Чёрная молния - Димфна Кьюсак

Он неохотно закрыл бар. Жена его подошла к двери и крикнула:

– Бетти! Принеси нам пару бутылок лимонада, да поставь их на самый красивый поднос.

Вошла Бетти, громко шаркая резиновыми шлепанцами. Голова покорно наклонена вниз, так что лицо скрыто под черными волосами; застиранный бумажный балахон едва прикрывает худенькие голые икры. Бутылки зазвенели на серебряном подносе, когда она дрожащими руками ставила их на стол. Потом она отступила назад, украдкой взглянула на Тэмпи сквозь растрепанные волосы.

– Вот ключи, принеси печенье из круглой коробки, что в угловом шкафу, – сказала хозяйка.

Пока Тэмпи потягивала лимонад, отказавшись от печенья, инспектор вертел в руках свой стакан.

– Ну что ж, миссис Кэкстон, я думаю, вас привело к нам не одно лишь желание выпить лимонаду, – сказал он. – И потому, если вам здесь уютно, посидите, а я расскажу вам подробно об этой резервации. Я здесь три года, и за это время мы многое изменили.

– Мне кажется, констебль не вполне точно сказал вам о цели моего визита, господин старший инспектор. Мой визит носит исключительно частный характер: я приехала, чтобы повидаться с людьми, переправленными сюда полицией из Уэйлера.

– Ах, вот оно что! Не думаю, чтобы вы смогли многое от них узнать. Если хотите услышать мое мнение, это отвратительные, угрюмые люди. С самого их приезда я не смог добиться от них ни единого путного слова. Они даже не поблагодарили меня за разрешение поселиться здесь, в резервации.

– Не слишком ли многого вы ждете от людей, изгнанных из дома, где они родились и прожили всю свою жизнь?

– Это меня не касается. Я уверен, мэр и полиция хорошо знают, что делают, и раз уж они сделали именно так, выходит, это всем на пользу. Я занимаюсь только теми, кто находится по эту сторону ворот резервации. Я несу ответственность и за них и за их поведение. Должен вам сказать, я не в восторге от того, что мне спихнули этот сброд из Уэйлера. Их головы полны идеями, а у меня в резервации идеям нет места.

– А мне казалось, что идеи нужно поддерживать и поощрять всегда и везде.

– Не стоит затевать спор. В наше время, особенно в городах, болтают много ерунды относительно положения черных; в основном разговоры эти ведут люди, которым не приходилось жить вместе с черными. А я могу заверить вас, миссис Кэкстон, что правительство делает для них больше, чем они заслуживают.

– Насколько я знаю, эти люди ничего для себя не просят, кроме того, чтобы их оставили в покое. Как бы то ни было, в данный момент мне бы хотелось увидеться с ними. Вы можете это устроить? Мы привезли для них одежду и одеяла.

Инспектор и заведующая хозяйством переглянулись.

– Конечно, – сказал инспектор, – конечно. Именно это я и намеревался вам предложить, как только вы допьете лимонад. Если вы готовы, мы с женой проводим вас туда. – И, выйдя на веранду, крикнул: – Эй, Одноглазый, сбегай к воротам, пусть пропустят ту женщину с машиной! Пешком слишком далеко, – объяснил он Тэмпи. – Я охотно подвез бы вас на своей машине, но у меня, как назло, сел аккумулятор, и я послал двоих ребят в город перезарядить его. Так они еще до сих пор не вернулись – пользуются случаем. Ленивы, черти, все до одного.

Они прошли по дорожке, усыпанной белым гравием, мимо ухоженных газонов и ровно подстриженной живой изгороди, мимо великолепных клумб с цветами.

– Как вы находите мой сад? – с гордостью спросил хозяин.

– Очень красивый.

– Да, неплохой, если к тому же учесть, что воду для него приходится носить из ручья.

Подъехала Хоуп; инспектор и его жена уселись в машину на заднее сиденье, словно в такси.

– Подвезите нас к поселку, – приказал инспектор.

Хоуп медленно вела машину по грязной дороге, обсаженной высокими деревьями, по направлению к группе закопченных, рассыпавшихся вдоль ручья хижин с плоскими крышами, которые отличались друг от друга только степенью разрушенности.

Инспектор наклонился к Тэмпи:

– Это и есть поселок. Неплохое местечко, правда? Обратите внимание, как расщедрилось управление по делам аборигенов! Решили ввести здесь некоторые усовершенствования и построили новые… э… отхожие места. Извините, что я упоминаю о таких прозаических вещах. Прежде все население пользовалось одним… э… клозетом. Теперь при каждом доме есть свое собственное отхожее место, будет очень красиво, когда все их покрасят, правда? Это очень оживит пейзаж.

