Идеальная копия: второе творение - Андреас Эшбах

Но Иоганнес не сдавался. Он разослал их записи по всему миру, всем людям, которых он когда-либо знал, а их было немало. Один из них, в прошлом менеджер на канадском телевидении, как раз переехал в Голливуд и был потрясен тем, что создал Вольфганг со своими музыкантами. Он заказал им музыку к большому голливудскому фильму, ставшему очень популярным. Когда эта музыка оказалась единственным в фильме, что в итоге получило «Оскара», смешки прекратились.

Глава 18

– Если я тоже попаду в тюрьму… – начала мать.

– Ты не попадешь, – прервал ее Вольфганг.

Они были в саду за домом, где стоял каменный садовый гриль. Из гриля полыхал высокий, яркий огонь – это горели бумаги. Мама вытащила на улицу стопку своих картин, рвала их на кусочки и подбрасывала в огонь.

– Ты не хочешь оставить себе хоть парочку? – спросил Вольфганг. – Самые лучшие?

– Лучших среди них нет. Они все одинаково ужасны, – возразила мать и разорвала следующую картину.

Мерцающий огонь уносил в небо черные хлопья горелой бумаги. Летние каникулы подходили к концу. Шумиха в прессе давно улеглась, в новостях царили новые темы, передовицы газет пестрели новыми сенсациями. Конечно, мир уже никогда не забудет, что на свете есть клонированный человек, но почему-то оказалось, что это совсем не так уж интересно.

Слухи, что этим клоном был он, Вольфганг Ведеберг, будут так или иначе преследовать его всю жизнь. Ему заранее надо было смириться с тем, что процесс старения начнется у него раньше, чем у других людей, и нельзя было исключать и другие генетические отклонения, о которых пока никто и не думал. Если у него вдруг когда-нибудь будут дети, ими несомненно заинтересуются не только СМИ, но и врачи. И совсем уж несомненно, что всю его жизнь ему будут задавать миллион самых дурацких вопросов, так что лучше всего было начать обдумывать ответы заранее.

Со своего ареста отец сидел в тюрьме. Его перевезли во Фройденштадт, где, предположительно осенью, против него должен был начаться процесс.

– Я тоже виновата, – сказала мать Вольфганга. – Я ведь знала, зачем мы приехали на Кубу. Я тоже в этом участвовала. И я никогда не спрашивала у твоего отца, откуда у него образец клетки Иоганнеса. Я убеждала себя, что он взял пробу на всякий случай, в одно из обследований Иоганнеса. Но я никогда его об этом не спрашивала. Я не хотела об этом знать.

Вольфганг почувствовал себя беспомощным.

– Доктор Лампрехт сказал, ты обойдешься условным сроком. – Звучало глупо, но он не знал, что еще сказать.

Мать бросила в огонь последний клочок акварели, еще раз просмотрела папки, чтобы убедиться, что ничего не пропустила, и изможденно опустилась на скамейку рядом с Вольфгангом.

– В любом случае я поговорила с Маитландами. Если я попаду в тюрьму, ты сможешь жить там.

– О, – сказал Вольфганг и невольно улыбнулся, – это почти заманчиво.

Мать не улыбнулась в ответ. Она смотрела на дом.

– Я думаю, мы в любом случае продадим его. Начнем все с чистого листа. – Она посмотрела на Вольфганга, протянула руку, как будто хотела обнять его, но потом опустила ее, и рука повисла в воздухе. – Я участвовала в этом, потому что хотела вернуть Иоганнеса. Все, что написали газеты – что отец заставлял меня и прочее, – это неправда. Я хотела вернуть своего сына. Потому и взяла все это на себя.

Вольфганг подавленно смотрел на нее и не знал, что сказать. А что тут скажешь?

– Всю эту боль я взяла на себя. Меня тошнило от гормональных препаратов. Я испытывала на себе побочное действие других лекарств. У меня было два выкидыша прежде, чем все это удалось. Мужчины работали день и ночь со своими микроскопами и центрифугами и остальными приборами, но именно мое тело было полем для их экспериментов. – Она замолчала и смотрела в пустоту, извлекая оттуда далеко не самые приятные воспоминания. Наконец она посмотрела на Вольфганга, и на этот раз она взяла его за руку. – Но после родов, в тот миг, когда ты голый лежал на моем животе, я поняла, что ничего не получилось. Что ты не Иоганнес, а совсем другой человек. И как я страдала, что потеряла Иоганнеса, так я радовалась, что обрела тебя. Тебя, Вольфганг. – Ее глаза наполнились слезами, и она посмотрела на него, моля о прощении. – Вот что я хотела тебе сказать. Неважно, что произойдет, но ты должен знать это.

