Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода

Грай появился в начале октября, когда гипс уже сняли и Ланка заново училась ходить. Вылупившаяся из скорлупы нога ужасала — тонкая, в лохмотьях облезающей кожи. Она не желала сгибаться, была чужой и непослушной.

Когда в дверь позвонили, Ланка, сцепив зубы, ходила по комнате — пять шагов туда, пять обратно — и ругалась про себя самыми страшными словами. Сквозь шум крови в ушах она услышала далекие голоса в прихожей (еще два шага до подоконника и можно будет передохнуть!), и затем сильно, как от удара, распахнулась дверь ее комнаты.

— Привет.

Она все-таки потеряла равновесие, неуклюжая палка вывернулась из вспотевшей ладони, и подоконник стремительно рванул навстречу…

— Эй-эй… Стоять!

Сильные руки подхватили ее в последний момент. Ланка вцепилась в скользкую холодную кожу куртки, вдохнула незнакомый и в то же время такой родной запах — сигаретный дым, дождь, дорогой одеколон — и почувствовала, как съеживается, тает ставшая уже привычной тень Темного Города.

— Я, вообще-то, не очень люблю развозить красивых девушек по больницам, — насмешливо сказал он. — Если ты собираешься опять что-нибудь себе ломать, я пошел.

Он взял ее под руку. Это было так… восхитительно старомодно. Волны кринолина, веера, фраки, неспешные прогулки по набережной, мощенной неровным булыжником… Ланка засмеялась.

— Что?

— Ничего. Просто… Я думала, ты про меня забыл.

— Забудешь про тебя, как же… — буркнул Грай.

Ланка оступилась.

— Может, хватит? — тревожно спросил он. — Устала?

— Нет, что ты! — она готова была идти до самого горизонта.

В чистых прозрачных лужах отражалось стылое октябрьское небо. Неопрятные голуби бродили в пожухлой траве, смешно дергая головами. От Грая шло тепло.

— Я тебя вспомнил, — сказал он. — Тогда в парке… Это ведь была ты?

— Ага, — беспечно кивнула Ланка. Это было так давно. Так далеко. С маленькой глупой девочкой.

Ужас навалился, как пыльная тряпка. Забил рот, окутал душным облаком того воздуха. Ланка остановилась и жалобно заглянула Граю в лицо:

— Ты тогда… Тебя же… наказали? Из-за меня?

Кажется, он удивился.

— Ну да, конечно, — пожал плечами. — А что?

— Это же… — она зажмурилась и тихонько выдохнула: — Извини.

— Да брось! — он хмыкнул. — Я вообще-то… Короче, часто там бываю.

— Где? — может, она ослышалась.

— В Темном, — он правильно истолковал ее молчание и снова ухмыльнулся — на этот раз насмешливо: — Да не трясись ты! Я нормальный человек. Просто… жизнь такая.

Вверх по лестнице Граю опять пришлось тащить ее на руках. Нога была — одна сплошная боль.

Глава 7

Мобильник буравил ухо длинными, издевательскими гудками. Городской телефон был с ним солидарен. Первоматерь, где его носит?! Если он ушел туда… автоответчик, он всегда включает автоответчик, когда уходит… надолго. Проклятье (Ланка криво усмехнулась — переняла-таки его любимое словечко), опять девки!

Кнопка звонка нагрелась под ее пальцем. Из-за двери доносилась разухабистая музыка — там они, там! Мерзавец! Скотина узколицая! Как он может — в такой день!

Скамейка у подъезда недовольно скрипнула. Ланка сгорбилась, опустила руки между колен. Бездумно уставилась на яркий фантик, блестящий в пыли, как оброненный драгоценный камень. Зима в этом году никак не желала приходить в город, и ветер уныло гонял по асфальту скрюченные трупики листьев.

Проклятое воображение художницы рисовало картины. Сочные, подробные, непристойные.

Ланка прикусила губу, чтобы не разреветься, — еще чего, она не сопливая девчонка! — и попыталась вспомнить что-нибудь хорошее…

…«Дайка-а-а! Опять трехлодыжечный! — орала в коридор толстомордая врачиха, брезгливо держа рентгеновский снимок двумя пальцами. — Когда уже прыгунов этих разгонят?!» Грай за ее спиной выпучил глаза и надул щеки, настолько точно поймав выражение красного лица, что Ланка рассмеялась. И тут же побелела, скорчилась — к горлу неудержимо подкатывала тошнота. Невозможно было представить себе, что в мире существует такая боль. «На кушетку перебирайся, — командовала врачиха. — Живее, очередь ждет!» Ланка не могла, просто не могла подняться — мышцы не слушались, превратившись в холодное желе. И тогда Грай ловко подхватил ее и опустил на жесткую больничную кушетку…

Хлопнула дверь. Ланка вскинула голову. Бабуля с первого этажа неодобрительно поджала густо напомаженные губы и крепче прижала к себе противную тонконогую шавку. Будто Ланка сидит тут чуть ли не каждый день, чтобы стащить визгливую тварь! Да провались ты в Темный, склочная старуха, какое тебе-то до меня дело?!

