Она была создана для меня - Джен Моррис

хочется подойти ближе. Но прежде чем я успеваю это сделать, он отводит взгляд, указывая на дорожку, идущую слева от дома. — Променад проходит здесь.

Я следую за ним, глядя на дом сквозь ветви огромного медового дерева рядом с ним. Тропинка выходит на длинную мощеную дорожку на обрыве вдоль края Хайтс, откуда открывается вид прямо на нижний Манхэттен через Восточную реку. Солнце наконец-то опускается за небоскребы центра города, придавая небу розово-оранжевое сияние. У меня перехватывает дыхание от этого зрелища.

— Не могу поверить, что никогда здесь не была.

Я перехожу на другую сторону и опираюсь на железные перила, которые тянутся по всей длине променада.

— Видишь, чего тебе не хватает, когда ты думаешь только о работе?

Кайл бормочет рядом со мной, и я с улыбкой смотрю на него. За эти годы я многое упустила, и только сейчас понимаю. Этот прекрасный город, значимые дружеские отношения, веселье, но также и страсть, влюбленность. Я никогда не была влюблена, и мне интересно, каково это. Каково это — быть любимой таким мужчиной, как Кайл.

Я возвращаю свой взгляд к виду. — Ты скучаешь по жизни в Нью-Йорке?

— Не по Нью-Йорку, но по Бруклин Хайтс я скучаю.

— Понятно, почему, — говорю я, вспоминая этот прекрасный район. — Думаю, я буду скучать по нему, когда уеду.

Мне трудно представить себя сейчас в Кремниевой долине, но я отгоняю это чувство.

— Ты все еще собираешься вернуться? — спрашивает Кайл.

— Конечно. Вся моя жизнь там.

Ну, моя карьера, что, я думаю, одно и то же.

— Мне просто нужно хорошо поработать над этим проектом, чтобы доказать, что у меня есть опыт управления проектами, который поможет мне перейти на более высокую должность, когда я вернусь. Вот почему все должно быть идеально.

Я смотрю на Манхэттен, прислушиваясь к шуму скоростной автострады Бруклин-Квинс, проходящей под Променадом. Город сверкает в сумрачном розовом свете, и я стараюсь не обращать внимания на то, как болит мое сердце при мысли о том, что мне придется снова покинуть это место.

— Мне так жаль, Вайолет, — говорит Кайл. Когда я удивленно смотрю на него, он опускает взгляд на свои руки.

— Почему?

— Я знаю, что со мной было нелегко работать. Я усложнил ситуацию, и даже не подумал о том, как это может повлиять на тебя.

Я молча смотрю на него, боль в груди становится все сильнее. Его широкие плечи опускаются, и он устало проводит рукой по лицу. Мне нравится, как темная борода прижимается к его щеке, как затуманиваются его зеленые глаза, когда он погружается в раздумья. Я вспоминаю прошлую неделю, когда я наконец позволила себе признать, как сильно он мне нравится, и как трудно было после этого сосредоточиться на работе — проще было вести себя как ребенок или вообще избегать его.

— Все в порядке, — пробормотала я. — Я понимаю, почему ты так поступил.

Над нами сгущаются тучи, и ветерок, дующий с реки, ерошит мои волосы. Кайл протягивает руку, чтобы откинуть прядь с моего лица, его глаза ищут меня. — Ты была права, знаешь ли.

Я понятия не имею, о чем он говорит, но мое дыхание сбивается от интенсивности его взгляда. — В чем?

— В тот день в "Джо", когда мы познакомились. Ты была права.

Он стоит так близко ко мне, что я едва могу соображать, поэтому мне требуется несколько секунд, чтобы понять. — Ты имеешь в виду… ты собирался пригласить меня на свидание?

Его адамово яблоко подрагивает, когда он тяжело сглатывает, и он кивает.

Мой желудок вздрагивает в ответ, вызывая волнение. Я знала это. Боже, я знала это.

— Я бы хотела, чтобы ты это сделал, — шепчу я.

Он смотрит с болью, отводя руку, видимо, заклинание разрушено. — Наверное, хорошо, что я этого не сделал.

Мне холодно от его прикосновения.

— Почему? — спрашиваю я, хотя знаю ответ.

Он издаёт пустой смешок.

— Ты знаешь, насколько неуместно, что я пристаю к дочери своего лучшего друга? Я думал, тебе за тридцать, или что-то в этом роде. А что касается родства с Ричем…

— Ты не знал, — мягко говорю я. — Я тоже не знала, кто ты такой.

Он медленно кивает, глядя на Манхэттен через реку. — Но теперь знаю, Вайолет.

— Да, — бормочу я, потому что прекрасно понимаю, о чем он говорит. Теперь, когда он знает мой настоящий возраст, что я дочь Рича, он не может этого не знать. Наверное, он считает, что это было бы предательством по отношению к отцу, даже если я уже взрослая женщина, которая может принимать собственные решения.

Даже если я хочу его больше, чем любого мужчину, которого когда-либо встречала.

В небе над головой раздается громкий треск, и мы оба вздрагиваем, глядя вверх. Я не заметила, как небо стало серым, потому что была слишком сосредоточена на Кайле, но теперь на мою щеку падает толстая капля дождя, а за ней еще одна.

— Нам пора идти. — Кайл отступает от перил. От меня. — Сюда.

Я иду за ним на север по набережной, наблюдая, как люди разбегаются, уворачиваясь от падающих капель дождя, а в воздухе витает знакомый запах свежего дождя на тротуаре. Кайл переходит на легкую пробежку, когда дождь усиливается, но я не успеваю за ним в своих сандалиях. Я останавливаюсь, чтобы снять их, и он замечает это, оборачиваясь ко мне. Он забирает мои ботинки, затем перекладывает свою руку в мою, и мы начинаем бежать трусцой, пока дождь льет ливнем. Это всего несколько кварталов, но к тому времени, как мы подходим к дому, я уже запыхалась. Кайл, напротив, даже не вспотел.

Мы вваливаемся в прихожую, дождь хлещет по двери, когда она закрывается за нами, и я отхожу от Кайла, чтобы перевести дух. Мы промокли насквозь, мои волосы стекают по груди и плечам, борода Кайла капает на пол в фойе. А мое платье прилипло ко мне, несомненно, открывая то, что, вероятно, не следовало бы открывать.

Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть, заметил ли это Кайл, но он слишком занят тем, что отдирает мокрую рубашку от своего тела и бросает ее в мокрую кучу на полу.

В этот момент я перестаю дышать.

Святые угодники, он просто загляденье.

Он в такой хорошей форме — что неудивительно, учитывая его работу и уровень физической подготовки, — и хотя он не скульптурный, каким может быть человек, проводящий всю жизнь в спортзале, он мускулистый и крепкий от долгих дней напряженной работы. Волосы цвета соли и перца на его груди сужаются к пупку, и