Комок застрял у Вольфганга в горле, но вместе с тем он испытал огромное облегчение, как будто все, что мешало ему жить, в одну секунду растворилось в воздухе.

– Я знаю, – сказал он, – знаю, несмотря ни на что.

В первую субботу после каникул они сидели втроем на террасе, Вольфганг, Свеня и Чем. Деревья и кусты в саду были безжалостно подстрижены, в доме Ведебергов никогда еще не было столько солнца. Его было почти не узнать.

– За тебя, – сказал Вольфганг, поднимая бокал и кивая Свене.

– Присоединяюсь, – кивнул и Чем.

За два дня до этого были обнародованы результаты математического конкурса. Из всех участников во всем округе Свеня единственная решила два задания из трех, и потому выиграла значительный приз – приглашение на европейский конгресс молодых математиков, который должен будет состояться в Брюсселе, незадолго до Рождества.

– Проживание в четырехзвездочном отеле, билет на самолет из Штуттгарта, все включено. – Чем никак не хотел выпускать из рук присланные вместе с приглашением проспекты. – А кого ты решила взять с собой? Не этого же неудачника слева от меня?

Имени Вольфганга – впрочем, как и Марко, – в списке победителей не было, что значило, что он не решил ни единого задания.

– Что, прости? – фыркнул Вольфганг. – Сейчас ты напросишься, и весь мой лимонад окажется у тебя на рубашке.

Свеня покачала головой:

– Я все равно не поеду ни на какой математический конгресс с человеком, которому дела нет до математики. Я возьму с собой своего отца, представьте себе.

Чем немного отодвинулся в сторону, потому что Вольфганг все еще угрожающе помахивал своей кружкой с лимонадом.

– Твоего отца? Слушай, это выходит за рамки моего воображения! Я же сразу сказал Риттерсбаху, что математика не для меня, – сказал Вольфганг, но потом вспомнил, что сказал он вовсе не это, а, напротив, поддался на уговоры учителя. Он поставил кружку на место. – И, кроме того, для молодых математиков я могу служить только в качестве бесплатного шоу.

Свеня подняла руки к небу:

– Да прекратите же вы! – Она пихнула Вольфганга в бок: – Много о себе воображаем, господин клон.

В этот момент внизу, перед гаражом, остановился большой черный лимузин. Оттуда вышли трое мужчин в серых костюмах, каждый из которых держал под мышкой черный портфель. Двери машины с тяжелым стуком захлопнулись.

– Кто это? – спросила Свеня.

– Понятия не имею, – ответил Вольфганг.

– Если бы мы были в кино, это должны были быть агенты ФБР, – сказал Чем.

Вышла мать Вольфганга, очевидно привлеченная таинственными посетителями, которые, не сомневаясь и ничего не спрашивая, открыли дверь в сад и поднялись вверх по лестнице, все так же держа свои Черные портфели.

– Может, я сбегаю позвоню доктору Лампрехту? – вполголоса спросил Вольфганг.

Но тут один из гостей, худощавый пожилой шатен, с тщательно прилизанными назад волосами, выступил вперед, кивнул им и коротко сказал:

– Мы ищем господина Вольфганга Ведеберга.

Один из его спутников, толстый мужчина с бледной кожей, на лбу у которого выступили крупные капли пота, добавил:

– Мы из Немецкого математического общества.

Вольфганг и его друзья обменялись непонимающими взглядами. Во-первых, потому, что трудно было представить, как могли миновать кого-то бесконечные рассказы о «клоне» по всем телевизионным каналам, во всех газетах и журналах. Ну а во-вторых… Математическое общество?

– Вы, наверное, имеете в виду Маитланд? – поправил Вольфганг.

– Нет, нет, Ведеберг, – сказал худощавый и посмотрел на своих спутников с просьбой о помощи, – ведь это Ведеберги, не правда ли?

– Верно, – сказал третий, кучерявый широкоплечий блондин, – имя стояло под дверным замком.

Вольфганг покачал головой:

– Простите, но здесь какая-то ошибка. У меня больше нет никаких дел с Математическим обществом.

Трое мужчин в серых костюмах, которые сидели на них заметно плохо, торжествующе переглянулись.

– Простите, но значит вы и есть Вольфганг Ведеберг? – переспросил толстый.

– Вольфганг, пожалуйста, предложи господам сесть, – шепнула ему мать, – а я пока сделаю кофе.

Но господа отказались от кофе – им вполне хватило по стакану лимонада на брата. Так что все они вскоре сидели вокруг садового стола, который посетители методично покрывали стопками бумаги из своих портфелей.

– Дело в том, что… – начал худощавый.

– Все это ужасно неприятно, – добавил толстый.

– Хотя в конечном счете виноват во всем наборщик, – сказал широкоплечий блондин.