С крестом и мушкетом - Игорь Можейко

Кампания по уничтожению китайцев началась с Манилы. Во-первых, здесь было мало китайцев, а во-вторых, они были зажиточными и добро их переходило короне и тем, кто исполнял волю короны.

Офицеры шли от дома к дому. Входили в дом и методично истребляли всех его обитателей, от стариков до грудных детей. Уничтожали и принявших христианство. Тех, кто сочувствовал повстанцам, и тех, кто о них и слышать не хотел.

Когда избиение перекинулось на китайский пригород Манилы, дело уже пошло не так гладко. Крики жертв, доносившиеся из города, насторожили ремесленников пригорода. Там солдаты губернатора встретили первое сопротивление. Пригород загорелся. Схватки перекатывались по уличкам его, и темные фигуры ныряли в клубы дыма.

Тем временем приказ избивать китайцев достиг других провинций и островов Филиппин. Испанцы со всем усердием принялись выполнять приказ.

На морском посту в Кавите было убито 1100 человек. Капитан, командир поста, загнал китайцев в городской магистрат, и оттуда их выводили по десять человек к плахе. Но большая часть китайцев все же вырвалась из здания. Капитан предусмотрел такую возможность. Здание было охвачено полукольцом солдат с мечами наготове. Никто не ушел живым.

Каждый из командиров крепостей имел возможность сам выбрать метод умерщвления беззащитных китайцев. К марту было убито на Филиппинах более 22000 китайцев.

Шести тысячам оставшихся в живых китайцев объявили милость и прощение. Их разделили на христиан и язычников. Христиан поселили рядом с Манилой и отдали под власть и наблюдение иезуитам. Из этой части китайцев должны были набираться мастеровые и лавочники. И иезуитам дано было решать, кто из подчиненных подходит для этого.

«Язычников» передали ордену доминиканцев. Это было не так уж приятно последним, но что поделаешь — все-таки можно кое-что и с них взять. Около четырех тысяч китайцев загнали за высокую ограду возле доминиканского монастыря. Там и должны были они рабами трудиться на благо Короны. Доминиканцам отводилась роль надсмотрщиков. Губернатор не мог простить им того, что они поддерживали архиепископа…

Можно было бы продолжить наш рассказ о жизни губернатора Филиппин, о его новых походах, о вражде с архиепископом, о том, как вновь восстали покоренные острова…

Испания еще долго продержится на этих островах. И с каждым годом все больше будет подниматься колоколен и миссионерских крестов над Филиппинским архипелагом. Ибо покорителям, чтобы держать в повиновении тела рабов, нужны были их души.

И вслед за солдатами, рядом с солдатами, а иногда и раньше солдат всегда появлялись скромные на вид, немногословные люди в сутанах. Миссионеры ордена Иисуса — иезуиты.

ЭПИЗОД ВТОРОЙ,

Где речь пойдет о безработных монахах, о проповеди, которая состоялась случайно, о том, как миссионера изгнали из Кохинхины, о друге-заговорщике и о необычном докладе на Конгрегации пропаганды веры

Эту землю надо захватить, тогда все европейские торговцы найдут здесь источники прибыли и товары.

Из донесения миссионера де Рода, 1621 год

В 1614 году ордену Иисуса, развернувшему свою деятельность в Японии, был нанесен страшный удар. Сёгун[34] издал закон, запрещавший его подданным исповедовать католическую религию, и приказал миссионерам покинуть страну, жестоко расправившись с теми из них, кто продолжал «охоту за душами неверных». Несколько монахов с фанатической радостью надели на себя мученический венец, большинство же благоразумно уехали из Японии и вернулись в Макао — центр португальской миссионерской деятельности на Дальнем Востоке. Десятки безработных монахов наводнили город, и португальские власти уже начали всерьез подумывать о прекращении выплаты жалованья из казны тем из «святых отцов», кто в ближайшее время не сумеет найти себе подобающего занятия. Наиболее предприимчивые и наименее щепетильные представители монашеской братии устремились в торговые предприятия к берегам Явы, Сиама, Малайи и вскоре снискали себе славу самых пронырливых и алчных предпринимателей среди всех европейцев. Другие изыскивали новые сферы приложения религиозного энтузиазма. Все чаще взоры иезуитов обращались к Вьетнаму, где были расположены известные своим богатством княжества Нгюенов и Чиней[35].

Побывавшие в Тханглаунге и Фай-фо[36] португальские купцы не жалели красок для описания этих городов. Тханглаунг они сравнивали с Венецией, причем не в пользу последней. Кохинхину[37] называли страной золота и шелка, сулящей несметные прибыли всем, кто бросит якорь в ее водах. Полные трюмы кораблей служили наглядным подтверждением их слов.

