Искатель. 2011. Выпуск № 12 - Геннадий Александровский

Сопротивляться смысла не имело. Кухня оказалась огромной комнатой, где можно было играть в теннис, потому что из предметов мебели (кроме электрической плиты и холодильника размером с посадочную капсулу «Аполлона») здесь был лишь маленький столик, где действительно стояла бутылка виски. Не было и стульев. На чем сидел хозяин, когда (если?) принимал здесь пищу, осталось для Берковича загадкой. Он хотел из любопытства найти хоть один предмет, который можно было бы использовать для сидения, но громкий зов из комнаты заставил его отказаться от этого намерения. Взяв в одну руку бутылку виски и еще большую по размерам бутылку содовой, а в другую — два стакана, обнаруженных на одной из полок над плитой, Беркович вернулся в гостиную, где Сандлер уже расположился за журнальным столиком, придвинув к нему два кресла.

— Наливай, — приказал Рик, и Беркович налил.

— Сразу видно, что ты никогда не пил виски с содовой, — заметил Сандлер. — Дай бутылку.

— Вообще-то я больше люблю вино, — пробормотал Беркович. От крепких напитков у него начинало саднить в горле, в ногах исчезали остатки правды, а в голове поселялись назойливые муравьи, ползавшие по извилинам и не позволявшие нормально воспринимать реальность. Меньше всего Беркович хотел сейчас оказаться в состоянии тупого непонимания, и к тому все шло, но отказаться было невозможно, как невозможно отказаться от предложения, сделанного главарем сицилийской мафии.

— Вино! — вскричал Сандлер, налив в стаканы на три пальца виски и долив до краев соды. — Вино пьют, когда надо не думать, а праздновать. Тебе сейчас нужно хорошо подумать и воспринять вещи, в которых ты ни бельмеса не смыслишь. Поэтому виски с содовой — самое то.

Свое мнение по этому поводу Беркович оставил при себе и по команде Сандлера отпил глоток, после которого почему-то не ощутил ни жжения в горле, ни мурашек в мозгах. Напротив, ему показалось, что он стал лучше видеть (заметил, как по экрану компьютера ползет крохотный муравей) и слышать (дыхание Рика было похоже на раздувание органных мехов), а сознание прочистилось, будто извилины кто-то протер тряпочкой.

— М-м… — сказал Беркович, давая понять, что готов слушать.

— Ага! — согласился Сандлер. — Итак, чем занимается твой друг Вайншток. Чистая математика, вот что это. К реальности не имеет никакого отношения, этим и интересна.

— Ну вот, — огорченно сказал Беркович, решив, что прочищенные мозги ему ни к чему, если исследования Вайнштока бесполезны.

— Не «ну вот», а «о как!» твой Вайншток занимается квантовой космологией. Это самый запутанный предмет исследований в современной физике, но и самый интересный. Квантовая космология изучает момент, когда Творец произнес «Да будет свет», и стал свет.

— Творец не произносил этих слов, — прочищенными мозгами Беркович вспомнил то, чему его учили на уроках ТАНАХа[13]. — Творец создал небо и землю. А языком болтать его заставил апостол Павел в Новом завете. На каком языке, скажи на милость, говорил Творец, если речь еще не была создана?

— Неважно, — отмахнулся Сандлер и налил еще по три пальца, но уже без содовой. — Пей и слушай.

— Ты, конечно, не знаешь, что такое холизм, — продолжал он, выпив из своего стакана залпом и подождав, пока Беркович выцедит свою порцию, после которой старшему инспектору стало легко, как никогда в жизни, и он решил, что способен понять все, чего не понимал прежде и чего понимать, по идее, не должен был, поскольку от «многая понимания многа печали». Первоисточник, кажется, говорил о другом, но Берковичу сейчас подходила такая интерпретация. — Холизм — это учение, популярное века примерно до восемнадцатого, потом его забыли, а сейчас пришлось вспомнить, потому что редукционизм потерпел крах.

— Непонятно? — Сандлер вздохнул, посмотрел на бутылку, на Берковича, подумал и сказал: — Ладно. Ты не «чайник», ты ламер. Слушай дальше.

— Современный холизм, — вещал Рик, — описывает мироздание как единое целое, где всё сцеплено со всем, квантовые законы не существуют сами по себе, но теснейшим образом связаны с законами макромира. Более того, законы квантового мира и мира звезд и галактик — одни и те же! Человек не умел описывать природу в правильных терминах и потому разделил законы большого и малого миров, создав редукционизм. Что это такое? Берешь предмет, разделяешь его на столько частей, сколько сумеешь обнаружить, и каждую часть изучаешь отдельно. В результате мир предстает такой сложной мозаикой, что перестаешь улавливать связи между большим и малым, простым и сложным, мужчина и женщина предстают не единым человеческим целым, а враждующими друг с другом существами с разными жизненными установками и желаниями. Понял, друг мой?

Беркович не понял, как гендерные отношения связаны с квантовой физикой, но переспрашивать не стал, хотя чувствовал уже, что способен без помощи приятеля разобраться в деле Альтермана, назвать имя убийцы и даже рассказать, каким образом тому удалось создать загадку пяти запертых комнат. Он знал, что все это знает, но не знал слов, с помощью которых мог бы свое знание выразить. Он не знал слов, с помощью которых мог бы объяснить свое знание самому себе. Беркович никогда не испытывал такого ощущения, когда все знаешь, но не представляешь, как вытащить знание из подкорки, где оно зацепилось за какую-то вредную извилину и не может выбраться. Он понял ощущения буддиста, который, осознав Истину, не может донести ее не только до других людей, но даже до собственного «я». Лет пять назад ему пришлось разговаривать с буддистом, задержанным за совращение несовершеннолетних девочек. Крепкий мужчина пятидесяти лет оправдывал свои действия тем, что познал Истину и поступал в соответствии с нею. На вопрос, в чем состоит Истина, буддист ответить не мог — он вежливо улыбался, закатывал глаза, пожимал плечами и говорил, что Истину познать может всякий, и происходит это, когда человек внутренне подготовлен к осознанию Истины, но сама Истина такова, что ее невозможно выразить словами. Любое слово, сколь бы близким к Истине оно ни казалось, будет эту Истину искажать, а искаженная Истина может нанести человеку вред, от которого он не оправится до конца земного пути.

Буддиста отправили в тюрьму, кажется, на три года. За растление, конечно, а не за познание Истины. На допросах Берковичу казалось, что Дан Карми (так звали этого человека) морочит ему голову. Сейчас старший инспектор почувствовал, что действительно есть вещи, которые понимаешь, но не можешь объяснить даже себе. Есть вещи, которые чувствуешь, но не можешь выразить словами, и осознание собственного бессилия понять собственную силу настолько неприятно, что вызывает физиологическую реакцию организма: боль в затылке, тяжесть во всем теле, будто после рабочего дня, долгого и, главное, бесплодного, хотя и понимаешь, что это не так, день был очень плодотворным, только осознать результат собственной деятельности не удается и неизвестно, удастся ли.