Homeland. Игра Саула - Эндрю Каплан

Жалость – это измена… Кто тут вообще за кого?

26 апреля 2009 года

– Как рыбалка? – спросил Саул.

Талат аль-Уази рассмеялся. Это был невысокий араб средних лет в тунике и арафатке: кожа темнее, чем у большинства его соплеменников, неровная бородка а-ля Ван Дейк и животик. Будь у него борода подлиннее, его можно было принять за арабского клона Санты.

– Никто больше не рыбачит, – ответил он. – Контрабанда дает больший доход.

Они сидели на веранде виллы аль-Уази в узком, затененном пальмовой рощей заливе, с видом на Шатт-эль-Араб. На воде оттенка кофе со сливками ослепительно играли солнечные блики; жара стояла изнуряющая. Саул с ноутбука зашел на сайт метеослужбы: температура была сорок шесть градусов по шкале Цельсия. Воду на реке рассекали коммерческие пароходы, моторные лодки и катера береговой охраны, оставляя за собой клиновидные следы, и волны бились о заржавленный борт полузатонувшего пятисотфутового грузовоза.

Река Шатт, образованная слиянием Тигра и Евфрата, полнилась обломками судов, следами войны между Ираком и Ираном в 1980-х. Вдали даже на фоне яркого неба виднелось пламя газового факела на нефтеперерабатывающем заводе.

– Что ввозят контрабандисты? – поинтересовался Саул, предусмотрительно не указывая ни на кого пальцем, хотя прекрасно знал: вождь племени Бани-Асад, Талат аль-Уази и есть мозг местной контрабанды.

– Нефть, оружие, машины, потребительские товары… Могу достать вам молодую красавицу, прямо сейчас, – сказал Талат, глядя на Саула, и тот едва заметно качнул головой. – Ну конечно, нет, – продолжил Талат. – Нефть – лучше. Денег больше.

– Кто берет? Иранцы?

– «Революционная гвардия», эти дети свиней, наживаются, – пожал плечами Талат.

– Как провозят? Баржами?

– Это, говоря вашими, американскими словами… как два пальца об асфальт, да? В нефтепроводе делают дыру, отводят толстый шланг к барже, а на барже – полно открытых цистерн. – Он ткнул пальцем в небо. – Смысла их закрывать нет, дождь не идет. Потом баржи выходят в Персидский залив, приезжают иранцы, заключают сделку прямо на воде. – Он хлопнул в ладоши. – Деньги – вперед.

– Сколько?

– Ежедневно мы получаем от Кувейта мировую цену за баррель. Иранцы платят полцены, отводят баржи в Бушир, грузят нефть на танкеры из разных стран: Мальта, Панама… черт его знает. В тот же день продают нефть на два с половиной доллара дешевле мировой цены за баррель. В день уходит по две-три баржи, это по полмиллиона долларов за одну. Все богатеют.

– А как же иракские патрули?

– Шутите, да? – рассмеялся Талат. – Тех, кто не из нашего племени, мы подкупаем. Других убиваем, – вздохнул он, перебирая четки. – Шатт – место коварное.

Талат хохотнул.

– А что иранцы? Пиратов не боятся?

– Этих шелудивых псов? – Талат покачал головой. – Стоит оказаться в заливе, и иранцы подходят к тебе на ракетных катерах, связываться с такими опасно. Они-то и сопровождают баржи. Для иранцев все в заливе, что в пределах сорока – ну, пусть тридцати – километров от Кувейта, это территория Ирана. Завтра они запросто могут расширить границы на двадцать километров в глубь самого Кувейта, – он ухмыльнулся, точно проказливый школьник. – Однако, друг мой, что же вы не едите, не пьете?

Он жестом окинул поднос с финиками, миндалем и бокалы с охлажденным шербетом, в каждом из которых плавало по розовому лепестку.

Саул пригубил сладкий напиток, хотя в такую жару, даже в тени, ничто не спасало от зноя.

– Где ваш друг, ливанец? – спросил Талат, имея в виду Дара Адала.

– Занят, – осторожно ответил Саул.

– Ваш друг тверд, как сосновый орех, – уважительно произнес Талат. – Как вы познакомились?

– В Сомали. Был 1987 год: страна скатывалась к гражданской войне, и мы пытались хоть что-то сделать…

Впервые Саул и Дар встретились на борту «Блэкхока», когда летели в Галкайо, что в Сомали, на встречу с Мухаммедом Фарахом Айдидом, председателем Объединенного сомалийского конгресса, образованного после устроенной диктатором Мохамедом Сиадом Барре резни среди гражданских представителей племени хавийе.

