза Берсентьеву попался молоденький солдатик-срочник с лопатой. Это был тот самый паренек, которого мадам Берсентьева попотчевала «любимой розой» по физиономии. Сейчас он вновь занимался садоводством: рыхлил землю под раскидистой амурской грушей.

– Эй, ты! Подойди-ка сюда, – окликнул паренька генерал. – Вот что: в часть ты сегодня не возвращаешься. Отнеси лопату в сарай, умойся, а потом поднимайся на третий этаж, только стул из холла прихвати. Там дойдешь до конца коридора, направо. И будешь охранять комнату угловую. У меня дочка провинилась, я ее запер в наказание. Вот тебе ключ, если попросит чего, ну поесть там, водички, книжку какую, то дай, но саму выпускать не вздумай. В туалет? Гм-м… Не под конвоем же тебе ее водить! Вот как решим: когда будешь на пост заступать, передашь ей ведро. До завтра перебьется. Сама виновата. Все понял?

Солдатик растерянно кивнул. Ничего он не понял, но приказы генерала не обсуждаются. Парнишка вспомнил Леночку, которая всегда была так добра к ним… Жалко девушку, чем же это она так грозному папаше насолила? Ну да его дело телячье, приказал генерал охранять, значит, будем охранять. Может, пожрать чего дадут на ужин.

Как уже было замечено, тихим голосом Берсентьев не отличался. И сейчас надрывался он, как ледокол в тумане, так что в холле первого этажа, где в эти минуты пила кофе только что вернувшаяся на дачу с деловой встречи Виктория Владимировна, его странноватый приказ можно было отлично услышать.

Мадам Берсентьева неприятно удивилась. Происходило что-то непонятное, а непонятного в своем доме генеральша не терпела. Это что еще за идиотская самодеятельность дорогого муженька? Сначала поволок куда-то, как оглашенный, Елену, теперь это дикое распоряжение про охрану… Совсем, что ли, башню снесло? Пора вмешаться.

– Милый, зайди-ка сюда. Нам нужно поговорить.

Окинув отдувающегося, потного, багроволицего генерала презрительным взглядом, мадам поинтересовалась самым ледяным тоном:

– Ты, дорогой, окончательно умом рехнулся? Чего ты к дочери прицепился?

Еще не отошедший от гневного возбуждения Геннадий Феоктистович избрал совершенно неверную тактику разговора.

– К дочери, понимаешь! Хороша дочь, нечего сказать, – не родная кровь, а змея подколодная. Вырастили Павлика Морозова на свою голову, – начал он свою гневную филиппику. – Твое воспитание! И характерец твой, никакого уважения к родному отцу. А теперь и вовсе: ни за грош меня заложить готова. Это ж вообще ни в какие ворота, – мне угрожает. Дескать, на чистую воду выведет. Дескать, разоблачит! Отца-то!

– А есть что разоблачать? – в голосе Виктории Владимировны отчетливо звякнул металл. – Ах, не-ет… Так какого же рожна ты, милый, кипятишься? Ты откуда ее привез?

– Да встретил на середине дороги к РЛС. Она, видишь ли, в романтическом настроении пребывая, задумала навестить этого чертова спецназовца. Влюбилась, дурища такая, как кошка. Тоже твое воспитание: куда ты смотрела? Что, порядочные скромные девушки так себя ведут? А я как раз оттуда ехал, со встречи с…

Генерал резко оборвал фразу. Он понял, что свалял ваньку, подставился супруге. Холера б побрала дурацкую привычку сначала ляпнуть, а потом думать, что и кому ляпаешь. Но слово не воробей…

– С кем? – подхватила Виктория Владимировна. – Можешь не отвечать, я и так догадалась. С тем самым подводником-североморцем. Который погружался на «Нерпе». А ответь-ка мне, милый, порядочные скромные генерал-майоры так себя ведут? Что у тебя с ним за дела?