…Качели — неуклюжие деревянные лодки — тяжело разгонялись, не желая отрываться от земли. Ланка пружинила ногами, стараясь попасть в такт, и запрокидывала голову — тогда можно было представить, что летишь в чистом бескрайнем небе. Напротив был он — жилистые руки цепко держатся за облезлые железные поручни, черные глаза жестко прищурены… Он всегда был — напряжение. Готовность к мгновенному отпору, к удару, к… чему? «Почему ты все время такой?» — «Какой?» — она терялась, не могла выразить словами то, что видела профессиональным взглядом — убийственную грацию, затаенную силу и невыносимое, чудовищное напряжение. Каждый час, каждую минуту, всегда…

Разыгравшийся ветер швырнул в лицо мелкую водяную пыль — не дождь, так, морось. Осень. Всего лишь осень подходит к концу. А кажется — целая жизнь прошла с того августа…

Он относился к ней как к сестренке — младшей, балованной, любимой. И не больше. «Привет, малыш!» — «Спокойной ночи, малыш». Захлопывается дверь. Как ни запрокидывай голову — не улетишь. Но можно загнать обратно детские жгучие слезы. Ланка бесилась, тысячу раз уходила — навсегда — и тысячу раз возвращалась. Без него мир тускнел. Подергивался серым липким налетом. Начинал съеживаться и умирать, как…

Давно не крашенная деревянная створка взвизгнула, отброшенная сильным толчком.

Сначала Ланка увидела его. Вцепилась глазами, вобрала в себя, присвоила, чувствуя, как взрывается внутри ослепительное горячее счастье. И только потом заметила девицу — безвкусно размалеванную, одетую в какие-то блестящие лохмотья, едва прикрывающие тугие, зовущие формы. Кажется, дождь пошел сильнее. Или просто погасло солнце. Ланка зябко дернула плечами.

— Привет, малыш! — скользнувший по щеке взгляд оставил след, как от пощечины. — Ты меня ждешь?

— У тебя телефон… Я звонила, — слова едва протискивались между губами, сведенными судорогой небрежной улыбки.

Грай улыбнулся — он рад ее видеть! — сделал шаг…

— Ко-о-отик, — нестерпимо-капризным тоном протянула девица. — Мы опоздаем! Ты же обещал…

Ланка поняла, что должна немедленно заткнуть ее. Лицо девицы — с набухшими, как края свежей раны, алыми губами — расплывалось в красном тумане.

— Ну, Ко-о-оть… — пухлая ладошка с устрашающими ногтями, похожими на ритуальные клинки, уверенно легла на широкое мужское плечо.

Грай странно дернулся — будто хотел стряхнуть эту наглую, хозяйскую руку, — но вместо этого притиснул девку к себе так, что она сдавленно пискнула, не забыв окатить Ланку насмешливым взглядом победительницы.

Что-то натянулось внутри, звеня, как трос над пропастью. Потом красный туман сгустился, кто-то закричал…

Она открыла глаза и увидела муравья. Озабоченно шевеля изогнутыми усиками-антеннами, черная кроха бежала по неровной плоскости. Асфальт. Ланка невольно засмотрелась — на таком расстоянии серое однообразное полотно оказалось неожиданно интересным, похожим на уменьшенную копию поверхности Земли, — холмы и впадины перемежались реками и провалами. Как тогда, из-под тугого шелкового купола. Не хватало только красок.

Рядом кто-то шумно возился, стонал и вроде бы хлюпал мокрыми тряпками. Ланка неуверенно села. И наткнулась на взгляд Грая. Совсем новый, непонятный взгляд.

То, что возилось и хлюпало, оказалось вульгарной девицей. Она почему-то стояла на четвереньках, и длинные волосы мели асфальт высветленными концами. Тягучие красные капли тяжело падали из-под спутанных волос и расплывались на сером разлапистыми кляксами.

— Что теперь будет?! Светлый Лес, как… Я не хочу, слышишь! Я не смогу… Это же… Это все ты! Из-за тебя… Гад! Ненавижу!..

Грай скривился и несильно встряхнул бьющуюся в истерике Ланку:

— Успокойся! Ну!

— Я… не могу… не мо… гу… Я не выдержу этого. Тем… ный…

— Прекрати. Ты что, не была там до перелома? — кажется, он удивился.

— Один… Один раз. Давно… Я не хочу больше, слышишь!

Лицо Грая исказила болезненная гримаса. Он заходил по комнате, мимо скорчившейся на кровати Ланки — три шага туда, три обратно. Нервно хохотнул: