Ностальгия - Игорь Поль

Делаю глоток и я. Ледяная пахучая жидкость катится вниз. Через секунду приходит ощущение, словно глотнул раскаленной лавы. Напиточек-то того, не для всех!

– То, что вы сейчас сказали, – это шутка или дежурный комплимент? – спрашивает она, искоса глядя на меня сверху вниз. Я так и не удосужился пересесть на диванчик, оседлав подушку на полу.

– Что именно?

– Что вам приятно все, что я сделаю. – Она покачивает бокалом, кубики подтаявшего льда тихо позванивают.

– Шар, вы ставите меня в неловкое положение… – в замешательстве начинаю я.

– Да нет же, Ивен, перестаньте. – Она досадливо морщится, делает маленький глоток, смотрит пристально и требовательно. Я, бедный кролик, не в силах оторваться от ее гипнотического взгляда. – Мы одни, и отбросьте наконец свои представления о межличностных отношениях. Побудьте просто мужчиной, ответьте откровенно. Если можете, – добавляет она.

– Шар, я действительно в неловком положении. И не по той причине, что вы назвали, – поспешно добавляю, увидев, как брови ее вновь ползут к переносице. – Вы хотите, чтобы я сказал, что вы интересны мне как женщина?

– Тут так одиноко, Ивен, – неожиданно говорит она, откидываясь на покатую спинку. Взгляд ее жжет, я ничего вокруг не вижу, кроме ее глаз, все, что кроме, словно плывет, теряет очертания. Или это ром старается? – Здесь откровенно не с кем общаться. Понимаете? Любой мужчина, с которым я пытаюсь поговорить хотя бы о музыке, напрягается и, кроме «да» и «нет», выдать ничего не может. Или ждет минуты, когда я стану достаточно пьяна, чтобы затащить меня в постель.

– Я их вполне могу понять, Шармила, – замечаю я.

Она смотрит гневно. Ноздри ее трепещут. Я жду, когда она откроет рот и вышибет меня вон. Может, так оно и к лучшему? «Не найди проблему на свою задницу» – золотой девиз морпеха. Но она молчит. Опускает глаза в бокал и молчит, сосредоточенно считая ледышки.

– Во-первых, вы офицер по работе с личным составом. Любой, кто прослужил несколько лет, будет каждое ваше слово воспринимать как проверку, очередной тест, вы для него – не человек. Вы – офицер по работе с личным составом, и точка. Вы видели, как изощряются особисты? А знаете, почему их не любят? Да потому, что они как люди говорить неспособны, в каждом их слове подлянка видится, скрытый подвох. И потому они давить начинают, склоняя собеседника к контакту, и психологические приемы в ход пускают, и ловят на слове, но их за это еще больше не любят. И сами они на эту удочку попадаются, накручивают с самого начала, потому что в их искренность не верят, так чего душу открывать? А кому охота по минному полю ходить? Когда любое слово, самая невинная фраза против тебя может быть использована. И этот процесс бесконечной накрутки, он пока у кого-то нервы не выдержат или время не выйдет. Понимаете? Вот и с вами то же самое. Вы думаете, почему я с вами откровенен? Ну или почти? Да мне терять нечего, я контракт на год имею, я призывник, меня не держит тут ничего, а вот если я завтра на пять лет подпишусь, тогда другое дело, Шар. И тогда любая ваша улыбка будет восприниматься как провокация. Это выше меня как человека, это просто внутри. Это привито, и я с этим сделать ничего не смогу. Я и сейчас на минном поле, я ни черта понять не могу, почему вы со мной тут, я у вас в гостях, и, если это ваша работа, тогда вас пожалеть только остается, потому как тогда Корпус у вас последние крохи отнял и вы просто гайка в колесе.

Ром придает мне смелости, я отпиваю еще.

– А во-вторых? – спрашивает О'Хара.

– А во-вторых, Шар, вы в зеркало на себя часто смотрите? Любой нормальный мужик, если он мужик, на вас стойку сделает. Поэтому, если он рискнуть решил и подлянки ваши пропустил, он на поступок идет. Не надо его за животное считать. Он через себя переступает, а что ухаживать не умеет – это его трудности, вовсе не недостаток. И в койке с вами оказаться для него – это событие, которое его карьеру перевешивает, все его благополучие. Женщину тут получить на часок – только выбирай, сами знаете. А вот он вас хочет, не продажную девку. Он ставит все на кон ради вас, а вы его – мордой об стол. Это жестоко, Шар. Если он пьяная скотина, так и нечего ему надежду давать. Сплавьте его на такси. Кстати, я, кажется, тоже того… Ваш ром на пустой желудок – просто динамит.

Я виновато пожимаю плечами.

– Спасибо за откровенность, – тихо говорит она.

– Я глупостей наговорил, извините, Шармила. Или лейтенант, мэм?

– Да бросьте вы, Ивен. – Она опускает ноги на пол. Склоняется ко мне: – И все же ответьте на мой вопрос. Пожалуйста.