Оставалось одно «но» — и на этот счет торговцы не могли сказать миссионерам ничего определенного: насколько можно рассчитывать на успех в обращении местных жителей в христианство. Когда-то подобные попытки здесь окончились неудачей. В Макао доживает свой век августинец Игнас Барбоша, которого лет тридцать назад занесло в Тонкий, где он, не зная языка и обычаев, пытался применить «наглядный метод» обучения истинной вере. Он показывал вьетнамцам распятие и другие символы христианского учения, а для вящей убедительности разбил несколько изображений Будды в одном из храмов. За свое рвение монах был вознагражден побоями, а затем его изгнали из Тханглаунга. Пример этот был малообнадеживающим.

Правда, с тех пор времена сильно изменились. Иезуиты уже не разрешают себе столь грубых способов агитации инаковерующих. В ордене немало людей высокообразованных, знающих восточные языки и многие науки, обеспечивающие им уважение при дворах азиатских монархов. Инструкции предписывают им терпимость в отношении «языческих» обрядов во избежание конфликтов с населением. Короче, накопленный опыт работы позволял им надеяться на лучший прием во Вьетнаме, чем тот, который был оказан их злополучному предшественнику из ордена святого Августина. Поэтому в 1615 году на португальском корабле, взявшем курс на Кохинхину, отправились шесть иезуитов во главе с неаполитанцем Франческо Бузоми…

Когда Александр де Род в 1624 году прибыл в Кохинхину, он застал там уже действующую католическую миссию. Кто такой этот де Род и почему он оказывается в центре нашего повествования? Рядовой иезуит-француз на службе португальского короля, ибо только португальской короне принадлежит дарованное в 1493 году папами монопольное право вершить все светские и церковные дела в землях к востоку от мыса Доброй Надежды.

4 апреля 1619 года, после семи лет послушничества в ордене, Александр де Род взошел на борт корабля «Санта Тереза», «плавучего монастыря», совершавшего регулярные рейсы между Лиссабоном и Индией. Он полон религиозного рвения, этот высокий двадцативосьмилетний монах. Ничто не может умерить его пыл. Даже унизительные проверки, которые светские и церковные власти Лиссабона устраивали всем священникам-непортугальцам, не смогли вывести его из равновесия. Позднее, в Гоа, где его продержат два с половиной года, периодически допрашивая в инквизиции, он поймет, что все, кто носят сутану, равны перед богом, но не перед португальским архиепископом.

В Гоа де Род не теряет времени даром. Он изучает хинди, китайский, продолжает начатые еще в колледже занятия математикой. Однако сердце зовет его дальше на восток, где он наконец получит возможность нести погрязшим в грехе и заблуждении туземцам истинное учение Христа.

И вот назначение получено. Де Род следует в Малакку, затем в Макао, а оттуда в Кохинхину, где мы и застаем его. Вот он сидит и, теребя бороду, слушает маленького вьетнамца, недавно принявшего христианство и окрещенного Рафаэлем. Всего четыре месяца длятся их занятия, а де Род уже освоил нелегкий язык настолько, что теперь способен принимать исповедь у своей вьетнамской паствы. Впрочем, эта паства отнюдь не многочисленна. Остальные члены миссии не обнаружили дара к овладению вьетнамским языком и вынуждены читать проповеди с помощью переводчиков, что ни в малейшей степени не способствует их популярности. Поэтому они все больше ограничивают свою деятельность японскими и китайскими торговцами, составляющими значительную прослойку среди населения Фай-фо, а заодно служат посредниками в торговле с заходящими сюда раза два в год португальскими кораблями, наживая на этом немалые барыши. Не то де Род. Он неутомим в своем стремлении достичь прямого контакта с аудиторией и с упорством вникает в законы певучего языка вьетнамцев. Коммерческая же деятельность его португальских коллег вызывает в нем только раздражение.

Первая проповедь де Рода, самостоятельно произнесенная им на местном языке, состоялась несколько неожиданно даже для него самого. В этот день миссионеры отправились в гавань встретить прибывший в Фай-фо из Макао португальский корабль. Радостная встреча. Молебен по случаю счастливого прибытия. Расспросы. А затем начинается разгрузка корабля. Вокруг собирается толпа любопытных, жаждущих посмотреть на не столь еще частых в этих краях европейских купцов и их диковинные товары. И вдруг у борта появляется де Род и, обращаясь к шныряющему. вокруг гомонящему люду, говорит, что самый драгоценный товар, который есть у европейцев, — это не то, что свалено здесь в тюках и кадушках, и отдается он не за деньги, а даром, за веру; товар этот — истинный закон, истинный путь к счастью. Толпа притихла. Фигура европейца в сутане, уверенно вещающего на здешнем наречии, привлекла всеобщее внимание. Жители Фай-фо видывали разных проповедников— конфуцианцев, буддистов, даосов, но сегодняшнее зрелище, пожалуй, самое необычное из всех, что им приходилось видеть.