– Ну-у, – промямлил генерал-майор, – я же вроде как курирую испытания от штаба округа. То да се… Технические вопросы всякие обсуждали.

И сник под ироничным взглядом мадам.

– Это ты, дорогой, хорошо сказал: «вроде как», – ядовито заметила Виктория Владимировна. – Технические, говоришь? Ну-ну. Ты у нас по технике большой специалист. Всем известно. Особенно по новейшим моделям подводных самолетов, тут без тебя прямо ни вздохнуть, ни охнуть.

Этого холодного издевательского тона Берсентьев не выдержал.

– А тебе какое дело, что я с ним обсуждал?! – возмущенно взревел он. – Ты-то куда свой нос суешь любопытный? Я ведь заметил, как ты у соплячонка-инженерчика на той пьянке подробности про «Нерпу» выведать старалась. Мата Хари, понимаешь! Ты лучше о дочери подумай, что с ней делать? Чего молчишь-то? Да хрен с тобой, все равно ничего умного не скажешь, я сам уже все решил. Отправлю Ленку к твоей сестрице в Улан-Удэ. Подальше от всяких там суперменов-спецназовцев. Знаем мы этих морячков, ахнуть не успеешь, а дочурка тебе подарочек в подоле принесет!

Зря, очень зря полез Геннадий Феоктистович на рожон, заговорив с женой в таком откровенно хамском тоне. Лицо мадам резко изменилось, в глазах сверкнула нешуточная злость.

– Без моего согласия никого и никуда ты, старый индюк, не отправишь. Как же ты мне осточертел! Надоели твои темные делишки. Да я сама сейчас к своей сестре в Улан-Удэ уеду. А тебе на прощанье скажу, – голос Виктории Владимировны стал визгливым, как у базарной торговки, – чтобы заниматься серьезным бизнесом, тем более не совсем законным, нужно, чтобы в мозгу извилины были. А у тебя, индюка, она одна-единственная, и то вкругаля – от фуражки.

Она громко хлопнула входной дверью. Затем раздался еще один хлопок, на этот раз дверью «Вольво». Мадам Берсентьева, что называется, растаяла в тумане.

Озадаченный генерал-майор привычным движением смахнул со лба обильный пот, пожал плечами и громко выматерился. Затем подошел к встроенному в стену холла бару, набулькал себе полный стакан настоечки на смородиновых почках и ахнул залпом. Но ни хрена ему это не помогло: настроение оставалось настолько поганым, что хоть в петлю полезай.

Меж тем, пока родители увлеченно собачились, несчастная узница пришла в себя, успокоилась. К Леночке вернулась способность соображать. Раз уж по своей вине она попала под арест, то надо не рыдать, не истерики закатывать – все едино никто не увидит! – а как-то выбираться из поганого положения. Хотя бы для того, чтобы помочь любимому.

Прежде всего она выглянула в окно. Нет, спуститься по плетям плюща и лимонника ей не хватит ни сил, ни ловкости. А прыгать высоко, все ж таки третий этаж.

Девушка призадумалась, рассеянно озирая открывающийся из окошка угловой комнаты вид. Окон в комнате было два. Одно выходило в сад, а из другого, перед которым стояла Леночка, открывалась панорама Байкала.

Еще только начинало вечереть, до сумерек оставалось часа два. Картина, заключенная в рамку окна, поражала своей красотой и гармонией, дышала силой и покоем. Совершенно изумительное сочетание цветов сделало бы честь любому пейзажисту: бездонное небо, сияющее прозрачной сочной синевой, прохладная бирюзово-зеленая вода Байкала и окаймляющая это великолепие темная зелень покрытых ельником сопок.

И тут-то, когда девушка глядела на озеро, в ее голове возникла любопытная мысль. Леночка стала аккуратно, не спеша ее холить и пестовать, пока мысль не разрослась, не превратилась в авантюрный, имеющий мало шансов на успех, но план. Его основой было простое рассуждение: если она временно не может прийти к Полундре, то почему бы Сергею не прийти к ней?