– Шармила, мне с вами очень хорошо. И… меня очень к вам влечет, – неожиданно признаюсь я. Добавляю, словно извиняясь: – Не только физически…

Звякает приемник пневмодоставки в углу. Как кстати. О'Хара недоуменно оглядывается.

– Вы что-то заказали?

– Откройте, – улыбаюсь я.

Она послушно приседает перед бюро. Шелестит транспортной упаковкой. В руках ее – шикарная белая лилия. Женщина удивленно смотрит на нее, словно перед нею не цветок, а какая-то экзотическая бомба. Изумление в ее глазах настолько неподдельно, что невольно передается и мне.

– Что-то не так, Шар?

– Это… мне? – тихо спрашивает она, бережно держа нежное творение какой-то местной оранжереи.

– Конечно, Шар. Разве тут есть еще какая-то дама? – улыбаюсь я. – Дамам принято дарить цветы. Во всяком случае, этому меня учила мама. Надеюсь, я не нарушил никаких национальных традиций?

– Вы не поверите, Ивен, с тех пор как я в Корпусе, мне ни разу не дарили цветов. – Она так и сидит у открытого бюро, осторожно баюкая лилию. Она так смотрит на меня, что я сейчас сотню партизан передавлю без всякого оружия, за такой взгляд любой нормальный мужик всю жизнь ей отдаст, и все равно мало.

Запах, восхитительный запах прибывшего ужина (или уже завтрака?) вклинивается между нами. Мы всплываем, мы отводим глаза, я словно очнулся от наваждения, если бы не столик с фантастически красивыми блюдами, мы так и сидели бы, глядя в глаза друг другу.

– Прошу к столу, Ивен. – О'Хара включает в себе радушную хозяйку. – Надеюсь, у вас нет аллергии на острое.

Я слежу за тем, как и что ест О'Хара, и старательно подражаю ей. Я обмакиваю кусочки жаренных в тесте овощей в густую красную массу – соус. Я отщипываю кусочки хлеба – странных обжаренных со всех сторон шариков. Я борюсь с рыбной мякотью, истекающей паром и никак не желающей удерживаться на кончике вилки. Блюда выглядят необычно. Тонны пряностей придают им желто-красные тона. Есть это без подготовки – самый экстремальный вид спорта из тех, что я знаю. Вкус всего этого – бесподобен, но одновременно жгучие тона специй соревнуются друг с другом, кто быстрее сожжет мой язык и пищевод. Я ем крохотными кусочками, часто прикладываюсь к бокалу с водой, но все равно в животе моем грядет революция, и никакая Национальная гвардия не в силах ее предотвратить. Странное дело, огнеподобный эффект не забивает вкуса рыбы, и я сквозь слезы наслаждаюсь нежной мякотью. Я мужественно продолжаю истязать себя, не могу же я ударить в грязь лицом перед дамой? О'Хара, крепкая штучка, ковыряет понемногу того-другого, и непохоже, чтобы она испытывала какое-то неудобство от жгучего вкуса.

– Шар, вы питаетесь так каждый день? – интересуюсь я после очередного глотка родниковой воды.

– Ну что вы, Ивен, – улыбается она. – Как можно? От силы несколько раз в месяц. Эта еда напоминает мне дом. Вам не нравится?

– Что вы, Шар! Все очень вкусно! – заверяю я и в подтверждение своих слов обмакиваю хрустящий шарик в соус и храбро отправляю его в рот.

Она смотрит на меня недоверчиво.

– Вам действительно нравится?

– Обожаю острое, – подтверждаю я, прожевав, и я не лгу, это святая правда, вот только я умалчиваю о том, что самое острое блюдо из тех, что я ел, все равно что пресная овсяная размазня на фоне того, что сейчас на столе.

– Я рада, Ивен. – Она поочередно показывает вилкой на блюда, как экскурсовод в музее. – Это чапати – хлеб. Вот эта рыба – дахи маччи. Это пакоры – овощи в тесте. Вот этот соус – аналог томатного кетчупа. Только немного другой по составу. Таматар чатни.

Я наслаждаюсь музыкой незнакомых названий. Так неожиданно встретить в обычном офицере, пусть и очаровательной женщине, такую начинку, пахнущую детскими представлениями о путешествиях и далеких волшебных странах.

– Расскажите о вашей родине, Шармила, – прошу я.

Она видит, что дальнейшая дегустация приведет меня на госпитальную койку. Чудо, как она деликатна и одновременно внимательна. Она действительно прекрасная хозяйка. Она делает жест, напоминающий щелчок, и произносит:

– Десерт.

Столик с высокими стаканами и прозрачным кувшином с белой пенной жидкостью внутри тычется ей в ноги.

– Митхи ласси. Молочный коктейль с фруктами и медом. Пейте смело, не бойтесь. – Она подает мне душистый сладкий напиток.