Тэмпи душил беззвучный хохот, губы Хоуп сводила судорога. Они живо представили себе контраст между однообразно серыми лачугами и прилегающими к ним деревянными уборными, выкрашенными в яркие цвета – красный, желтый, голубой, зеленый, оранжевый, фиолетовый – уродливые поганки, выросшие в сочной, пышной траве.

В садиках, не огороженных заборами, бегали дети. Цыплята разгребали лапами мокрую землю.

Пока они ехали, черные глаза следили за ними из-за приоткрытых дверей и сквозь окошки. Это были глаза тех самых жалких людей в обтрепанной одежде и рваной обуви, которых Тэмпи впервые увидела шесть лет назад на дороге в Уоллабу. Женщины и девушки бросали взгляды из-под всклокоченных, нечесаных волос. Хилые грудные младенцы у них на руках и уже начинавшие ходить дети в лохмотьях, цепляясь за юбки своих матерей, смотрели на проезжающих застенчиво и боязливо, как загнанные зверьки; с ног до головы они были вымазаны в густой грязи, к которой липли мухи.

– Послушайте человека, умудренного опытом, миссис Кэкстон, – сказал инспектор. – Черные – это люди конченые.

– Скажите, пожалуйста, почему вы называете их всех черными, хотя цвет кожи у них неодинаковый – от шоколадного до почти белого? Да и черты лица у некоторых почти как у нас.

– Тот, в ком течет хоть капля крови аборигена, называется черным. Официально их, конечно, именуют аборигенами, или проще або. Вглядитесь повнимательнее в их лица, в их глаза, и вы увидите – это глаза або.

Черные глаза, большие и прекрасные, как у Кристи. Тэмпи вздрогнула, подумав, что Кристи, возможно, придется жить здесь. Какой контраст между домом, в котором она провела ночь, и этими трущобами, оставляющими столь гнетущее впечатление! Кто же во всем этом виноват?

– Разве эти люди достойны лучших жилищ? – вопрошал инспектор. – Посмотрите туда! Тридцать прекрасных домиков! А что внутри? Свалка мусора! Ящики да картонные коробки. И спят на полу, словно свиньи.

– Сколько человек живет здесь?

– Больше ста восьмидесяти. А с этими, из Уэйлера, почти сто девяносто.

Сто девяносто человек в тридцати двухкомнатных домах! Она старалась подавить в себе гнев, сжимавший ей горло. Тридцать полуразвалившихся лачуг, в которых теснились люди всех возрастов: старики, молодые, дети.

– Все они ужасно примитивны, – продолжал инспектор. – Даже не знаю, что с ними делать. Некоторых доставили сюда прямо из буша. Их даже невозможно научить пользоваться туалетом. Боятся всего на свете. Иногда сюда наезжают посторонние, бог знает с какими мыслями, и никак не хотят согласиться, что сами черные во всем виноваты. Доктор и старшая сестра городской больницы высказывают всякие абсурдные мысли. Все они рождаются в головах людей, которые сами никогда не жили с черными. Старик пастор тоже вечно лезет не в свои дела, даже написал письмо в Сидней, в газету.

– И что же за этим последовало?

– Ничего. Управление обратилось ко мне, и я изложил факты. На этом все и закончилось.

– Да они и сами-то не хотят себе помочь, – усталым голосом произнесла заведующая хозяйством. – Матери совсем не заботятся о детях. Когда у них заболевает ребенок, они приносят его ко мне. А болеют так часто, что у меня нет ни минуты покоя.

– Чем же это, по-вашему, вызвано?

– Да им просто лень позаботиться о своих детях, накормить их как нужно.

– Куда там! – добавил инспектор. – Пособия по безработице и деньги на содержание детей уходят на спиртное да на азартные игры. Вы не поверите: некоторые из них платят даже по десяти шиллингов за бутылку самогона. Жуткая гадость этот напиток!

– А почему они это делают? Разве они не могут купить спиртное по обычной цене в баре?

– Только не здесь, в Уоллабе. У местных хозяев питейных заведений высоко развито чувство гражданского долга. А последний закон, разрешающий черным пить в барах, – просто ужасный закон, он погубит их окончательно.

Путь им преградила толпа, собравшаяся у какого-то ветхого здания возле дороги. Слышались оживленные голоса громко споривших людей. Инспектор нахмурился и взглянул на жену, видимо, не зная, как ему поступить.

– Что это еще случилось в прачечной? – спросил он.

– Да все этот школьный учитель. Опять баламутит народ.

Инспектор раздраженно сказал:

– Вы даже представить себе не можете, миссис Кэкстон, что нам приходится переносить. Будто мало нам забот с доставкой воды в эту самую прачечную. Так нет, прислали еще какого-то молодого учителя, у которого голова набита сумасбродными идеями. Он ничего не понимает в делах черных, но сует во все нос и мешает нам.