Они собирались предложить Айдиду военную помощь и инструктаж, дабы тот смог противостоять остальным мятежным группировкам – сплошь прокоммунистическим – и организовал устойчивое правительство в Сомали. После встречи Саул решил не помогать Айдиду. Чутье подсказало: этот будет еще хуже Барре. Спустя годы опасения подтвердились: Айдид, став вождем хунты, намеренно мешал доставке гуманитарной помощи голодающим, из-за чего умерли тысячи женщин и детей; а в инциденте с «падением “Черного ястреба” погибли и американские военные.

Уже тогда Саул и Дар сумели распознать друг в друге большой потенциал. Уже тогда они не соглашались в методах работы.

– Убийство – не всегда выход, – говорил Саул, когда они покидали Могадишо. Кто-то совершил неудачное покушение на Барре: взорвал заминированный автомобиль. Саул выяснил, что к теракту причастен некто из ополчения, с которым был связан Дар. Правда, последний не уведомил коллегу о своих планах. Он лишь ответил:

– Порой убийство – единственный выход.

– Сработало? – спросил Талат.

– Там не работало ничего, – взглянул на него Саул. – Время бежит…

– …А мы не молодеем, друг мой, – заметил Талат, смахивая с кромки бокала муху. – Вот только становимся ли мудрее?

– Осторожнее, пожалуй. Нет, даже не осторожнее. Скорее, бережнее. – Он взглянул на пальмовую рощу, затеняющую залив. – Беречь стоит все, ибо все имеет цену.

– У нас говорят: караван идет, – пожал плечами Талат. – Мы с вами, друг мой, всего лишь тени на песке.

Саул кивнул, этот жест послужил сигналом. Отец, желая выразить нетерпение, говорил: «Toochus affen tisch», что в буквальном переводе с идиш значило: «Задница на столе».

– Насчет того, чтобы переправить женщину в Иран, – начал Саул. – Проводникам доверять можно?

– Можно ли вообще кому-то верить? – нерешительно произнес Талат. Значит, для него это был деликатный вопрос. – Это так важно?

– Очень, – кивнул Саул. Чего хочет старый хрыч? Подумав, Саул решил действовать на опережение. – Вы ведь знаете, Америка ни во что не вмешивается, хотя Иракские силы безопасности и просят о помощи. – Он махнул рукой в сторону реки, по которой в это время плыла баржа, нагруженная стеллажами с новенькими «тойотами». Судно направлялось в сторону Персидского залива, в каких-то двадцати пяти милях от виллы. Десять к одному, прикинул в уме Саул, что машины везут нелегально в Иран.

Насчет вмешательства он блефовал: американский военный флот растянулся по всему заливу тонкой линией патруля, однако контрабандистов трогать не стал бы, иначе огонь по нему открыли бы с обеих сторон: и Ирак, и Иран. Талат, разумеется, мог знать об этом, однако старый жулик ни за что не решился бы рисковать налаженным прибыльным делом.

Он со вздохом съел финик.

– По эту сторону реки, до самого Бушира простираются территории племени Бани-Асад. Насчет нас, друг мой Саул, – он положил ладонь на грудь, – можете не сомневаться. В Иране же, в горах и на равнинах близ Боразджана помогать станут луры и мухайзины из племени Бани-Кааб. Насчет этих, – он дважды отряхнул руки, давая понять, что снимает с себя всякую ответственность, – поручиться не могу. Эта ваша женщина на фарси разговаривает?

– Немного. Хорошо знает арабский, французский, английский.

– А вы, мой sadeeq[37], знаете Иран?

– Кто вообще его знает?

Талат посмотрел на Саула – американца в запотевших очках и с влажной от испарины бородой – с откровенным сомнением и недоверием.

– В Иране все очень сложно, – предупредил Талат.

– Да, я знаю.

– Бывали там прежде?

Саул кивнул, мысленно приказав себе не думать о прошлом.

– То есть вы в курсе? – Талат поднял обе руки в невинном жесте, мол, такова жизнь, ничего не поделаешь. Пригладил усы и бороду, решая, наверное, стоит ли пояснять предыдущий вопрос. – Мы кое-кого посылали прежде. Eenglizi.

(Некоего англичанина.)

Саул тут же напрягся. Талат что-то пытался ему сказать.

– И как он, справился?

– В Исфахане его задержали агенты ВЕВАК. А дальше… – Араб пожал плечами.

– Вы не испугались, что через него «Революционная гвардия» выйдет на вас?

Талат покачал головой.

– Он путешествовал с завязанными глазами, имен не знал. Меня – тем более. Про кланы тоже не ведал. Женщина отправится в Иран тем же способом, а иначе мы не договоримся, понятно?

– Само собой, – ответил Саул. – Shokran.

– Славно. Взаимопонимание – это хорошо, друг мой. О нас никто не должен знать, – добавил Талат, отгоняя муху.

Саул поднялся на ноги. Аудиенция подошла к концу.

– Ma’a salaama, – попрощался он, употребив одну из известных ему арабских формул вежливости.